Глава 28

Айзек

Я сижу в классе. Сегодня первый день после каникул, и я так устал. Однако я помню этот вид усталости. Такая же усталость была и раньше, когда я встречался с Элли по вечерам. Я скучал по этой усталости.

Элоиза: Угадай, что я вчера приобрела.

Поднимаю взгляд, и по-настоящему, кажется, что она сосредоточена на своей работе. Ее ручка двигается по бумаге, расположенной перед ней. У этой девушки есть талант.

Айзек: Мозг?

На этот раз она поднимает глаза и пронзает меня взглядом, который может убить.

Я сдержанно усмехаюсь и жду ее следующего сообщения, делая глоток воды.

Элоиза: Давай просто скажем, что презервативы можно оставить в прошлом.

Лучше бы я не начинал пить, когда она это сказала, потому что только что я прыснул на Шеннон водой изо рта. Хлопаю себя рукой по груди, пока класс надо мной смеется

Элоиза подмигивает, смеясь вместе со всеми, и возвращается к работе.

— Отвратительно, — огрызается Шеннон и выбегает из класса, без сомнения, чтобы привести себя в порядок.

— Не волнуйтесь, сэр. У нее на лице были вещи и похуже. — Шутит Уэсли, и Хейли дает ему подзатыльник.

— Успокойтесь. — Я прочищаю пересохшее горло и снова беру телефон.

— Так несправедливо, — огрызается Хейли. — На прошлой неделе меня чуть не выгнали из класса за того, что я пользовалась своим телефоном.

Я многозначительно на нее смотрю.

— Думаю, ты забываешь, кто здесь для того, чтобы учиться, а кто для того, чтобы сидеть и скучать, пока вы делаете вид, что учитесь.

Элоиза: Подумала, что это станет приятным сюрпризом.

Айзек: Я волновался из-за случайности, которая произошла с нами в День Святого Валентина. Собирался обсудить это с тобой, но не знал, как начать.

Элоиза: О, не волнуйся, я не беременна. Тебе следовало просто спросить меня... глупый.

Я ловлю ее взгляд и подмигиваю.

Айзек: Возвращайся к работе.

Я заканчиваю занятия с теплым чувством в груди и выпуклостью на штанах. Я не жалуюсь.

***

Ладно, беру свои слова обратно о том, что я не жалуюсь и наслаждаюсь теплыми чувствами.

— Кому ты пишешь? — Я хмурюсь, и я знаю, что хмурюсь, но она была прикована к своему телефону большую часть этого фильма.

— Это просто по поводу здания.

— Что по поводу здания?

— Эмм... — Она колеблется и блокирует свой телефон, пытаясь прижаться к моему боку. — Я помогаю выбирать цветовую гамму для вестибюля.

— Оно еще даже близко не готово. Почему ты обсуждаешь это сейчас? — Она морщится, и у меня в груди что-то сердито сжимается. — Элли?

— Это пустяки, обещаю.

Она только что солгала… она только что, черт побери, солгала мне. Я сажусь прямо и немного отодвигаюсь, ставя фильм на паузу, чтобы сосредоточиться.

— С кем ты это обсуждаешь?

— Какая разница? Я никогда не спрашиваю, с кем ты переписываешься!

Теперь я определенно обеспокоен.

— Элли, вот так и начинаются проблемы с доверием. Кому ты пишешь?

— Джастину, — выпаливает она и поднимает руки, защищаясь, когда я сужаю глаза и сжимаю челюсть.

— Джастину? Парню, у которого, как ты сказала, нет твоего номера? — Она определенно это говорила.

— Я этого не говорила! Ты же знаешь, я дала его ему в День Святого Валентина! — А теперь она начинает защищаться.

— Ты сказала, что будешь держаться от него подальше.

— Я держалась от него подальше. — У нее звенит телефон. Она морщится, и я пытаюсь его выхватить. — Что, черт возьми, ты делаешь?

— Хочу посмотреть! — Она засовывает его в лифчик, прежде чем я успеваю его схватить. — Дай мне посмотреть!

— Нет. — Она мотает головой и складывает руки на груди. — Не могу поверить, что ты мне не доверяешь.

Черт.

— Я доверяю тебе.

— Черта с два ты доверяешь, придурок. Я не буду показывать тебе свой телефон. Это мой личный разговор.

— Почему нет, черт возьми? Если тебе нечего скрывать, тогда в чем проблема?

Ее лицо мрачнеет, а голос понижается до шипения.

— Думаешь, мне есть что скрывать?

— Да, потому что ты, блять, скрываешь! А теперь покажи мне свой чертов телефон!

— Катись к черту. Я ухожу. — Она подхватывает с пола свою сумку, но я хватаю ее за руку, прежде чем она успевает куда-либо уйти. Знаю, что, наверное, веду себя неразумно, но ничего не могу с собой поделать. Мои глаза застилает зеленая пелена, а в груди все горит от боли и ревности. — Айзек! Я не буду показывать тебе свой телефон!

Я отпускаю ее и плюхаюсь на диван. Плевать.

— Надеюсь, он сделает тебя счастливой!

Элоиза

Я изумленно на него смотрю.

— Ты такой чертов ребенок.

— Если ты не дашь мне свой телефон, и я сам не посмотрю, то можешь не возвращаться. — И затем он добавляет. — Две недели. — Меня охватывает облегчение.

— Ну и ладно… ты и так отнимаешь у меня слишком много времени с Джастином.

— Это нелепо. Это безумие. Что, черт побери, мы делаем?

Я не делаю ничего плохого. Сообщения действительно платонические во всех смыслах этого слова. Проблема в отношении Айзека, иногда он такой властный и контролирующий. Дома я получаю достаточно этого дерьма от своего отца, но даже он не заглядывает в мой телефон.

