— Да, двое детей, оба младше пяти. Я женат на Джорджии Бекс. Ты ведь помнишь ее?

Пытаюсь вспомнить, но лицо ускользает.

— Извини. Прошло много времени.

— Понимаю. — Он ухмыляется Кэтрин и бросает ей свой телефон. — Сделай фото этого момента для меня.

Да ну к черту. Пытаюсь отодвинуться, но он обнимает меня за плечи.

— Серьезно, Стюарт?

— Да ладно, дружище, всего один маленький снимок.

Он посмеивается, когда я закатываю глаза и поворачиваюсь к камере.

— Скажите сыр, — говорит Кэтрин.

Она, должно быть, издевается.

К счастью, Кэтрин делает снимок, не заставляя нас произнести то слово, которое вы говорите только тогда, когда вам шесть лет, и вы вынуждены пережить бесконечное количество слепоты, вызванной вспышкой.

Стюарт подводит меня к окну, мы оба садимся за стол.

— Я тянул до последнего момента. — Он показывает на лежащие перед ним бумаги. — Мне правда нужно прекратить это делать.

— Думал, ты учился в колледже на юриста.

— Учился и провалился, вместо этого прошел курс математики.

— Мило.

— Я думал, ты преподаешь продвинутый английский и литературу. Разве не твою книгу издали или что-то в этом роде?

Киваю.

— Да, но моему отцу нужно было заполнить вакансию, а история и литература слишком похожи. Это все чтение. Только одно происходило по-настоящему, а другое обычно нет.

— Которое из них? — Спрашивает он, ухмыляясь.

Я смеюсь и пожимаю плечами.

— Этого я еще не понял. Думаю, узнаем, когда изобретут машины времени.

Работа заканчивается. С коробкой в руках я направляюсь к машине, а затем домой. Мое новое место вполне приличное, если не считать гребаного тупого шумного соседа, который, похоже, считает громкую музыку своим образом жизни. Громкую и дерьмовую музыку. С битами, не соответствующими ритму. Голосом, повторяющим звук, который издает кошка, если ее положить в сушилку.

Было бы здорово иметь возможность расслабиться в тишине собственного дома.

Тишина — ключевое слово.

Я пытался постучать в дверь, но это не помогло. В основном, потому что придурок меня не слышит из-за своей дурацкой музыки.

Я снова звоню своему домовладельцу. Обычно справляюсь с этим сам, но после прошлой попытки не особо хочется, чтобы собачье дерьмо снова было размазано по моей двери.

Наверное, это был худший день в моей жизни. Что он за животное?

Кроме того, откуда, черт возьми, он взял собачье дерьмо? Насколько мне известно, у него нет собаки.

Высыпаю содержимое коробки на стол, который достался вместе с квартирой, и проверяю прошлогодние работы, чтобы увидеть, кто хорошо справляется, а кто нет. Моя мама написала обо всех своих учениках в каждой тетради.

Некоторые привлекают мое внимание, но больше всего меня интересует Элоиза Блэкберн, девушка, которую я спас от столкновения с машиной в прошлом месяце. Не знаю, почему я так ею интересуюсь, но, с другой стороны, это нормально, когда человек чувствует связь с кем-то, чью жизнь он спас.

Я прочитал аккуратные каракули мамы, а затем перечитал еще раз.

К концу года оценки упали, не уверена из-за чего. Возможно, проблемы дома. Дважды была поймана выпивающей и более двух раз была в нетрезвом состоянии, один раз на территории школы. Почему такая хорошая студентка сошла с рельсов? Подростковая тоска? Скука?

Нужно приглядывать за Элоизой.

Понимаю, что эти заметки она сделала для себя, когда ее разум перестал принадлежать ей. Меня гложет чувство вины. Быстро закрываю книгу и бросаю ее в коробку к остальным.

Элоиза, кажется, уже пережила все это.

Я видел, как подростки сходят с рельсов. К счастью, большинство из них снова приходят в себя, а те, у кого это не выходит, конечно, не возвращаются в школу для окончания учебы.

Звонит телефон, вырывая меня из моих мыслей и пугая так сильно, что другие книги падают с колен на землю.

Смотрю на экран и улыбаюсь, когда вижу звонок от мамы.

— Привет, — осторожно поднимаю книги и кладу их обратно в коробку на столе. — Все в порядке?

— Нет, у меня закончился крафтовый лимонад, — говорит она почти истерично.

— Ладно, пусть папа купит по дороге домой, — предлагаю я, но слышу только тишину. — Хочешь, я тебе принесу? — Опять тишина. — Мам? — Меня охватывает паника. Я тут же встаю и тянусь за пальто. — Мам?

— Я здесь. — Слава богу.

— Я еду. Есть какая-то определенная марка, которая тебе нравится?

— Эм... — она снова замолкает, а моя паника сменяется разочарованием.

— Мам, какую марку я купить?

Еще через мгновение она откашливается и может говорить, наконец.

— Твой отец приносит мне тот, с бежевой этикеткой. Не могу вспомнить марку.

— Без проблем. — Быстро натягиваю куртку и иду к двери. — Что-нибудь еще?

— Нет. Только мой лимонад.

— Ладно, мам, я вешаю трубку. Скоро буду.

Вот тебе и тихий день.

Черт. Мысленно ругаюсь, стоя у отдела с напитками и смотря на четыре вида крафтового лимонада. Какую этикетку она назвала? Оранжевую?

Твою мать.

