Глава двадцать пятая

Энцо

— Ты перепихнулся? Вовремя, черт возьми.

Я поморщился от замечания Алессандро; затем в моей голове пронеслись воспоминания о том, как я провел время с Марией чуть больше часа назад. И я отдал бы все, чтобы мы были вместе, чтобы она была в безопасности в моих объятиях. Киара спала в своей кроватке. Никаких забот.

Вместо этого я летел на самолете в Сиракузы, чтобы выкрасть человека из-под охраны ЦРУ, а Мария осталась одна, чтобы справляться с моими родителями и сестрой.

— Ты действительно спрашиваешь меня об этом? — Я был не в настроении обсуждать свою сексуальную жизнь с мужчиной, который использовал мой дом для перепихона, чтобы женщины не узнали, где он живет.

Алессандро небрежно откинулся на спинку кожаного кресла на борту нашего частного самолета. Мы находились в воздухе уже двадцать минут, и он впервые заговорил с тех пор, как сбежал из кабинета.

Я посмотрел на Хадсона, который занялся подготовкой своей снайперской винтовки MK13. Она явно не была предназначена для резиновых пуль. Скорее, калибр 0.300 Winchester Magnum. Винтовка была немного компактнее, но обладала большей точностью. Я тоже предпочитал такую винтовку.

В этом году мы действительно были обязаны выплатить большие рождественские премии нашим сотрудникам в аэропорту, которые помогли обеспечить безопасную доставку нашего снаряжения и оружия к самолету без посторонних глаз. Мы летели не на коммерческом рейсе, но иметь своего человека, или в данном случае женщину, для доставки всего необходимого в ангар было очень полезно.

— Мне нужно отвлечься от того, что наш отец разрушил нашу жизнь. — Алессандро не собирался оставлять это без внимания, не так ли? С тех пор как я переехал в Шарлотту и понял, как я отношусь к Марии, этот человек был для меня шипом в заднице. Для человека, который утверждал, что у него нет сердца, он целый год заставлял меня следовать своему.

— О чем ты думаешь? — Алессандро взглянул на Константина, который убирал свою винтовку Ruger Precision Rifle, предпочитаемую им для стрельбы на дальние дистанции.

Константин уперся рукой в потолок над головой.

— Папа сделал то, что сделал, для мамы. Она бы не пережила смерть дочери и трех сыновей в тюрьме. Все, что он делает, он всегда делает ради нее, ты же знаешь.

— Он сам тебе это сказал? — удивленно спросил я.

— Ему и не нужно было. Эта женщина — его мир. Он готов ради нее на все. — Нейтральное выражение лица Константина немного смягчилось, это было послание для меня: Ты готов на все ради Марии. И я готов. — По мнению отца, он делал то, что считал нужным, даже если это означало предательство слова, данного ей, и заставляло нас жить так же, как он жил в Италии.

Алессандро встал и подошел к разложенному оружию, отодвинув в сторону чехол, в котором хранился наш карабин М4 — короткоствольная винтовка, предназначенная для ближнего боя.

— Все равно ни у кого из нас не было шансов. Ты ведь понимаешь это? — Константин взял Алессандро за руку, побуждая его посмотреть на него. Мой брат медленно повернулся лицом к Константину, его плечи были по-прежнему расправлены, тело напряжено. Он был готов к бою. Но он не мог выстрелить, чтобы избавиться от этой проблемы. Нашего прошлого. — Мы все были в жопе задолго до смерти Бьянки. — Константин вбил в него суть. — Просто посмотри на прошлое нашей семьи.

— Я в это не верю. Мы могли бы сделать что-то другое со своими жизнями. — И все же в тоне Алессандро сквозило поражение.

Константин отпустил Алессандро, его взгляд переместился на Хадсона, который молчал во время нашего семейного разговора.

— А если я скажу тебе, что настолько испорчен, что никогда не бросал, что тогда? — Алессандро посмотрел на меня, в его серых глазах читалось извинение. — Как я уже сказал, у меня зависимость.

Я выпрямился от шока, и мне потребовалось мгновение, чтобы осознать его слова.

— Значит, все эти разговоры о том, что тебе не хватает охоты, и ты никогда ничем не удовлетворен, были чушью?

И почему Константин не выглядел взбешенным? Или Хадсон, если уж на то пошло?

— Я не могу отворачиваться в другую сторону, когда происходит что-то плохое. Можешь ли ты винить меня? — спросил Алессандро, пытаясь преуменьшить значение того, чем он занимался в течение двух лет после нашей предполагаемой отставки. — Но я скучаю по тому времени, когда мы были одной командой. Ничто в гражданском мире не может с этим сравниться.

— А ведь это правда, — пробормотал Хадсон под нос, нарушив молчание.

— И я. — Константин кашлянул в закрытый кулак, его взгляд неловко переместился на меня. — Я тоже не остановился.

— Вы шутите? Все эти разговоры о... — Алессандро замолчал, поняв, что он собирается повторить то, что я только что сказал о нем. — Значит, мы действовали в одиночку, когда могли бы объединиться? Что ж, это отстой. — Он посмотрел на меня, словно проверяя искренность моего удивления.

— Я перестал, когда переехал в Шарлотту, — подтвердил я, а затем переглянулся с Хадсоном.

Хадсон провел ладонью по своей бородатой челюсти, опустив глаза в пол.

Алессандро посмотрел на Хадсона.

— Черт. Ты тоже?

— Хотя я уже много лет не лишал никого жизни, если это улучшает ситуацию? — Хадсон пожал плечами.

Хадсон никогда не участвовал в сделке с правительством, но это потому, что мы не назвали его имени при аресте. Но он всегда был рядом с нами, когда мы разбирались с несправедливостью по своему усмотрению.

— Похоже, ты единственный, кто действительно вышел в отставку и изменился, брат. Кажется, у тебя есть шанс на нормальную жизнь, — сказал мне Алессандро.

Изменился. Это слово пробивало себе дорогу в моем сознании, пока я осмысливал правду, которую с трудом признавал из страха, что она не может быть правдой.

Я ушел от той жизни, а Мария и Наталья помогли мне удержаться. Контролировать себя. И я полагал, что работа на кухне была для меня еще одним способом сбежать. Кроме того, я никогда не читал и не смотрел новости. Убедился, что все оповещения на моем телефоне отключены. Я бы не выдержал, если бы узнал о том, что какой-то мудак причинил боль невинному человеку, и я ничего с этим не сделал.

Я изменился, не так ли?

— Нам нужно сосредоточиться на сегодняшнем дне. Все остальное мы сможем обсудить позже, — заявил Константин. Но что было выяснять? Они должны были остановиться, как мы и договаривались, верно?

Сглотнув неприятный комок в горле, я решил переключиться и спросил:

— Ты действительно сможешь работать с Картером?

Константин сжал шею сзади.

— А какой у меня выбор?

— Хорошо. Только не начинай выяснять отношения с ним. — Я покачал головой. — И, может быть, мы все переживем эту ночь.