Айзек ворчит, все еще хмуро глядя в телевизор, пока я собираю свои вещи. Думаю, он искренне считает, что я не уйду.

Он ошибается.

— Увидимся через две недели. — Я не забываю сильно хлопнуть за собой дверью.

Я не удивляюсь, когда вскоре слышу, как она открывается, и еще меньше удивляюсь, когда он втаскивает меня обратно в свою квартиру, прижимает к стене, срывает с меня одежду и погружается внутрь.

Ему очень, очень не нравится Джастин. Не то чтобы я его виню. Я бы ревновала, если бы наши ситуации поменялись местами, но мне хотелось бы думать, что я бы в него верила.

Не знаю, почему я почувствовала необходимость вывести его из себя. Вчера он весь день был на меня сердит.

Я не горю желанием идти на его урок этим утром. Надеюсь, мы сможем помириться во время занятия или после.

Я держу голову опущенной, когда вхожу в класс, надеясь, что он увидит, как я несчастна, и сжалится надо мной.

Он этого не делает. Только сердито на меня смотрит, явно все еще очень злясь.

Вздохнув, я сажусь на свое место и жду начала урока, игнорируя Хейли, которая называет меня ПМС принцессой и смеется над собственной шуткой.

Это не ПМС; это хандра бойфренда. Ненавижу, когда мы ссоримся.

Мне следовало просто дать ему свой телефон, но я терпеть не могу, когда кто-то роется в моем телефоне. Мои разговоры — мое личное дело.

Айзек: Перестань дуться. Я прощаю тебя.

Элоиза: Правда? Ты оставишь эту ситуацию? :-D

Айзек: Конечно.

— Элоиза Блэкберн, — внезапно кричит он. Все оборачиваются, чтобы посмотреть на меня. Я в ужасе вытаращиваю глаза. — Принеси мне свой телефон. — О, этот хитроумный ублюдок! Я сама на это нарвалась. — Сможешь забрать его обратно после урока, и это касается каждого, кто хотя бы подумает о том, чтобы ответить на звонок. Вы здесь, чтобы учиться. Переписывайтесь с друзьями в свободное время, понятно?

Я остаюсь сидеть в шоке, когда Айзек выхватывает у меня телефон и прячет его в карман. Хейли наклоняется ко мне и шепчет:

— Ладно, беру свои слова обратно. Он ПМС принцесса.

Мне хочется рассмеяться, но я слишком зла. Ну и засранец!

Только после урока он проверяет мой телефон и понимает, что был неправ, а я права.

— Я не принимаю твоих извинений, и нет, я не приду еще две недели.

Он обиженно надувает губы.

— Я уже извинился.

Я показываю ему средний палец и выхожу из класса с телефоном в руке. Ни за что не стану с этим мириться.

Ни за что на свете.

— Ходит слушок, — шепчет Хейли, когда мы сидим в библиотеке и делаем домашнее задание. — Хочешь его услышать?

Я пожимаю плечами.

— Он хороший?

Она оглядывается по сторонам в поисках слушателей, прежде чем наклониться еще ближе.

— Шеннон беременна.

Мой желудок болезненно сжимается, а глаза расширяются.

— Да ладно?

Хейли кивает, на ее лице отражается то, что я чувствую внутри.

— Ага. Насколько же это плохо?

— Где ты это услышала?

— По всей видимости, Джемма Аллен была с ней, когда та делала тест.

— Вот черт. Правда?

Хейли снова кивает и откидывается на спинку стула.

— Мне очень ее жаль. Интересно, кто отец. Она никогда не упоминала, что встречается с кем-то.

Мне нужна лишь одна догадка, чтобы понять кто это. Черт возьми. Это плохо.

Что мне делать?

Мне даже не нравится Шеннон, но это, должно быть, ужасно, и я так сочувствую жене Диплока.

Понятия не имею, как я буду сидеть на его уроках, совершенно не представляю. Хочу отвесить этому придурку пощечину. Ему следовало думать!

Я очень надеюсь, что она не беременна, и очень надеюсь, что это всего лишь слухи. Если подумать, она пропустила несколько дней за последние пару недель.

Только когда я вижу, как она идет домой с очень мрачным видом, я понимаю, что слухи верны.

Элоиза: Согласно школьным сплетням, Шеннон беременна.

Айзек: Черт.

Элоиза: Ты собираешься рассказать своему отцу?

Айзек: Не думаю, что мне придется.

Элоиза: Я все еще зла на тебя.

Айзек: Позже я заглажу свою вину перед тобой.

Элоиза: Я не смогу прийти сегодня вечером. Я работаю, и папа сегодня возвращается из Йорка.

Он не отвечает, и до конца дня я больше ему не пишу.

Айзек

Это черный день для всех, когда в середине апреля правда выплывает наружу. Моему отцу пришлось уволить одного из своих любимых сотрудников, а полиция допросила весь преподавательский состав, включая меня.

Я был таким параноиком, но, опять же, таким был и весь персонал. Никто не мог в это поверить. Единственная причина, по которой они поверили в это сейчас — это то, что Шеннон определенно беременна. Из-за отсутствия поддержки со стороны Диплока она сама рассказала школьному совету, продемонстрировав доказательства их романа.

О нашей школе писали во всех газетах, и Элоиза сама не своя. Как и я.

Это ужасно.

То же самое произойдет и с нами.

Шеннон окрестили шлюхой-разрушительницей семьи, а Стюарта лишили лицензии на преподавание, пока они не закончат расследование. Жена выгнала его, и никто в городе не хочет брать его на работу, потому что все возмущены его поведением.