Объединение Бруно Лябасти двух мафий в группу «Бамбуковый сад» добавило к столу Круга новых лиц. Для Круга Бруно оставался человеком, имя которого использовалось как доверительный пароль при переводе денег в Швейцарию. Личностью, действия и помыслы которой контролировались Клео Сурапато. Предполагалось, что только они двое знают код счета в Берне. Состояние баланса на заседаниях Круга докладывали Бруно и Клео по очереди.

Затмение, что ли, нашло на Бруно, когда он отправился на Круг как раз в день разговора председателя аудиторского совета с Ли Тео Ленгом — Амосом Доуви? Вполне возможно, что и так…

Едва открыв кожаную папку, Бруно понял, что вложил в неё по ошибке не финансовый отчет, а совсем другой документ — сведения о движении капиталов крупной корпорации, выкраденные электронным взломщиком Джеффри Пиватски. Листки не имели фирменного обозначения и, прежде чем Бруно окончательно сообразил, что никакого отношения к Кругу они не имеют, папка оказалась в цепких пальцах Крота.

Крот, не особо всматриваясь, пробежал несколько страниц и минуты две размышлял над итоговой суммой: 182 миллиона 458 тысяч долларов значилось там.

Ничего не сказав, Крот вернул документ.

Через два часа в помещении 8-А здания «Банка четырех океанов» Бруно Лябасти приказал секретарю заказать билет на ближайший авиарейс в Швейцарию. В Берне ему сообщили, что действительные накопления на счете Круга составляют 623 миллиона 872 тысячи долларов. После этого он составил заявление на прихваченном из Сингапура бланке с имевшейся на нем подписью Клео — формально они вдвоем и только вместе могли распоряжаться номерным счетом — с просьбой переменить как номер счета, так и код допуска к нему.

Формальности заняли около двух часов.

После этого Бруно составил второе заявление, в котором просил сохранить прежний номерной счет и код допуска, и перевел с нового счета на старый 182 миллиона 458 тысяч. Его дневной заработок составил, таким образом, 441 миллион 414 тысяч долларов.

Подумав, Лябасти поменял и имя владельца нового счета — на Амоса Доуви.

Только он, Бруно, знал код, по которому некий Амос Доуви мог распоряжаться сотнями миллионов. Или не Амос Доуви, а кто-то, знающий код.

Если воротилы Круга держали информатора внутри швейцарского банка в Берне, то донос придет на Амоса Доуви, а про этого Амоса все знали, что он — фигура, подотчетная Клео Сурапато.

Бруно возвращался из Берна через Лондон. Самолетом «Бритиш эйруэйз» прилетел в Джорджтаун на острове Пенанг в Малайзии, где рассчитывал попасться на глаза людям «Бамбукового сада». Из гостиницы «Шангри-Ла» позвонил в Сингапур и поболтал с Клео о пустяках, сказав, что оказался на Пенанге, увязавшись за одной «леди четырех сезонов», и возвращается вечером. Алиби было стопроцентным. Кража, совершенная в Берне, стала абсолютной.

Деньги на старый номерной счет в Берне шли, как и раньше, — через Индо-Австралийский банк и дальше через итальянский Триест. На новый, собственный счет Бруно деньги поступали в конвертах Индо-Австралийского банка, но вторым каналом. Тем самым, который выявил Титто в Триесте.

Клео Сурапато с двадцатого этажа «Герцог-отеля» невидящими глазами смотрел на корабельные огни и отблески бакенов в порту.

Бруно Лябасти только что завершил рассказ о собственном продолжении истории Амоса Доуви, начатой Клео ещё в Сайгоне. Бруно говорил почти без пауз, лишь один раз прервался для телефонного разговора с Рутером, который доложил о завершении какой-то операции.

— Откуда взялась записка через травника от капитана Сы? Зачем это было сделано? — спросил Клео.

— Шутка Крота, друг, — сказал Бруно. — Крот хотел вырвать у тебя состояние, о нем его отец Нго узнал от Фэня, Послеполуденного Фэня, сына капитана Сы. Какая-то история вашего каравана с золотом… Тогда и началась сегодняшняя трагедия.

— Для Крота, для меня — да. А для тебя — триумф. Ты всех убрал, Бруно, с дороги, всех обобрал… Ты подмял под себя все. Но есть люди…

Зазвонил мобильный телефон.

Бруно протянул трубку Клео.

— Тебе.

