Глава 10

Холден

Следующие три дня я ходил в лес и бесцельно бродил, зовя Лили. Пару раз я даже целенаправленно пытался заблудиться, но, должно быть, начал запоминать те или иные места, сам того не замечая.

— Как, черт возьми, человек не может заблудиться в глухом лесу, когда он действительно пытается? — пробормотал я. — Это доказывает, Холден, что ты безнадежен. Совершенно безнадежен.

Вернувшись к дому, я принялся мерить крыльцо шагами.

Здесь так много хороших мест для прогулок. Тут можно бродить целыми днями и лишь изредка заходить на одну и ту же землю. Бл*дь. Лили.

Я провел рукой по волосам. Я собирался вышагивать туда-сюда и преждевременно облысеть, если не перестану трогать свои волосы.

Как, черт возьми, все так быстро пошло под откос? Чертова змея Тейлор. Что я вообще в ней нашел?

Она хороша в постели.

Не сомневаюсь. У нее много практики.

Эти слова промелькнули в моем сознании, отчего заболела голова. Я поднял руку и помассировал затылок.

Райан… у меня был разговор с Райаном.

В тот день я разговаривал с Райаном.

Я покачал головой.

Нет, нет, я отказываюсь думать о том дне.

Я с силой выкинул эти мысли из головы.

Нет.

Я должен был все объяснить Лили. Должен был дать ей понять, что в случившемся нет моей вины. Я должен был знать, даст ли она мне еще один шанс. Неважно, что мне придется заново начать детоксикацию. Но я не мог этого сделать, пока не буду уверен в том, что с Лили все улажено. И теперь, благодаря Тейлор, у меня появился новый запас. Но, на самом деле, это было хорошо, потому что я должен был убедиться, что со мной и Лили все в порядке. Я должен был знать, что она будет ждать меня на другой стороне, так сказать. Знание этого помогло бы мне пройти сквозь тьму. К ней.

Итак, если она не в лесу, то где же она? Она сказала, что живет неподалеку, но где?

Вернувшись в дом, я достал ноутбук и сел на диван, положив его на колени. Я воспользовался Google картой, чтобы найти свой дом. Единственным зданием на много километров вокруг — была заброшенная психиатрическая больница, о которой упоминал Брэндон. Больница для душевнобольных «Уиттингтон». Я ввёл название в поисковую строку Google и пролистал пару страниц информации.

Уиттингтонская больница для душевнобольных, позже переименованная просто в «Уиттингтон», была построена в 1901 году на участке площадью шестнадцать гектар. Здание площадью полторы тысячи квадратных метров было спроектировано Честером Р. Пенделтоном, который считал, что о душевнобольных следует заботиться и относиться к ним с добротой и состраданием, вдали от многочисленных раздражителей внешнего мира. Это воплотилось в роскошных интерьерах, включая часовни, аудитории, библиотеки, отдельные комнаты для пациентов, все со сводчатыми потолками и большими окнами, обеспечивающими максимальный солнечный свет и вентиляцию. Обширная территория и сады были украшены красивыми статуями, фонтанами, скамейками и прекрасными пешеходными дорожками.

Я просмотрел несколько черно-белых фотографий, не отметив точный год, когда они были сделаны. Несмотря на то, что интерьер действительно был очень привлекательным — легким и воздушным, — снаружи здание выглядело как нечто из фильма ужасов. Огромный и готический, с высокими, богато украшенными башнями, грандиозными арками и широкими окнами. Были даже кричащие горгульи по бокам верхних окон. Уверен, что ничто так не успокаивает душевнобольных, как монстры за пределами их комнат. Я не мог сдержать дрожь.

«Уиттингтон» был построен более чем в 30 километрах от ближайшего населенного пункта, чтобы гарантировать, что в случае побега пациента, местным жителям ничего не грозит. «Уиттингтон» был частной больницей, пациенты которой состояли в основном из членов богатых семей, желавших сохранить в тайне состояние своих родственников. В последующие годы, хоть «Уиттингтон» все еще находился в частной собственности, он начал принимать пожертвования, гранты и некоторое государственное финансирование для менее удачливых.

Несмотря на благие намерения, исходившие из замысла, население больницы, первоначально рассчитанной на лечение трехсот пациентов, к 20-м годам достигло почти полутора тысяч человек. Однако численность персонала оставалась стабильной. Это означало, что пациентами часто пренебрегали, они становились больными и грязными из-за отсутствия ухода, а персонал не был готов предложить им больше. Не было ничего необычного в том, что пациент умирал и не был обнаружен в течение нескольких дней, а иногда и недель.

