Улыбка Моры дрогнула, и впервые она, казалось, была застигнута врасплох.

— А ты кто такой? — усмехнулась она.

— Ари Ланкастер, — сказал он твердым голосом, — парень Блейк. И я бы посоветовал быть очень осторожной со всем, что скажете дальше.

Мора рассмеялась горьким смехом, от которого по всему телу пробежали мурашки. Она взглянула на меня.

— Хоккеист, Блейк? Правда? — она покачала головой. — Так вот ради кого ты предала Кларка?

Она могла говорить обо мне все, что хотела. Но не о нем. Никогда.

Он был всем.

Она оглянулась на Ари.

— Ты хоть представляешь, насколько она испорчена?

Он усмехнулся, как будто Мора рассказала плохую шутку.

— Заткнись на хрен.

— Ах, ты понятия не имеешь, кто она на самом деле, не так ли? — размышляла Мора. — Не знаешь ни о лекарствах, ни о панических атаках... ни о ее расстройстве пищевого поведения.

Я замерла, сердце словно сдавило. Жар пополз вверх по шее. Унижение пронзило насквозь. Казалось, что я могу растаять на полу. Все секреты были раскрыты, выставлены на обозрение для Ари.

Я не могла даже смотреть на него.

После этого он никогда не будет думать обо мне по-прежнему. Ари был идеальным. Он не сможет меня выносить. Она только что разрушила мой единственный шанс на счастье. На глазах выступили слезы.

— Обычно я не бью женщин, но для тебя сделаю исключение, если не уберешься отсюда в ближайшие пять секунд, — прошипел Ари, и по лицу Моры действительно пробежала тень страха.

Глаза сузились, и она посмотрела на Ари с холодной отстраненностью.

— Очень хорошо, — сказала она, пренебрежительно махнув рукой. — Но помни, ты понятия не имеешь, во что ввязался.

Воздух был насыщен удовлетворением, когда она взяла сумочку и грациозно соскользнула со своего места.

— Скажите менеджеру, что мне было так противно здешнее обслуживание, что я не съела ни кусочка, — надменно сказала Мора, направляясь к выходу, не заплатив.

Хотелось рухнуть на землю, но я не хотела доставлять ей такого удовольствия, если та случайно оглянется. Так что я просто стояла там, дрожа всем телом, и смотрела, как она уходит.

— Пойдем, солнышко, — хрипло пробормотал Ари. — Давай вытащим тебя отсюда, — он повел меня к черному ходу, и я прекрасно осознавала, что все взгляды устремлены на нас. Также меня, скорее всего, собирались уволить из-за того, что Мора свалила, не заплатив, и того, что я уходила раньше окончания смены.

Я просто не могла найти в себе сил беспокоиться.

Ари повел меня по переулку за рестораном, а затем по боковой улочке к машине, где было полно народу. Я оцепенела, когда он открыл передо мной дверь, пристегнул ремень безопасности, а затем бросился на другую сторону.

Он завел машину, и я почувствовала, как обеспокоенный взгляд сверлит меня, но проигнорировала его, пристально глядя в окно.

— Блейк... — наконец начал он. Но я подняла руку, качая головой.

— Мы можем просто не разговаривать? По крайней мере, не прямо сейчас? — прошептала я.

Он вздохнул, но больше ничего не сказал. И остальная часть поездки прошла в молчании.

— Мне нужно в туалет, — пробормотала я, когда мы добрались до дома, не потрудившись получить ответ, прежде чем почти побежала в ванную. Как только я закрыла дверь... и заперла ее, я порылась в сумке с туалетными принадлежностями в поисках бритвы.

Я схватила и уставилась на нее, ненависть к себе захлестнула. Я не позволяла себе этого неделями. Но теперь подобное казалось необходимым. Как будто я не выживу, если не избавлюсь от боли.

Если один раз изменила, значит, так и останется изменщицей.

Совсем как мать.

Неудачница.

Шлюха.

Карьера модели разрушена…

Я прислонилась к стене и спустила пояс брюк, большим пальцем проводя по шрамам на бедре. Слезы текли по щекам, руки дрожали... Я нажала на лезвие и... дверь резко распахнулась, показался Ари с широко раскрытыми глазами и озабоченным выражением на лице.

Я застыла на месте, лезвие бритвы касалось кожи, пока мы смотрели друг на друга.

Он подошел ко мне и остановился в нескольких дюймах. Не сводя глаз, медленно стянул с себя рубашку, после чего бросил ее на пол.

