ГЛАВА 2

ГЛАВА 2



Я следую за своим ворчливым антипринцем по тускло освещенному коридору, ведущему к задней двери «Уэст-Энда»… По крайней мере, следую, пока он не решает, что мы достаточно далеко от переполненного бара, и внезапно останавливается. Он роняет пакет с едой на пол и прижимает меня к шершавой стене рядом с дверью кабинета Мэддокса.

Мой рост — пять и пять[v], и этот мужчина достаточно возвышается надо мной. Его накаченная грудь и широкие плечи проверяют на прочность хлопок мягкой черной футболки, натянутой вокруг него и плохо скрывающей тело, к которому я хочу прикоснуться… Попробовать на вкус… Облизать, каждый дюйм этого тела.

Я совершаю ошибку, глядя в его темные глаза, пытаясь напомнить себе, что у меня детоксикация от мужчин. А этот парень… Держу пари, он точно настоящий мужчина.

Его рот нависает над моим, а большие руки прижимаются к стене по обе стороны от моего лица. Руки, которые хочу на своем теле.

— Скажи мне, что ты хочешь этого, Золушка.

Золушка?

Мне нравится.

Два незнакомца.

Только мы не танцуем на балу.

С самого детства моя мать-балерина говорила нам с сестрой-близняшкой, что у нас на плечах сидят по черному и белому лебедю. Словно маленькие балерины-ангелы и балерины-дьяволы, присматривающие за нами. Мама владеет танцевальной студией, в которой мы с Грейси выросли. Представить наших лебедей было нетрудно. И прямо сейчас мой белый лебедь расправляет свою безупречную пачку и поправляет идеально уложенный пучок, шепча: «Нет. Незнакомцы — это жесткое «нет».

У меня не так много жестких «нет». Но он прав. Незнакомцы — это жесткое «нет» для меня.

Я сглатываю комок невообразимого желания, подкатывающий к горлу, и с моих губ тихо срываются напряженные слова:

— Я даже не знаю твоего имени.

Я с трудом узнаю свой собственный голос.

Он опускает одну мощную руку для того, чтобы обхватить ею лицо, и его мозолистый большой палец проводит по моей челюсти, пуская электрический разряд по коже. Мои соски твердеют и упираются в лиф платья, когда все мои синапсы вспыхивают мгновенно. Мое тело кричит: «Да, пожалуйста», а в голове происходит короткое замыкание, и все мысли о каком-либо детоксе вылетают в окно.

Мой маленький черный лебедь сбрасывает свои пуанты, напоминая мне: «Правила созданы для того, чтобы их нарушать».

Возможно, он прав.

Не могу представить, что именно об этом думала мама, когда говорила о лебедях.

— Кросс.

Голос моего сексуального незнакомца ласкает мою кожу, и я тупо смотрю на него, тело дрожит от предвкушения, не в силах понять, что он говорит.

— Мое имя…— кривая, греховно соблазнительная улыбка кривит его губы. — Кросс.

У меня перехватывает дыхание, а мое быстро бьющееся сердце пропускает удар.

— Кросс, — шепчу в ответ, наслаждаясь тем, как оно звучит на моих губах. Сексуальное имя для сексуального мужчины.

Я прислоняюсь к его большому телу и провожу пальцем по щетине на его челюсти.

— Эверли. Полагаю, мы больше не незнакомцы.

Его рот обрушивается на мой. Грубый, твердый и чертовски совершенный. Настойчивый. Как будто мысль о том, чтобы не поцеловать меня, мучительна. И я понимаю это, потому что не думаю, что когда-либо хотела кого-то или что-то так сильно, как хочу этого.

Потребность и желание переплетаются с осознанием.

Того, где мы находимся и кто может нас увидеть.

Но потребность и желание побеждают.

К черту осознание.

Кросс хватает мою задницу своими большими руками и поднимает меня. Мои ноги обхватывают его узкую талию, он устраивается между моими бедрами, и о боже. Кажется, что в этом мужчине все огромно. Под веками мерцают искры, а глубоко внутри меня нарастает восхитительная боль.

Я обхватываю его за шею, а другой рукой берусь за ручку двери рядом с нами и толкаю ее. Мэддокс, возможно, никогда не простит меня, но мне наплевать.

Криво улыбаясь и держа одну руку на моей заднице, Кросс отступает назад, берет пакет с едой и проводит нас через проем, прежде чем захлопнуть дверь.

— Я даже не буду спрашивать, откуда ты знаешь, что эта комната находится здесь.

— Хорошо.

Я протянулась через него и защелкнула дверь на замок.

— Потому что я не хочу разговаривать.

Мои слова выходят напряженными и хриплыми, прежде чем Кросс снова захватывает мой рот и прислоняет меня спиной к двери.

Одна ладонь скользит под мой белый хлопковый сарафан и грубые пальцы впиваются в плоть моей задницы.

Трясущимися руками я задираю его футболку вверх через голову, а затем бросаю на пол.

О. Мой. Бог.

Грудь этого мужчины выточена из стали.

Его мышцы пульсируют под моими пальцами, когда я провожу ими по его груди и до нелепости рельефному прессу.

— Нравится то, что видишь?

Я наклоняю голову в сторону и облизываю губы, пока его темные глаза пожирают меня.

— Я должна была догадаться, что ты окажешься самовлюбленным типом.

Я не говорю ему, как сильно мне это нравится.

