Нарушение свертываемости крови объясняет, почему она насквозь пропитала марлю, прежде чем мы покинули тату-салон.

— Тебе не стоит делать татуировки, верно?

Она кивает, ее щеки розовеют.

— Не совсем, но у меня только вторая стадия заболевания, так что не все так плохо. Я принимаю необходимые меры предосторожности. Все мои татуировки маленькие, и у меня никогда не было проблем.

— А, вот ты где. — Айша останавливается рядом с нами и вклинивается, прежде чем я успеваю извиниться. — Мне нужно взять отсрочку, сестренка. Я все исправлю, обещаю. — Она достает из сумки павлинье перо и передает его Мие, а затем снова запускает руку в сумку, чтобы достать маленькую белую коробочку, перевязанную розовой лентой. — С днем рождения.

На лице Мии появляется грустная гримаса поражения, а затем она превращается в неубедительную улыбку.

— Спасибо. Развлекайся.

— О, я буду. — Айша наклоняется и чмокает ее в щеку, затем поворачивается ко мне. — Пойдем, малыш. Мы едем в Q. — Она не ждет ответа. Она просто уходит, соблазнительно покачивая бедрами, чтобы завлечь Тоби, который следит за каждым ее движением.

Я представляю себе, как она сворачивает свою тонкую длинную шею. Она знает, как сильно меня раздражает ее «малыш», и вряд ли упустит шанс бросить мне это в лицо.

— Она бросает тебя в твой день рождения? — спрашиваю я Мию.

— Нет, конечно, нет. — Она сжимает перо между пальцами. — Мой день рождения был вчера, но она была занята празднованием твоего.

У нас общий день рождения? Значит, она моложе меня ровно на десять лет... слишком молода.

— О чем это перо? — спрашиваю я, отгоняя эту мысль.

— Это... это была глупая, детская традиция. Она давно перестала работать.

— Продолжай. Я хочу знать.

Она убирает его в сумку, расстегивая молнию то влево, то вправо.

— Я нашла его в зоопарке, когда мне было десять. Айша старше меня на шесть лет и была совсем другим человеком. Она никогда не любила проводить время вместе, если только не получала от этого какую-то выгоду.

— Я редко видела ее, когда она начала учиться в школе, и мы заключили сделку. Тот, у кого есть перо, мог попросить другого о чем угодно. Соглашаться было необязательно, но если соглашался, то должен был выполнить просьбу.

Она делает маленький глоток спритцера, увлажняя губы в форме сердца, усыпанные пчелами, которые я с трудом удерживаюсь от поцелуя.

— Что ты загадала?

— Время. Я хотела посмотреть с ней фильм, сходить по магазинам или чтобы она заплетала мне волосы. Она хотела денег или чтобы я прикрывала ее, когда она задержится на вечеринке. Она держалась за перо неделями, но никогда не отказывалась от своих желаний. Все изменилось, когда она поступила в колледж... Я уже не помню, когда она в последний раз не отказывалась. — Она делает глубокий вдох и пожимает плечами, как будто это не имеет большого значения, но ее глаза говорят совсем о другом. Она разочарована. — Тебе стоит присоединиться к ним, пока они не ушли без тебя. — Она указывает на Тоби и Адриана, которые смотрят на меня нетерпеливыми взглядами. — Спокойной ночи, Нико.

Она поворачивается на каблуке, не давая мне вставить ни слова, и идет к бару.

Я не могу пошевелиться, глядя на ее бедра, скрытые под расклешенной юбкой, покачивающиеся слева направо; на бантики на каблуках; на полоску кружевной ткани шириной в один дюйм, идущую от шеи и исчезающую под юбкой.

Как она может показывать так мало и при этом быть такой сексуальной?

Она отдает вино бармену, а когда поворачивается, чтобы уйти, наглый урод обхватывает ее за шею, притягивает к себе и что-то шепчет ей на ухо.

И этого достаточно, чтобы вспылить.

Она поворачивается к нему лицом, его рука скользит по ее позвоночнику и останавливается на ее спине, когда он возвышается над ней. Я знаю этого парня. Джастин Монтгомери. Он друг тройняшек из колледжа. Кажется, футболист. Громкий, напыщенный, избалованный своей богатой мамочкой — актрисой малого экрана.

Я наблюдаю за их разговором. Я стою к Мие спиной, поэтому не вижу ее лица, когда Джастин смеется, качая головой над тем, что она сказала. Мой нрав вспыхивает еще сильнее, когда он проводит пальцами по ее спине, прижимая ее ближе к своей груди.

Она не принадлежит ему, но она не реагирует. Не отталкивает этого засранца.

Он наклоняет голову и проводит губами по ее шее, а свободной рукой сжимает ее попку.

В этот момент она прижимается к нему. В этом жесте нет решимости, словно она не хочет, чтобы он отпустил ее, и меня охватывает неприятное чувство дежавю.

Я уже видел это раньше.

Слишком много раз.

В голове проносятся воспоминания, вызывая в памяти бесконечные ночи, когда я видел Кайю на танцполе, позволяющую какому-то случайному придурку лапать ее, а я сидел в кабинке и наблюдал за ее жалкими попытками вырваться на свободу.

Но она не хотела освободиться. Она просто делала вид, что не позволяет мужчине прикасаться к тому, что принадлежит мне.

