Глава 27

Иден

(После того, как ее схватили ... снова...)

Лежа на полу, я изо всех сил стараюсь держать глаза открытыми.

У меня так сильно болит голова.

Мне холодно.

Сквозь затуманивающееся зрение я вижу плачущую Миланию. Остальные девушки, с безжизненными лицами, просто пялятся в разные стороны.

Я была так близка к побегу.

Возможно, это был мой единственный шанс.

Я чувствую, как игла прокалывает мою кожу, и через несколько секунд боль начинает стихать.

Нет. Лучше я буду терпеть боль.

Я моргаю и моргаю, пока наркотики проносятся по моему организму. Время искажается, и все кажется перевернутым с ног на голову. Мой разум затуманивается, пока не начинает казаться, что я парю.

Мне кажется странным, когда кровати будто бы перемещаются по полу, а потом возвращаются на место. Это вызывает у меня недоумение.

Что-то ползет по мне, и я пытаюсь смахнуть это, но двигаться трудно, как будто я связана.

Я снова связана. Нет!

Я борюсь, но не могу освободиться, и по мне ползает все больше насекомых.

Я кричу и борюсь с путами, но вдруг оковы исчезают, и я вижу Мэнди, сидящую передо мной; она проводит рукой по моим волосам.

— Становится легче, когда ты просто сдаешься, — говорит она.

Мэнди никогда не проявляла ко мне ни любви, ни заботы, поэтому, когда я вижу, как она с беспокойством смотрит на меня, у меня что-то сжимается в груди.

Прекрати.

— Все в порядке, — воркует она. — Мы семья.

Она ложится рядом со мной, так что мы оказываемся лицом к лицу, и продолжает гладить мои волосы с неестественно мягкой улыбкой на губах.

Я смотрю на лицо Мэнди, рассматривая все морщины и шрамы.

Всю мою жизнь она выглядела именно так. Старой. Уставшей. Под кайфом.

Вокруг ее рта образуются пузырьки, некоторые поднимаются в воздух. Внезапно она начинает биться в конвульсиях, и ее глаза закатываются.

Смотреть на белки ее глазных яблок чертовски странно, и я зажмуриваюсь.

Когда я открываю их снова, Мэнди уже нет. Вместо нее рядом со мной лежит Милания. Ее глаза застыли, а из уголка рта течет рвота.

Нет.

Борясь с действием наркотиков, мне удается приподнять голову, но она начинает пульсировать.

Я беру Миланию за плечо и трясу ее, невнятно произнося:

— Вставай. Тебе нужно сесть.

По мере того, как ко мне постепенно возвращаются чувства и действие наркотиков ослабевает, до меня доносится резкий запах рвоты.

— Милания, — шепчу я.

Присев, я наклоняюсь над ней и пытаюсь проверить пульс, но не уверена, что делаю это правильно. Я подношу палец к ее ноздрям, но не чувствую теплого воздуха.

— Черт, — хнычу я.

Охваченная одновременно сильным страхом и печалью, я быстро отодвигаюсь от нее.

Она мертва.

Господи, Милания мертва.

Я поднимаю руку и прикрываю ею рот, а мое дыхание вырывается быстрыми, короткими вдохами.

Извращенные галлюцинации, которые были у меня под кайфом, начинают бомбардировать меня.

Милания умерла, пока я была под кайфом.

Я сажусь в угол и прижимаю колени к груди.

— Господи, — стону я, раскачиваясь всем телом. — Господи.

Мое лицо морщится, когда я смотрю на ее безжизненное тело, но слез нет.

Это случится со мной, если я не выберусь отсюда.

Я прижимаюсь лицом к коленям, но это причиняет боль, и мне приходится снова поднять голову. Делаю глубокие вдохи, желчь в моем желудке бурлит и грозит вырваться наружу.

Мои глаза осматривают комнату, и я понимаю, что той, которая смотрела на все пустым взглядом, уже нет. Две других, свернувшись калачиком под одеялами, крепко спят.

Я качаю головой, пытаясь все осмыслить.

Мне нужно бежать, поэтому я поднимаюсь на ноги, опираясь на стену. У меня кружится голова, и меня чертовски подташнивает.

Не блюй.

Иди.

Дойдя до двери, я оглядываю коридор вдоль и поперек и, никого не увидев, выскальзываю из комнаты. Я слышу звуки, доносящиеся из телевизора, затем кто-то громко рыгает.

— Принеси мне еще пива, — приказывает мужчина.

— Я тебе не гребаная горничная, — ворчит другой парень.

Подойдя к гостиной, я прижимаюсь всем телом к стене, прерывисто дыша.

Я вижу часть телевизора и ботинки, лежащие на журнальном столике. На окне – пожелтевшие занавески.