Улыбка кривит его губы в то время, как палец скользит по шву моих кружевных стринг, играя в опасной близости от моего клитора.

— Самоуверенным, — поправляет он меня. — Не самовлюбленным.

— Что за…

Он просовывает палец под трусики и проталкивает его внутрь меня, прежде чем я успеваю спросить о разнице, и, о боже… Я откидываю голову назад и стону… громко, долго и из самой глубины моего горла.

Его рот переходит на мою шею, а затем он проводит языком по ключицам, облизывая, посасывая и царапает зубами по моей сверхчувствительной коже. Пальцы на ногах подгибаются, а бедра дрожат, когда я сцепляю лодыжки и упираюсь пятками в его твердую задницу.

Боже мой. Этот мужчина твердый… везде.

И что он делает? Этот чертов сексуальный мужчина засовывает в мою киску еще два пальца и сгибает их просто… блять… правильно.

— Самовлюбленные мужчины должны хвастаться, милая.

Его теплое дыхание обдает мою прохладную кожу, и мурашки бегут повсюду, когда он облизывает мой рот, а затем дразняще прикусывает нижнюю губу.

— Уверенные в себе мужчины знают, на что они способны, и не беспокоятся о том, чтобы доказать это. Мы просто делаем это.

Его пальцы входят и выходят, и снова изгибаются, попадая в ту самую сладкую точку, которую обычно не замечает даже мой вибратор. И быстрее, чем я успеваю осознать происходящее, мое тело содрогается, и я кончаю со вспышками света, мелькающими перед моими глазами.



Она объезжает мою руку, как гребаная богиня.

Потрясающая гребаная богиня.

Светло-золотистые волосы. Загорелая, поцелованная солнцем кожа. Ее милый, чопорный сарафанчик скрывает тело, созданное для греха. А эти чертовы глаза… Зеленый. И голубой. Цвет разъяренных океанских волн.

Я вынимаю пальцы из ее киски и провожу ими по изящным ключицам, прямо под изысканным золотым ожерельем. Я прослеживаю тот же путь своим языком, а затем смазываю ее губы ее же соками и всасываю их .

— Кросс, — шепчет она мне в губы. — Пожалуйста, скажи, что у тебя есть презерватив.

Все еще прижимая ее к стене одной рукой, я потянулся назад, достав из бумажника презерватив, а затем бросаю бумажник на пол.

Эверли проникает между нами, расстегивает мои джинсы и стягивает их по заднице, а затем извивается, пока я не опускаю ее ноги на пол.

Она прижимается губами к моему плечу и прикусывает его, поглаживая рукой мой член. Одна тонкая бретелька ее сарафана соскальзывает с плеча, намекая на сиськи, и я готов поставить все до последнего доллара на то, что они идеальны. Мышцы на моей шее напрягаются от сдержанности, за которую я пытаюсь ухватиться, как за гребаный спасательный круг, чтобы не нагнуть эту женщину и не трахнуть ее до потери сознания.

Не то чтобы этого не произойдет. Но сначала я собираюсь насладиться ею.

Торопливыми движениями своих пальцев она вырывает презерватив у меня из рук и разрывает зубами упаковку из фольги. Ее губы кривятся в сексуальной улыбке, когда она надевает на меня презерватив, а затем гладит меня. Длинные темные ресницы трепещут, когда она снимает обе бретельки своего сарафана.

Намек на симпатичные розовые соски выглядывает из-под белой ткани, и, черт возьми…

Слова застревают в моем горле.

Эта женщина. Эта гребаная богиня...

— Эверли.

Я провожу руками по ее ребрам и сжимаю в ладонях ее совершенные груди.

Идеальные в моих ладонях.

Ее глаза вспыхивают, она поворачивается ко мне спиной и упирается ладонями в дверь, прежде чем посмотреть на меня через плечо.

— Не влюбляйся в меня, Кросс.

Я провожу руками по ее бедрам, забирая с собой платье.

На обеих ее щеках появились ямочки.

— А теперь трахни меня.

Спустя месяцы я, возможно, оглянусь назад и подумаю, что именно так мне следовало закончить эту ночь.

Надо было бы пойти домой, поцеловать своих детей и забыть о золотоволосой, загорелой богине.

Но уже слишком поздно для этих мыслей.

И сейчас я хочу трахнуть эту женщину больше, чем свой следующий вздох.

Мои руки путешествуют по изящным изгибам ее тела.

Наклону ее бедер.

Плоскому животу.

Я провожу членом по ее мокрой щелочке, наслаждаясь тем, как содрогается ее тело, а затем опускаюсь губами к ее уху.

— Ты уверена, что хочешь этого?

Она прислоняет голову к двери и снова прижимается ко мне.

— Мне нужны твои слова, Золушка.

— Да.

Она дрожит под моими прикосновениями.

— Ради бога. Трахни меня.

Мне не нужно повторять дважды, я обхватываю руками ее бедра и скольжу в нее, пока не дохожу до упора.

— Блять, — шиплю я, когда она вскрикивает. Это самый горячий звук, который я когда-либо слышал.

Я держу нас неподвижно, ощущая, как ее тело подстраивается под мое, прежде чем мы начнем двигаться вместе. Кожа к коже. Сначала мучительно медленно, но ненадолго. Я наматываю ее великолепные золотистые волосы на кулак и притягиваю ее лицо к своему. Наши губы сталкиваются. Языки переплетаются в неистовом, грязном поцелуе. Чувства захлестывают меня. Те, которые я не должен испытывать.