Хотел бы я знать, что она делала это специально.

Она хотела, чтобы я вспыхнул, полетел вниз по лестнице и избил до полусмерти парня, который только и делал, что засовывал руку под юбку девушке, которая ему это позволяла. Жаль, что я не видел, как она говорила: «Мне так жаль, детка. Я пыталась остановить его, но я была так напугана!»

Ни один уик-энд не проходил без драки. Ни одного без того, чтобы дерьмо не попало в вентилятор. Кайя любила мой характер. Ей нравилась моя ревность, и она подливала в огонь бензина.

Видеть, как я бросаюсь с кулаками, было для нее самым большим возбуждением. Всякий раз, когда я пускал кому-нибудь кровь, она вытаскивала меня из клуба, чтобы отсосать или покататься на заднем сиденье моей машины.

Она дрессировала меня, как щенка, — с немедленным вознаграждением.

Чрезмерная опека и собственничество не помогли мне увидеть разум. Семь долгих месяцев я был слеп к очевидному, теряя рассудок всякий раз, когда кто-то касался хотя бы одного сантиметра ее тела... всякий раз, когда она смотрела на меня этими прекрасными, театрально испуганными глазами.

Только когда я поймал ее на измене, я увидел наши отношения в другом свете, а Кайю — такой, какой она была на самом деле. Манипулирующая, гнусная зачинщица драмы. Искательница внимания. Пиявка, высасывающая мою энергию.

Как только необъяснимые чары, которыми она меня опутала, рассеялись, я поклялся, что никогда не позволю другой женщине взять меня под свой контроль. Я никогда не свяжусь с другой королевой драмы.

И вот я здесь, наблюдаю, как Мия отворачивается от Джастина. Ее большие круглые глаза обшаривают комнату, прежде чем перевести их на меня, на ее милом личике написано бессилие.

Она такая же, как Кайя. Дама, попавшая в воображаемую беду.

Она позволила Джастину прикоснуться к ней. Она ничего не сделала, чтобы остановить этого мудака, лапающего ее, и теперь она смотрит на меня. Взгляд, который Кайя посылала мне каждые выходные.

К черту мою жизнь.

Какой бы привлекательной ни была эта идея, я не могу оставить ее на произвол судьбы. Мой брат увлечен этой девушкой. Но это ненадолго, потому что я не собираюсь держать это в себе. Я скажу ему, что она не стоит таких хлопот, но пока я не могу уйти.

Тройняшки считают ее своей младшей сестрой.

Они ее оберегают.

Наверное, потому, что от нее исходит ощущение «оленя в фарах» ... она обводит их вокруг пальца.

Мое самообладание падает с нуля до тюрьмы, когда Джастин застегивает наручники на запястье Мии, не позволяя ей уйти.

Я пересекаю комнату и впиваюсь ногтями в его лицо, прежде чем он замечает мое появление. Следующее, что я помню, — он лежит на полу, зажимая кровоточащую губу. Еще одно воспоминание настигает меня, разжигая мой гнев до такой степени, что я могу раскроить череп Джастина, как яйцо. На задворках моих век мелькают лица всех парней, которых я поставил в подобное положение. Столько ненужных драк.

— Какого хрена?! — буркнул Джастин, ткнув меня в грудь, когда поднялся на ноги. — В чем твоя проблема, Нико?

— Забей на нее, парень. Она не твоя.

— Откуда ты знаешь? Может, и так.

Черта с два.

— Я же сказала тебе, что мне это неинтересно, Джастин, — говорит Мия, дрожа, как двухдневный щенок, которого забрали из приюта, и щеки ее для разнообразия белеют.

Она лучшая актриса, чем Кайя, надо отдать ей должное. Ее беспокойство звучит искренне, но я на это не поведусь. Это чертова пьеса. Она в образе. Ведет себя так же, как Кайя.

Джастин поворачивается к ней, но я хватаю его за воротник и пихаю к барной стойке.

— Я сказал, хватит, пока я не потерял терпение.

Краем глаза я вижу, как Мия, бледная как призрак, опускается на колени и роется в своей сумке. Она достает дорожный флакончик ополаскивателя для рта и дрожащими руками отвинчивает крышку, вдыхая мятный аромат.

— Вон, — кричу я, подталкивая Джастина к двери.

Он поправляет футболку и бросает на меня грязный взгляд. Впрочем, не такой грязный, как тот, которым он смотрит на Мию.

Я приседаю перед ней и тянусь к ее плечам, чтобы поднять ее, но она так резко отдергивается, что проливает половину ополаскивателя для рта на свое платье.

— Не устраивай сцену, мать твою. Ты позволила ему прикоснуться к себе. Не надо теперь изображать расстройство. — Я снова тянусь к ней, и она падает на задницу, отшатываясь, огромные глаза ищут выход. Это только еще больше выводит меня из себя. — Вставай. Я отвезу тебя домой.

— Нет, нет, я... — она останавливается, вдыхая остатки ополаскивателя для рта.

Она смотрит мимо меня. Я тоже оглядываюсь, вспоминая, что Айша здесь. Именно она должна была проводить Мию домой, но беглое сканирование бара говорит мне, что ее нет. Как и Тоби с Адрианом.

Я щипаю себя за переносицу. Отлично. Просто охренительно. Похоже, у меня нет другого выбора, кроме как разобраться с этой маленькой дивой.