И я здесь, делаю всё возможное, чтобы не ошибиться и не выставить себя аутсайдером.

Одному из барменов требуется некоторое время, чтобы заметить меня, но я, наконец, заказываю газированную воду и, облокотившись на стойку, жду, когда мне принесут.

– Привет, – произносит мужской голос прямо у меня за спиной.

Я напрягаюсь, думая, что это тот мужчина, которого я видела раньше, но оборачиваюсь и вижу Оливера Стоуна, стоящего там с бокалом в руке.

– О, привет, – я облегченно улыбаюсь.

На нем пиджак и сшитая на заказ рубашка с расстегнутым воротом и без галстука. Образ на удивление повседневный, но ему удается выглядеть в нём хорошо. Он достаточно красив, и в сочетании с его дорогими часами, туфлями и стаканом для виски этот наряд не выглядел бы неуместно даже на обложке журнала.

Он подходит ближе, нависая надо мной, и спрашивает:

– Ты любишь изюм?

Я растерянно моргаю, глядя на него.

– Прости?

Из–за громкой музыки, разносящейся по воздуху, я, вероятно, ослышалась.

Но в его глазах пляшут искорки юмора, и он повторяет:

– Ты любишь изюм?

– Нет, не очень, – отвечаю я, гадая, к чему он клонит.

– Как насчет свидания?³ – спрашивает он.

Мне требуется мгновение, чтобы понять, затем я стону, хлопая себя рукой по лбу.

– Боже мой, это было ужасно.

Он насмешливо хмурится на меня.

– Эй, ты сказала, что я должен пофлиртовать с тобой.

– И это лучшее, что ты смог придумать? – я качаю головой. – Ты решил поискать саму банальную фразу на свете?

– Да, – признает он. – Но в свою защиту скажу, что у меня сегодня был напряженный день.

Несколько человек переминаются у него за спиной, и он подходит ещё ближе, кладет руку на стойку рядом со мной и поворачивается так, что заслоняет меня от толпы. Мне нравится быть к нему так близко. Моя мама всегда говорила мне доверять своей интуиции, и, в отличие от парня, с которым я столкнулась ранее, от Стоуна у меня хорошее предчувствие. Я беспокоилась о том, что мне придется проводить с ним время – не зайдет ли он в этом соглашении слишком далеко. Но теперь, когда он достаточно близко, и я чувствую приятный аромат его лосьона после бритья, я не чувствую в нем ничего странного

.

– Просто для протокола... – он наклоняется, чтобы нас не подслушали. – Если бы тебе не нужно было изображать, что я произвел на тебя впечатление, подействовали бы на тебя эти банальные фразочки?

Я морщусь.

– Не совсем. Я удивлена, что у тебя нет ничего наготове.

Оливер выпрямляется и одаривает меня сногсшибательной улыбкой, благодаря которой в прошлом он много раз работал моделью.

– Обычно мне не приходится ими пользоваться. Женщины и без них окружают меня.

Стараясь не поддаваться впечатлению от того, насколько он красив, я сильно закатываю глаза.

– Вау, твоё эго такое же большое, как я и представляла, – затем я серьезно смотрю на него. – Именно поэтому мы здесь, в этой ситуации.

На его лице мгновенно появляется раскаяние.

– Прости. Но ты сама спросила.

Верно. Тем не менее, я должна прояснить ему одну вещь.

– Пока действует наше соглашение, ты не можешь встречаться с другими, – говорю я своим лучшим строгим голосом. – Это полностью разрушило бы всё, чего мы пытаемся достичь.

– Ревнуешь?

Я бью его в грудь тыльной стороной ладони и быстро отстраняюсь, когда костяшки моих пальцев ударяются о твердые мышцы.

– Сосредоточься, Стоун. Ты с кем–нибудь встречаешься?

– Нет, – серьезно отвечает он. – Я весь твой.

От его слов у меня внутри все переворачивается от какой–то нечестивой смеси возбуждения и триумфа. Я безжалостно подавляю это чувство, сдерживая себя. Сейчас не время, не место и не тот мужчина, к которому стоит испытывать эти чувства.

И я знаю, что он не это имел в виду. Он прочищает горло и хмурится, затем открывает рот, как будто собирается взять свои слова обратно. Тьфу. Нам придется поработать над тем, чтобы чувствовать себя более комфортно друг с другом, иначе все поймут, что мы притворяемся.

Чтобы скрыть смущение, я поворачиваюсь обратно к бару.

– Мой напиток готовится целую вечность.

Стоун приходит в себя и предлагает мне свой напиток.

– Можешь попробовать мой.

Я удивленно поднимаю брови.

– Правда? Но, э–э, нет, спасибо, я не пью на работе.

Он смеётся над этим.

– Ты говоришь как полицейский. Это не скотч.

– Хорошо, – я осторожно беру у него стакан и делаю глоток. – Подожди, это чай со льдом?

– Я не пью много в сезон. Мало кто из нас пьет, – его голос похож на заговорщический шепот, низкий и слишком интимный, когда он забирает свой бокал обратно. – Но никому не говори, иначе я могу потерять все свои очки крутого парня.

Бармен привлекает моё внимание и подает мне газированную воду, которую я заказала в виде коктейля, с кубиками льда, долькой лайма и соломинкой.

Я постукиваю стаканом по стакану Стоуна и говорю:

– Я научилась этому у своей начальницы Вероники. Она не пьет, но они всегда готовят ей напиток, как коктейль. Люди видят то, что они хотят видеть.

Поблизости вспыхивает камера, и он инстинктивно наклоняет голову, вздрагивая. Моё сердце сочувствует ему, потому что я бы тоже боялась камер, если бы мою жизнь пытались разорвать на части стервятники.

– Эй, – я подхожу к нему ближе. – Мы разберёмся с этим, хорошо? Я здесь, чтобы помочь. Тебе не нужно беспокоиться о том, чтобы произвести на меня впечатление. Делай свою работу, а я буду делать свою.

Стоун сглатывает, его горло судорожно сжимается, затем он коротко кивает мне.

– Хорошо.

Затем он проверяет время на своих часах Magnus Wagner, которые, вероятно, стоят дороже, чем аренда моей маленькой квартиры в Саванне на целый год, и я напоминаю себе, что теперь играю на другом уровне. Мне придется надрывать задницу, чтобы добиться успеха, потому что люди, которые охотятся за Стоуном, должно быть, имеют связи.

– Мне нужно идти, – он бросает взгляд в сторону сцены. – Время выступлений.

– Когда мы можем встретиться? – быстро спрашиваю я. – Чтобы обсудить нашу стратегию, я имею в виду.

Он оглядывается на меня, уголок его рта приподнимается.

– Стратегию, да? Не волнуйся, я найду время и дам тебе знать.

И он снова стал таким же отстраненным.

– Это не сработает, – возражаю я. – Кто знает, что планируют журналисты, пока мы разговариваем. Нам нужен какой–нибудь контент для публикации в ближайшее время, например, наши фотографии на свидании или что–то в этом роде, чтобы мы могли предотвратить то, что они готовят.

Он мгновение смотрит на меня, затем вздыхает и достает свой телефон. Он несколько раз пролистывает экран и что–то печатает, затем говорит:

– Ну вот. Теперь у тебя есть доступ к моему календарю, как и у остальных членов моей команды.

Взволнованная, я достаю телефон из клатча, затем смотрю на разноцветное чудовище, представляющее собой расписание тренировок и гонок Стоуна. Мне нравится планировать так же сильно, как и любой другой девушке, но...

– У тебя почти нет свободного времени, – я встречаюсь с ним взглядом, в ужасе за него. – У вас, гонщиков, вообще есть жизнь?

– В этом весь бизнес, детка, – растягивает он слова.

В тот момент, когда слово “детка” слетает с его губ, мы оба напрягаемся.

Затем он прочищает горло.

– Прости, я не имел в виду...

– Всё в порядке, – перебиваю я. – Наверное, нам стоит привыкнуть к этому.

Стоун кивает, по–прежнему молча. Но на его телефоне загорается сообщение, отвлекающее его внимание. Он вздыхает и наклоняется ближе, его рука касается моей поясницы.

– Скоро увидимся, Кин.

Я замираю на месте, слишком сильно пораженная этим небольшим контактом. Он хмуро смотрит на меня, но его телефон снова жужжит, поэтому он просто качает головой и уходит, растворяясь в толпе. Я прислоняюсь спиной к барной стойке и сжимаю в руках стакан с прохладной газированной водой, чтобы успокоиться.

Взглянув на календарь Стоуна, я понимаю, что договориться с ним о свиданиях будет сложнее, чем я думала. Я представляла, что буду просто приходить к нему, ходить на свидания через день и сопровождать его на все общественные мероприятия, но, судя по его расписанию, в ближайшие пару недель у него их будет очень мало.

Моя работа, и Стоуна, зависит от этого, и я не могу потерпеть неудачу. Я думаю о том, как была бы разочарована Вероника, если бы я, прихрамывая, вернулась в Саванну после двух дней работы, и я знаю, что это поколебало бы её веру в меня.

Мне нужно придумать что–нибудь получше.