— Сделай мне больно, солнышко, — пробормотал он, хватая мою руку, в которой все еще было лезвие бритвы, и прижимая его к груди. — Каждый раз, когда чувствуешь боль... вместо этого причиняй боль мне. Позволь забрать ее у тебя.

Моя рука дрожала, когда он прижимал лезвие к своей груди, пока капелька крови не выступила на золотистой коже.

Я уставилась на это в шоке. И испытывая стыд. Потому что почувствовала легкое облегчение, как будто лезвие проникло в мою кожу.

— Вырежи свое имя... вырежи свою боль... Мне все равно, что ты сделаешь, но вместо этого сделай больно мне, — прошептал он, проводя лезвием по своей груди. Я уставилась на него, все еще в шоке от происходящего, и поняла, что Ари вырезал букву «Б».

Он буквально вырезал мою боль на своей коже. Вырезал меня.

Я потянула Ари за руку, и он опустил ее. Лезвие упало на кафельный пол, звон эхом разнесся по комнате.

Ноги меня подвели, и я упала, пойманная сильными руками Ари прежде, чем успела коснуться пола.

— Милая, — пробормотал Ари, когда я зарыдала у него на груди. Порез кровоточил, стекая по прекрасной коже и пачкая мою рубашку.

И я почувствовала такую сильную боль.

— Зачем ты это сделал? — я всхлипнула. — Почему заставил причинить тебе такую боль?

— Детка, — простонал он с болью в голосе. Ари подхватил меня на руки и отнес в спальню, каким-то образом пробираясь коленями по кровати, пока не смог сесть на нее, прижимая меня к груди.

— Скажи, где болит, — нежно прошептал он, словно эхо слов, сказанных несколько недель назад.

И, как и тогда, ответ был все тем же, только на этот раз он знал о демонах, которые сделали меня злодеем в этой истории.

— Я устала от того, что Мора Шепфилд права. Я жалкое подобие человека. И устала быть злодейкой в собственной истории. Я. УСТАЛА.

Его пальцы пробежались по моей щеке.

— Когда ты устанешь от всего этого багажа и захочешь уйти, потому что я — обуза, на которую ты никогда не подписывался, Ари Ланкастер?

Его пальцы крепко сжали мою челюсть.

— Никогда. Ответ — никогда. Твоя боль — это не груз, который нужно терпеть, детка. Для меня честь помочь тебе и подставить свое плечо. Скажи, где болит. Позволь забрать это.

Его пристальный взгляд не отрывался от моего, и напряженность в глазах была как спасательный круг, и я внезапно пришла в отчаяние.

— Однажды я пыталась покончить с собой. Кларк нашел меня, отвез в больницу, — прошептала я. — И я все равно разбила ему сердце,— чувство вины разлилось по венам, так сильно вытекая из испорченного мозга, что казалось, я утону. Сдавленные рыдания вырвались из груди. — Зная это, Ари Ланкастер, почему ты так стараешься спасти меня?

— Солнышко, это ты спасаешь меня. Я отдал свою душу много лет назад, и с тех пор просто существую, ожидая, когда ты вернешься. Ты не какая-то девочка. И я не какой-то мальчик. Мы родственные души, две половинки... Одной и той же. Чертовой. Души.

Его рука коснулась щеки, вытирая выступившие слезы.

— Хотелось бы, чтобы тебе не приходилось спасать меня, — наконец прошептала я, и он покачал головой.

— Я просто помогаю спастись. Вот увидишь. Однажды ты проснешься, и этой боли внутри больше не будет. Ты будешь свободна. И даже не сможешь вспомнить, как сильно было больно.

Он запечатлел на моих губах самый душераздирающий поцелуй и улыбнулся.

— Обещаю.

Особенность обещаний Ари Ланкастера, как узнала, заключалась в том, что он их выполнял.

Ари осторожно раздел меня, словно подарок, который хотелось развернуть. Он занимался со мной любовью часами, пока я не заснула, шепча слова любви и хвалы до тех пор, пока не прекратилась вечно присутствующая боль... словно ее и не было.

Два дня спустя, когда я проснулась… Ари продемонстрировал совершенно новую татуировку с моим именем, которую сделал там, где я порезала ему кожу.

Я спросила, почему, и тот просто рассмеялся.

И каким-то образом Ари Ланкастер... сделал невозможное... он забрал мою боль.