— Это ужасно, — пробормотал я. — Всего шестнадцать? Господи. Не знал, что подростки тоже там были.

— О да. Дети и подростки были там с самого открытия.

Некоторое время мы оба молчали, я размышлял о том, какой ужас должен испытывать ребенок в подобном месте.

— Иногда я думаю, не наткнусь ли на ее останки где-то здесь, — сказала она, бросив на меня быстрый взгляд. — Это совсем жутко, да?

Мне удалось слегка улыбнуться.

— Да. Но думаю, что это действительно возможно. В любом случае, для ее семьи было бы неплохо иметь возможность похоронить ее.

— Я тоже так думаю.

Я нахмурился.

— А какой еще был случай побега?

— Шесть лет назад июльской ночью разразился летний шторм, из-за которого в «Уиттингтоне» отключилось электричество. Весь свет погас на несколько часов. За это время многие пациенты сбежали в эти леса. Они блуждали до утра, а когда была выслана поисковая группа, всех, кроме одного, нашли.

— Кто это был? — спросил я.

Лили на мгновение замолчала.

— Девятнадцатилетний парень, сын богатого чиновника из Коннектикута. Последующие поисковые группы тоже его не нашли. Он выживал здесь, — она снова взмахнула рукой, — больше пяти месяцев, прежде чем пробрался обратно в «Уиттингтон», вероятно, намереваясь украсть еду. Так уж вышло, что это был день посещений. Пока семьи пациентов находились внутри, сбежавший пациент забрался в багажник автомобиля. Семья неосознанно перевезла его в свое поместье, где их дочь-подросток позже обнаружила его прячущимся в их конюшнях.

— Откуда ты это знаешь? — спросил я, заинтригованный.

— Я нашла эти истории в старых газетных вырезках, — сказала она, глядя вперед.

— Где? Внутри?

Она взглянула на меня и кивнула. Ей тоже было любопытно. Я подумал, не сказать ли ей, что бродить по заброшенным зданиям небезопасно, но не знал, как это выразить, чтобы это не прозвучало снисходительно. Тем более, что я только что был внутри.

— Что произошло, когда девушка обнаружила сбежавшего пациента в своей конюшне?

— Они полюбили друг друга, — просто ответила она.

— Пациент и дочь полюбили друг друга? Как это случилось?

Лили пожала плечами:

— Он был красивым и добрым. Очень, очень беспокойным, но очень, очень добрым. Она укрывала его. Кормила, одевала, согревала и в конце концов отдала ему свое сердце.

Я посмотрел на нее. Выражение ее лица было задумчивым. Она посмотрела на меня.

— Представляю себе это так, — сказала она и слегка улыбнулась. — Может быть, это я все романтизирую, но именно так я себе это и представляю. — Она пожала плечами.

— А что было потом? — спросил я.

— В конце концов он вернулся в «Уиттингтон». — Она снова пожала плечами. — Полагаю, такие вещи хорошо не кончаются.

— Разве? — спросил я. — Может, ему стало лучше. Может быть, он нашел правильное лечение и снова нашел ее. Может быть, они все-таки оказались вместе.

Она наклонила голову.

— Холден Скотт, да ты тоже романтик.

Я усмехнулся.

— Это то, в чем меня никогда раньше не обвиняли.

Она улыбнулась.

— Нет?

Я покачал головой и взял ее руку в свою. Она посмотрела на наши соединенные руки и мягко улыбнулась.

— Я соскучился по тебе.

Она взглянула на меня.

— За три дня?

— Да. Разве ты не скучала по мне?

Она помолчала, прежде чем ответить.

— Да.

— Ты думаешь, это он смастерил наконечники стрел? — спросил я через мгновение, внезапно вспомнив о них.

— Я тоже об этом думала, — сказала она. — Мне нравится так думать. Нравится думать, что он нашел способы занять свои мысли. Может быть, ему даже нравилось здесь. — Она улыбнулась.

— Хотя, думаю, ему было одиноко. Может быть, именно по этой причине он и вернулся. Может быть, это было не из-за еды. В конце концов, лес может прокормить человека, если он знает что делает. Может быть, он решил, что лучше сидеть взаперти, чем быть одиноким.

— А что бы выбрал ты? — спросила она.

— Быть запертым или одиночество? Трудно сказать. Я никогда раньше не сидел взаперти. Но, судя по тому, что я читал в интернете, я бы, наверное, выбрал одиночество. Похоже, пребывание взаперти было наименьшей из тех мук, которые испытывали пациенты «Уиттингтона», по крайней мере в прежние времена. А может быть, ему было одиноко, и пока он сидел взаперти. Думаю, здесь, по крайней мере, у него была свобода.

Лили на мгновение замолчала.

— Да. Свобода. — Она помолчала. — Думаю, мы никогда не узнаем, о чем он думал.

— Да, думаю, что не узнаем.

Лили посмотрела на небо.

— Похоже, скоро пойдет дождь. Мне неприятно думать, что ты проделаешь весь этот путь пешком в плохую погоду.

— Я добрался сюда. Думаю, смогу и вернуться.

Она с сомнением подняла брови.

— Как насчет того, чтобы немного переждать, бойскаут? — она потянула меня за руку, и мы нырнули под низкие ветви деревьев.