Из машины, в которой его везли из аэропорта Чанги, Крот, шепелявя и сбиваясь, сказал:

— С интервалами в пятнадцать минут убиты двадцать два держателя «синих фонарей» «Бамбукового сада». Убиты одинаково — пуля в основание черепа. Дай сигнал, Клео, собрать оставшихся в живых для переговоров с представителями нападающей стороны. На обычном месте…

— Нас предали! — зло крикнул ему Клео.

— Бруно? — спросил Крот из машины.

Бруно взял трубку из руки бывшего компаньона.

— Хочешь что-нибудь выпить, Клео?

— Ты Иуда… Я жалею, что не велел прикончить тебя тогда, у канала У Кэй, а расплатился с тобой сполна… Жалею! И жалею, что не могу сделать это сейчас! Жалею!

Он сел на корточки у подоконника, опустил лицо в ладони.

В истории Азии, его Азии, это был первый случай, когда фаранг, белый, переиграл всех местных.

Бруно полистал записную книжку, чтобы вспомнить настоящее имя Крота, которого везли в «Герцог». Найти не успел. В прихожей донесся обрывок мелодии из песенки «Обезьянка в хвойном лесу». Он вдавил кнопку внутренней связи и услышал условное:

— По графику.

Бруно вдавил другую кнопку, открывая дверной замок.

Крота приходилось тащить буквально на руках. Его подвернутые ступни волочились по ковру: упадок сил…

Бруно проконсультировался с записью в книжке.

— Так, значит… высокочтимый и любезный господин э… э… Ийот Пибул? Он же Крот? Здравствуйте… Мне много и всегда с похвалой говорил о вас сын как о старшем бухгалтере бангкокского отделения моего Индо-Австралийского банка. Вы с исключительным рвением исполняли должность…

Крот осваивался с обстановкой. Присутствие Клео, скорчившегося у окна, свидетельствовало, что его самого не убьют — по крайней мере, сразу. Он растопыривал и шевелил крючковатые пальцы с ревматическими шишками на суставах.

Бруно удивлялся стойкости китайцев, они умели скрывать гнев и страх.

— Я жалею, Бруно, что не заявил на Круге о подсунутой тобой фальшивке, липовом балансе нашего счета в Берне, — с расстановкой произнес Крот.

Это не имело теперь значения. Но и опозоренный, он не желал умирать, оставаясь в глазах земляка, Клео Сурапато, дураком. Потому и сказал то, что сказал.

— У меня было ощущение, что ты знал, — ответил Бруно.

— Я подумывал тебя убить…

— Что же тянул?

Крот покосился на Клео.

— Так что же тянул, а? — напомнил Бруно. — Или жадность мешала? Полагал, что я полностью в твоих ревматических лапах и все, что наворую у Круга, достанется потом тебе одному?.. Клео, ты слышишь? С помощью Послеполуденного Фэня, достойного сынка капитана Сы, сначала он проглотил бы добытое твоим отцом и тобой, а потом принялся за меня!

— Миллионы в Берне и твоя поганая жизнь были слишком связаны, чтобы сразу рубить этот узел, — сказал Крот.

Этим он вернул себе «лицо» в глазах Клео.

Бруно все понял. Унизить китайцев в глазах друг друга не удавалось.

— Здесь две спальни, — сказал он. — Около десяти вечера вас отвезут на Круг… Опустевшие в эту ночь кресла не останутся вакантными. Появятся другие лица. Лица моих людей. Ничего не изменилось…

— Кроме твоего положения, — сказал Клео новому главе «Нуган Ханг бэнкинг груп» и полновластному хозяину Сети. Бывшему легионеру, кричавшему от отчаяния возле канала У Кэй, в помоях которого ему предстояло бы утонуть, не сдержи Клео своего слова. Бывшей марионетке, жену которого, пожелай Клео воспользоваться этим, он уложил бы в постель отца Крота. Бывшему нищему французу — или кто там он от рождения? — и новоявленному предводителю «Бамбукового сада».

— Я хочу позвонить сыну, — попросил он.

Бруно кивнул охранникам.

— Сынок, — сказал Клео в трубку обычного телефона, не сотового, передай матери, что я заночую у своего друга Бруно Лябасти… Да, она права… самое безопасное для меня сейчас место в городе… Кто приходил?

Бруно схватил параллельную трубку. Полный молодой энергии голос Лин Вэя звучал в трубке: