– Здесь есть ванная комната, два гардероба и стиральная машина с сушилкой. Вторая такая же есть внизу, в подсобке, потому что... ну... дети пачкают вещи. Не то чтобы это имело значение. Можешь проверить, если хочешь, – он сел на перила кровати.
– Мне это не нужно. Я и так знаю, что она идеальна.
– Ну, если ты пришла сюда не для того, чтобы посмотреть на ванну, то в чем дело?
– Мы не будем снова вместе, – это вырвалось из моих губ.
– Ну, тогда давай не будем тянуть время.
– Прости, но я хотела прояснить это, прежде чем сказать, что будет дальше, – я начала расхаживать взад-вперед перед кроватью. Черт, ковер был очень мягким.
– Ну, после такого вступления мне не терпится услышать это, – он слегка наклонился вперед, упираясь руками в спинку кровати. – Но сначала я должен сказать тебе, что мне очень жаль. Еще раз. Может быть, чуть громче, чтобы Кольт услышал. Он мне говорил, что девушкам нравится, когда просят прощения. Так что я искренне, глубоко сожалею, что солгал тебе. За то, что позволил тебе думать, что я мертв. За то, что не читал твои письма после смерти Райана. Если бы я прочитал, я бы никогда не остался в стороне, когда ты просила меня приехать.
– Ты читал письма? – после всего, что было он наконец прочитал их.
– Читал. И мне очень жаль. Я должен был ответить. Я должен был приехать. Я не должен был скрывать это от тебя. Мне очень жаль, что я причинил тебе боль, и слов раскаяния не хватит, чтобы выразить, что я чувствую из-за того, что стоил тебе Райана.
Я перестала ходить.
– Бекетт, я не виню тебя из-за Райана.
Его глаза встретились с моими.
– Как ты можешь не винить?
– А как я могу? – я села рядом с ним на широкий край кровати. – Это была не твоя вина. Если бы у тебя была хоть какая-то возможность спасти его, ты бы это сделал. Если бы ты мог хоть как-то изменить исход, ты бы это сделал, – я процитировала слова по памяти.
– Райан.
– Да, Райан. То, что случилось с тобой, это не то, через что должен пройти каждый. Ты не намеренно убил того ребенка. Это был несчастный случай. Я знаю тебя, Бекетт. Ты бы не причинил вреда ребенку. Несчастные случаи ужасны, и ужасные вещи происходят без причины и вины. Это не твоя вина. А что случилось с Райаном? Это тоже не твоя вина. Ты так же ответственен за это, как африканская бабочка за ураган.
– Это не одно и то же.
– Это одно и то же. Есть десять тысяч способов свалить вину за смерть Райана на кого-то. Мои родители виноваты в том, что он умер, что его жизнь так изменилась. Моя бабушка за то, что не стала сопротивляться, когда он хотел пойти в армию. Террористы за то, что они заставили его думать, будто ему нужно пойти туда и что-то сделать. Я, потому что я так долго молилась, чтобы он вернулся домой, не уточняя, в каком состоянии я хочу его видеть. Но все это не имеет значения. Он добровольно отправился на задание, и я думаю, что он отправился бы туда, несмотря ни на что. Он такой же, как и мой отец, просто мне потребовались годы, чтобы это понять. Если ты хочешь кого-то обвинить, то обвиняй тех, кто спустил курок, потому что это единственная вина, которая заслуживает внимания.
Он опустил голову. Я повернулась, взяла его заросшие щетиной щеки в свои руки и подняла его лицо, чтобы он встретился с моими глазами.
– Иногда случаются плохие вещи. И в этом нет ничьей вины. Вселенную не переубедить, какой бы здравой ни была твоя логика. Если бы все имело смысл, то у Мэйзи не было бы рака, и мои родители были бы живы, и Райан был бы здесь. Ты бы никогда не рос так, как рос. Мы несовершенные люди, которых сделал такими несовершенный мир, и мы не всегда имеем право голоса в том, что нас окружает. Я не виню тебя за Райана. Единственный человек, который это делает, это ты. И если ты не отпустишь эту боль, она будет определять всю твою дальнейшую жизнь. У тебя есть этот выбор.
– Я люблю тебя. Ты ведь знаешь это, правда? Неважно, что произошло, и как сильно я все испортил, я люблю тебя.
Я опустила руки, проглотила комок в горле и кивнула.
– Я знаю. И мне бы хотелось, чтобы любовь и доверие шли рука об руку с нами, но где-то они разделились, и я не знаю, смогут ли они когда-нибудь найти дорогу обратно. Я должна верить в то, что ты мне говоришь, а это сложно. Может быть, если бы Мэйзи не болела, я была бы немного сильнее... но я просто не могу. Не сейчас, по крайней мере. И я знаю, что ты любишь детей, а они любят тебя. И я была не права, когда разлучила тебя с ними. Мне было больно, и я придумала несколько неубедительных оправданий в своей голове. Но правда в том, что я всегда могла доверить их тебе. Ведь ты их отец, – я подтолкнула его в бок.
– На бумаге.
– В реальности, – что-то щелкнуло в моей голове. – Вот почему ты не заставил меня рассказать им об усыновлении, не так ли? Ты знал, что правда выплывет наружу.
– Да.
– И ты не хотел, чтобы они оказались в таком положении.
– Да.
Я встала и снова начала ходить по комнате.
– Ты хочешь играть какую-то роль в их жизни?
– Боже, да. Я приму все, что ты готова мне дать.
Он сказал те же слова после того, как мы впервые оказались вместе. Он жил ими с тех пор, как приехал в Теллурид, всегда предоставляя мне право выбора, насколько я могу впустить его. Он никогда не давил на меня, не требовал больше, чем я хотела позволить. Неважно, как сильно он меня обидел, Бекетт все равно оставался тем самым парнем, в которого я влюбилась. Тем же мужчиной, которого любили и в котором нуждались мои дети. Единственное, что изменилось, это мое восприятие его, нас.
– Хорошо, тогда вот что мы сделаем. Будем вести себя так, будто мы развелись.
– Мы никогда не были женаты.
– Это незначительная деталь. Я имею в виду, что люди, у которых есть секс на одну ночь, умудряются иметь общих детей. Мы с тобой любим друг друга. Мы можем разобраться в этом. Если ты серьезно настроен остаться...
– Я построил дом, Элла. Чего ты еще хочешь?
– Ты по-прежнему в армии?
Я, конечно, знала ответ. Он не мог уйти, пока нам нужна была страховка для Мэйзи. Но я также знала, что как только она поправится, он не сможет осесть на одном месте, если мы больше не будем вместе, все что удерживало его здесь, это дети. Его кочевая душа будет стремиться вперед.
– Это несправедливо.
– Да. Я знаю, – я вздохнула. – Ладно, если ты остаешься здесь... пока, то дети могут приходить, когда захотят. Если ты хочешь продолжать заниматься футболом с Кольтом, мы это уладим. Если ты хочешь проводить время с Мэйзи по выходным или что-то еще, мы посмотрим, как всем будет удобно. У тебя будет возможность общаться с ними, а у них с тобой. Мы взрослые, а они дети. Поэтому мы должны вести себя взрослее, чем дети. Ты должен отстаивать свои права, а я должна дать их тебе. И я не хочу скрывать от детей факт усыновления, так что, возможно, когда Мэйзи будет здоровой, и, если ты все еще будешь здесь и все такое, мы скажем им, что ты действительно их отец. Я имею в виду, что именно об этом я и мечтала до... – я едва успела сделать паузу, как меня обхватили теплые, сильные руки и прижали к твердой, знакомой груди.
– Спасибо, – прошептал он мне в волосы.
От него так хорошо пахло, и он был таким родным. Может быть, если бы мы стояли здесь достаточно долго, все остальное не имело бы значения. Мы могли бы просто заморозить момент и жить в нем, окруженные любовью друг к другу. Но мы не могли. Потому что он заставлял меня проходить через ад больше года, и как бы сильно я его ни любила, я не была уверена, что смогу снова доверить ему свое сердце, поверить, что он будет говорить мне правду, когда дело будет касаться наших отношений.
– Не за что. И прости, что оградила их от тебя. Ты всегда шутишь, что у тебя нет опыта отношений, но у меня его тоже нет, правда. Я все делала неправильно. Но теперь я стану лучше.
– Я буду здесь, – пообещал он. – Я буду рядом ради них и ради тебя. Я знаю, что ты не веришь в меня, и это нормально. Я докажу тебе это. Я буду возвращать твое доверие миллиметр за миллиметром. Ты не пожалеешь, что позволила мне усыновить их, клянусь.
– Я никогда об этом не жалела, – сказала я, обнимая его и вырываясь из его объятий, пока не наделала глупостей и не поверила в то, что он только что пообещал. – Хочешь рассказать детям?
– Да, – его лицо засветилось, как у ребенка в рождественское утро.
Мы нашли их за убранным кухонным столом, и они тут же прекратили свой разговор, чтобы посмотреть на нас.
– Ты все исправил? – спросил Кольт.
– Не совсем так, малыш, – мягко ответил Бекетт.
– Ты попросил прощения?
– Да, но извинения не исправят то, что невозможно исправить.
Тогда Кольт посмотрел на меня.
– Нет, – Бекетт шагнул вперед и наклонился. Мне всегда нравилось, как он вел себя с моими детьми. – Ты не можешь злиться на того, кто получил травму, или осуждать его за это, потому что только он может сказать тебе, насколько глубок порез, понимаешь? Это не вина вашей мамы. А моя, – он посмотрел на Мэйзи, в глазах которой стояли слезы. – Это моя вина, – он встал и подошел ко мне.
– Мы не вместе, – повторила я. Не стоит сбивать детей с толку. – Но я знаю, что вы любите его, а он любит вас. Так что с этого момента, пока мы все на одной волне, вы можете приходить, когда Бекетт разрешит. Футбол, процедуры, телефонные звонки, визиты, мы все уладим.
У Мэйзи открылся рот.
– Правда?
– Правда, – пообещала я ей.
С тех пор как я рассталась с Бекеттом, Кольт был тихим клубком ярости, но Мэйзи была открытой и временами очень резкой.
– Значит, вы не вместе, но он останется у нас? Он наш?
Больше, чем ты думаешь.
– Именно это я и говорю.
Дети слетели со своих стульев, обнимая Бекетта, а потом меня, потом снова Бекетта, потом друг друга. Затем Мэйзи снова обняла Бекетта и что-то прошептала ему на ухо. Он улыбнулся ей, едва не расплакавшись, и сказал: «Я тоже».
Мы проводили детей до моей машины, и они пристегнулись. Как только двери закрылись, я повернулась к Бекетту, который снова засунул руки в карманы. Несмотря на то, что я обладала безумным самоконтролем, я легко уловила эту нервозность.