Пока дождь лишь моросил, и густой полог ветвей обеспечивал полное укрытие, когда мы сели на сухой участок земли, прислонившись к стволу дерева. Воздух был прохладным, но на мне была толстовка. Я снял ее и обернул вокруг плеч Лили, обняв ее одной рукой и притянув к себе. Она положила голову мне на плечо, и мы сидели так несколько минут, просто слушая, как дождь барабанит по листьям над головой.

Я почти ничего не знал об этой девушке. Только знал, что когда был с ней, весь мир казался другим. Как будто этот лес был нашей собственной тайной землей, и здесь мы могли быть кем угодно.

— Здесь как будто другой мир, — сказал я, озвучивая свою мысль.

— Знаю. — Она наклонила голову и посмотрела на меня. — Тебе здесь одиноко, Холден? В том доме, в полном одиночестве, я имею в виду.

— Мне кажется, что я очень долго был одинок, Лили. Дело не столько в месте... просто... во мне, наверное. — Я прижался губами к ее лбу. — Но я не чувствую себя одиноким, когда с тобой, — пробормотал я, проводя губами по ее прохладной коже, осыпая ее поцелуями так легко, словно она была сделана из лунного света.

Она подняла лицо так, что ее губы почти касались моих.

— Я тоже не чувствую себя одинокой, когда с тобой, — прошептала она, поднимая голову и прижимаясь губами к моим.

Желание прокатилось по центру моей груди, и я повернулся, чтобы поднести руки к ее лицу и полностью завладеть ее ртом. Наши языки встретились и переплелись, и Лили застонала, забираясь на меня, так что сидела верхом на моих коленях, пока мы целовались.

— Я так скучала по тебе, — сказала она между поцелуями. — Так сильно, что это меня напугало.

Толстовка упала с ее плеч, открыв нас обоих прохладе, но я не думал, что это имело значение. Мое собственное тело так перегрелось от того, что она сидела у меня на коленях, что я подумал, что могу внезапно самовоспламениться.

— Мне очень жаль, — сказал я, потому что это была моя вина, что мы провели последние несколько дней врозь.

Моя глупая жизнь, которая нашла меня, даже здесь, и встала между мной и Лили. Мне стало стыдно. Мне было за что стыдиться. Лили поцеловала уголок моего рта, ее губы скользнули вниз по моей челюсти и вокруг уха. Приглушенный стон сорвался с моих губ.

— Так хорошо? — прошептала она, ее горячее дыхание коснулось моей кожи.

— Боже, да, — выдохнул я, и весь лес вокруг меня исчез.

Это была только она. Только ее запах, ощущение ее веса на мне, ее руки, ее кожа, ее губы. Только она.

Дождь усилился, звук его стука по листьям сверху стал более устойчивым, воздух вокруг нас стал более влажным, одна или две прохладные капли дождя пробрались между ветвями, чтобы брызнуть нам на кожу. Мое сердце бешено колотилось, мое возбуждение росло с каждой секундой. Я хотел Лили так сильно, что мне было больно.

— Покажи мне, что делать, — попросила она. — Покажи мне, что тебе нравится.

— Ты не можешь сделать ничего такого, что мне бы не понравилось. Обещаю тебе. О Боже, — простонал я, когда она легонько прикусила мочку моего уха. Моя эрекция пульсировала.

Она снова поцеловала меня в челюсть.

— Ты заставляешь меня хотеть того, чего я не должна хотеть.

— А почему бы тебе не хотеть этого?

— Потому что, — сказала она, приблизив свои губы к моим и снова целуя меня, — это временно. В конце концов ты вернешься туда, где тебе место.

Я с трудом мог вспомнить, где мое место. В последнее время мне казалось, что я вообще не принадлежу никакому месту.

— Мы можем что-нибудь придумать. Мы можем быть вместе. Все зависит от нас. Всегда есть способ...

Она улыбнулась мне в губы.

— Просто поцелуй меня.

Я так и сделал, мой разум снова опустел, когда я сосредоточился на ощущениях, которые она создавала в моем теле. Она откинула голову назад, а я поцеловал шелковистую кожу ее шеи, высунув язык, чтобы попробовать ее. Я хотел попробовать ее повсюду, узнать вкус, который принадлежал ей и никому другому.

— Лили...

Я потянулся к ее платью. Несколько пуговиц, и топ соскользнул с ее плеч, кремовые округлости грудей поднимались и опускались над белым лифчиком. Я протянул руку ей за спину и расстегнул его, ее груди вырвались на свободу, темно-розовые соски уже напряглись и затвердели. Я судорожно вздохнул и наклонился вперед, целуя пространство между ними, вдыхая ее запах, горячий и сосредоточенный в этом месте. Эффект, который она произвела на меня, был новым и знакомым одновременно — как будто мы действительно знали друг друга в другой жизни — и моя душа хранила лишь намек на воспоминание, даже если мой разум и плоть только сейчас изучали ее. Я чувствовал головокружение от смеси глубоких эмоций и мощного вожделения.

Лили ахнула и поднесла руки к моей голове, когда мой рот сомкнулся на одном сладком соске. Я покрутил языком, осторожно потянув, а затем перешел к другому. Лили опустилась на мою эрекцию, и я зашипел, на мгновение остановившись, чтобы взять себя в руки.

— О, не останавливайся, — выдохнула она, толкая свою влажную грудь мне в рот.

Я улыбнулся, снова захватив сосок, слегка пососал его.

Тихие звуки удовольствия вырвались из ее горла, и она скользнула ниже, возвращая свой рот к моему.