Мой взгляд прикован к входной двери, а сердце бьется все быстрее, когда я подбадриваю себя побежать к ней.

Доберись до двери. Открой ее. Не облажайся, как это делают в фильмах ужасов. Беги изо всех сил.

Краем глаза я замечаю движение, и, снова выглянув в окно, вижу, что к дому приближаются вооруженные люди.

Их довольно много.

Черт. Черт. Черт. Черт.

Последнее, что мне сейчас нужно, это увязнуть в войне банд.

Боже, тогда игра окончена для всех нас.

В следующий момент входная дверь слетает с петель и влетает в дом. Потрясенная до глубины души, я наблюдаю, как входит Дарио, выглядящий как ангел мщения, который вот-вот потеряет рассудок.

— Вот дерьмо, — бормочу я, совершенно ошеломленная.

Одетый в ужасно сексуальные черные брюки-карго и свитер, плотно облегающий грудь, он выглядит чертовски горячо.

Его глаза, наполненные яростью, на секунду останавливаются на мне, когда он поднимает руки, в каждой из которой по пистолету.

Святые угодники, Бэтмен.

Я в недоумении качаю головой, не понимая, не мерещится ли мне это. Я наблюдаю, как он стреляет в сторону людей, которые держат нас в плену.

Входит Ренцо, за ним идет Франко, оба выглядят так же круто, как и Дарио.

Сбитая с толку, я могу только стоять и смотреть, не понимая, что реально, а что нет.

Ренцо направляет на меня пистолет, и я начинаю качать головой. Когда он стреляет, из меня вырывается писк, и я сильнее прижимаюсь к стене.

Я смотрю вниз, ища пулевое ранение, но ничего не нахожу. Услышав стон позади себя, я оглядываюсь через плечо и вижу человека, лежащего посреди коридора.

Женщина с пустым взглядом стоит в дверях спальни, в которой нас держали.

Господи. Была ли она с тем мужчиной?

У меня нет времени думать об этом, потому что меня хватают за плечи и прижимают к теплой, твердой груди.

— Блять, — шепчет Дарио. — Господи, Иден. — Он зарывается лицом в мои волосы, потираясь подбородком о шишку на моей голове.

Когда я вздрагиваю и отстраняюсь от боли, его руки возвращаются к моим плечам, и он наклоняется, чтобы видеть мое лицо.

Его взгляд скользит по моему лицу, а его глаза темнеют от гнева.

Его тон резок, когда он спрашивает:

— Ты в порядке?

В порядке ли я?

— Они накачали меня наркотиками, — жалуюсь я, очень расстроенная этим. — Кажется, четыре раза.

— Уходим! — огрызается Франко.

Дарио просовывает руки под меня, и через мгновение я оказываюсь в воздухе и меня выносят из дома.

Если бы не трупы в гостиной и коридоре; не смерть Милании и не тонна дерьма, через которое мне пришлось пройти, это был бы самый романтичный момент в моей жизни.

Мой взгляд останавливается на женщине с пустым взглядом, поэтому я говорю:

— Там и другие женщины.

— Полиция позаботится о них, — отвечает Дарио, все еще выглядя как бог грома. — Нам нужно выбираться отсюда.

Меня сажают на заднее сиденье внедорожника, и Дарио садится рядом со мной.

Ренцо бросает нам пальто, бормоча:

— Надень это на нее. Она, должно быть, ужасно замерзла.

Как только Дарио закрывает дверь, он снова тянется ко мне и, усадив к себе на колени, накидывает на меня пальто.

Он обнимает меня, и я вдыхаю его аромат.

— Я везу ее в нашу клинику, — сообщает нам Ренцо.

Дарио лишь издает рычащие звуки в ответ на слова Ренцо.

Он отстраняется, чтобы взглянуть на меня, и его взгляд осматривает все синяки на моем лице и теле. От этого он злится еще больше.

Я и не подозревала о существовании такой стороны его характера.

Я все еще пытаюсь понять, как связать своего парня, который любит балет и оперу, с этим мужественным, умеющим обращаться с оружием и невероятно привлекательным мужчиной.

Подняв руку, я прижимаю ладонь к его груди.

— Ты действительно здесь, или у меня галлюцинации?

— Я здесь, Tesoro.

Его брови сходятся вместе, а выражение лица становится почти душераздирающим, когда он продолжает смотреть на меня.

Я поглаживаю его подбородок и шепчу:

— Я в порядке. Немного замерзла и поранилась, но в порядке.

Он запечатлевает поцелуй на моей ладони, после чего нежно заключает меня в свои объятия.

Любовь, исходящая от Дарио, прогоняет холод в моих костях и согревает мое сердце.