Пытаюсь дозвониться до нее, но никто не отвечает. Шумно выдохнув, я хватаю бутылку с оранжевой этикеткой и бросаю ее в корзину.

— Если это для миссис Прайс, то ей нравится бежевая этикетка, — позади раздается нежный и неуверенный голос.

Поворачиваюсь и вижу молодую девушку, у которой на руке висит полная корзина вредной еды.

— Элоиза.

— Ага. — Говорит она. Наблюдаю за тем, как шевелятся ее губы, пока она жует жевательную резинку. Ее полные губы блестят от влаги после недавнего смачивания их языком. — Она всегда пила тот, что с бежевой этикеткой. Постоянно.

— Спасибо, — говорю я и ставлю на полку тот, что схватил.

— Без проблем. — Она начинает уходить, а я борюсь с желанием догнать и спросить ее еще раз, как она себя чувствует. Несчастный случай подобный тому, который она едва избежала, должен был ее немного потрясти, но она кажется спокойной. Хотя это было месяц назад.

Почему я по-прежнему не могу выкинуть это из головы?

Может потому, что сам потрясен тем фактом, что был очень близок к тому, чтобы стать свидетелем смерти молодой девушки.

Сколько ей лет? Возможно, семнадцать? Она не выглядит на свой возраст. Но опять же, в наши дни большинство девочек в подростковом возрасте выглядят намного старше.

— Вам, наверное, лучше захватить несколько бутылок, — говорит она, останавливаясь в конце прохода и перебрасывая волосы через плечо. Это очень красивый оттенок красного, я не могу не задаться вопросом, окрашены ли они. Поймал себя на том, что задавался этим вопросом уже сегодня в классе. Я видел рыжие волосы, но этот цвет нельзя таким назвать. Он не ярко-оранжевый, а скорее нежный, глубокий красный, который меняет оттенки на свету. Волосы спадают мягкими волнами на ее плечи. Могу сказать, что вероятно, она заплетает их на ночь, чтобы сделать такими. Эти волны не могут быть естественными, они слишком идеальной формы.

— Что, прости? — Спрашиваю я, моргая, освобождаясь от своих мыслей и встречаясь с ее карими глазами.

— Возьмите ей несколько бутылок. Она пьет его, как воду.

— Верно, — бормочу я, мысленно ругая себя за то, что забыл об этом, и кладу еще пять бутылок в корзину. У моей мамы всегда была нездоровая одержимость крафтовым лимонадом, но я никогда не обращал на это особого внимания, когда жил дома, поэтому даже не знаю, какую марку она пьет.

— Как ты... — Когда я поднимаю глаза, ее уже нет, и мой вопрос обрывается. — Узнала?

Похоже, Элоиза достаточно наблюдательная личность.

Направляюсь к кассам, а затем домой. Дом, где живет моя мама, а не я.

Мама болтает о чем-то на кухне, когда я оказываюсь в месте, где вырос. Ставлю пакеты с бутылками лимонада на пол и откашливаюсь, чтобы предупредить ее о своем появлении.

Она моргает, смотря на меня, явно смущенная моим присутствием на кухне, но, к счастью, быстро приходит в себя и благодарит меня поцелуями в обе щеки, после чего убирает бутылки.

— Останешься на ужин? — Спрашивает она, глядя на часы.

— Я уже поел, но спасибо.

— Как прошел первый день?

Хороший вопрос.

— Интересно. Ты права насчет десятиклассников. Им всем слишком скучно.

— Этот город нуждается в большем. Улицы для них не безопасны для игр, как это было раньше.

Я киваю в знак согласия, прежде чем задать вопрос, но не осмеливался.

— Так... как ты себя чувствуешь?

Мама останавливается, сжимая в кулаке свернутый пластиковый пакет. Я вижу, как ее глаза становятся тусклыми, а брови хмурятся.

— Не уверена, как должна себя чувствовать. — Она вдруг улыбается и кладет пакетик в держатель, приколотый сбоку к стойке возле кафельного пола. — Я рада, что ты дома. Мне это нравится.

Моя челюсть сжимается, когда невыносимое чувство печали поглощает меня. Прочищаю горло, чтобы избавиться от комка, который, похоже, там и застрял.

— Я тоже рад быть дома.

— Я не настолько больна, чтобы не распознать ложь, когда слышу ее, — поддразнивает она и, повернувшись ко мне, щиплет меня за щеку. — Как бы то ни было, я знаю, что ты скучал по нам, и знаю, что ты любишь нас так же, как и мы любим тебя. Это все, что имеет значение. Это и тот факт, что теперь ты здесь.

Комок возвращается, но я проглатываю его с тяжелым глотком воздуха и направляюсь к коридору.

— Мне нужно закончить много работы. Тебе еще что-нибудь нужно, прежде чем я уйду?

— Не мог бы ты позвонить отцу и попросить его купить лимонад по дороге с работы? Я забыла заказать его во время вчерашней покупки продуктов через интернет. Он так все упростил, согласен?

Я ухожу, не поправляя ее. Не выдержу больше ни секунды в этом доме. Видя, как ее состояние ухудшается, разрывается моя гребаная душа.

Элоиза

Жизнь в маленьком городке имеет свои преимущества и недостатки. Частые встречи со знакомыми людьми могут быть хорошими и плохими.

Если вы пытаетесь кого-то избежать — это невозможно, а если пытаетесь найти, то это очень легко. Также еще приятно столкнуться с людьми, которых вы не ожидаете увидеть, но на которых приятно смотреть.