В 1915 году доктор Иеремия Браун стал директором «Уиттингтона» и ввел методы лечения, которые ассоциировались с ужасами психиатрических учреждений прошлого: мягкие камеры, используемые для одиночного заключения, механические ограничения, включая смирительные рубашки, чрезмерное лечение тех, кого трудно контролировать, инсулиновая шоковая терапия, психохирургия и лоботомия. Лоботомия ножом для колки льда, по сути, была ударом ножом по тонкой, как яичная скорлупа, кости над глазом, и представляла собой радикальную инвазивную операцию на мозге, используемую для лечения всего — от бреда до мигрени, меланхолии, глубокой депрессии, "истерии", термина, используемого для женщин, проявляющих сексуальное желание и сильные эмоции. У несчастного пациента лобные доли были отключены от остальной части мозга простым, быстрым маневром из стороны в сторону, оставляя его с необратимыми последствиями. В интервью 1941 года Браун описал психически больных «Уиттингтона», как послушных и уступчивых под его руководством, однако посетители учреждения рассказывали о пациентах, бесцельно блуждающих в оцепенении, иногда вжимающихся в стены, рассеянно смотрящих себе под ноги и неоднократно бьющихся головой о столы без вмешательства персонала.

В конце концов убеждения Брауна относительно психических заболеваний стали еще более странными и опасными. Когда он заметил, что очень высокая температура может вызывать галлюцинации, он предположил, что инфекция вызывает болезни не только тела, но и разума. В 1923 году он начал удалять пациентам зубы, а часто и миндалины, хотя рентген не всегда подтверждал наличие инфекции. Когда это не помогало, он удалял другие части тела, такие как желудок, части толстой кишки, желчный пузырь, селезенку, яичники, яички и матку, хотя формально не имел хирургического образования. Более того, эти операции часто проводились без согласия пациента или его семьи, а иногда и вопреки их яростным протестам. Браун сообщил, что уровень выздоровления превышал 90%, но на самом деле его операции очень часто приводили к смерти. Это, однако, не удержало его от "новаторской работы". Что делало практику Брауна еще более тревожной, так это то, что он регулярно публиковал свои выводы в очень читаемых психологических статьях и медицинских журналах, но никто в психологическом сообществе так ничего и не предпринял. В итоге Браун скончался в 1962 году.

Испытывая отвращение к тому, что только что прочитал, я еще раз просмотрел статью и обнаружил, что к 1988 году здание «Уиттингтона», кроме одного крыла, было закрыто. Ну а полностью больница стала недействующей всего пять лет назад.

Я еще немного посидел на диване, глядя на экран. Проглотив комок в горле, я закрыл ноутбук.

Господи, это был гребаный дом ужасов.

Я не хотел долго останавливаться на этом, не хотел вдаваться в подробности. Но мне вдруг стало очень любопытно увидеть это лично — узнать, действительно ли фотографии в интернете схожи с реальностью. Поразмыслив, я обнаружил, что Брэндон был прав. Больница была примерно в восьми километрах отсюда, по прямой дороге через лес.

Была только середина утра. Я собрал кое-какие припасы — еду, воду, толстовку, — и отправился в сторону «Уиттингтона». Местность по большей части была густо лесистой, но здесь не было ни скал, на которые нужно было бы взобраться, ни рек, которые нужно было бы пересечь — к счастью, — и мне потребовалось чуть больше трех часов, чтобы пройти через туманный лес. Время от времени я звал Лили по имени, но ответа не было.

Я вышел из-за деревьев и остановился перед гигантским каменным зданием в готическом стиле, в котором узнал «Уиттингтон». Мое сердце забилось быстрее. Больница выглядела как живое, дышащее существо, и я вздрогнул. Теперь, когда я был прямо перед ней, я не мог не представить всю боль и непостижимые страдания, которые происходили за этими стенами. И все потому, что никто не захотел и не осмелился помочь. Эти люди были невидимы для общества, считались выброшенными на помойку из-за чего-то, за что они не несли ответственности. И в этот момент я почувствовал ужас и безнадежность всего этого до самого мозга костей.

И все же, пока я стоял, глядя на здание, слегка наклонив голову, заметил, что оно излучало странную великолепную красоту, какую-то скрытую печаль, лежавшую прямо под каменной поверхностью, как будто само строение хотело сказать: "В том, что здесь произошло, нет моей вины".

Я поднял взгляд на самое высокое окно, и что-то шевельнулось глубоко внутри меня, от величия здания у меня на мгновение перехватило дыхание.

Я посмотрел направо и слегка отстранился, когда увидел то, что, должно быть, было кладбищем психбольницы. Я подошел к нему, обратив внимание на осыпающиеся надгробия, некоторые из которых были увенчаны ангелами, тянущимися к небесам. Это, должно быть, была самая старая часть кладбища. Чем дальше я шел, тем новее выглядели камни. Даты, вырезанные на них, подтверждали мои наблюдения. Сорняки процветали, почти полностью покрывая некоторые из более мелких надгробий.

Интересно, кто здесь похоронен — пациенты, умершие без семьи? Иначе, разве они не были бы похоронены на семейных участках или ближе к домам близких?