Глава двадцать седьмая

Бренна

– А как же слухи, которые ходят по городу о тебе и Джейкобе? – спрашивает Сильвия.

Прошла неделя с тех пор, как она в последний раз заходила к нам без предварительного звонка, и я подумала, что, может быть, мы уже сдвинулись с мертвой точки. Очевидно, это было не так. Даже если визиты стали реже, навязчивость не уменьшилась.

– В этом нет ничего особенного.

– Магнолия сказала, что вы снова обедали вместе.

– Сильвия, мы обедаем вместе раз в неделю, чтобы обсудить пьесу...

В итоге мы держимся за руки под столом или он занимается другими вещами – непристойными вещами.

Она возвращается к сушке посуды на стойке.

– Я просто хочу сказать, что Люк был бы очень разочарован, если бы ты нашла кого-то вроде него на его место.

Гнев кипит в моей крови, потому что она не имеет права диктовать что-либо в моей жизни, а тем более пытаться заставить меня испытывать стыд за то, с кем я решила встречаться в будущем.

Два месяца назад я бы смирился с этим, но не сейчас. Не только потому, что она не имеет права, но и потому, что если я и хочу видеть кого-то в своей жизни, так это Джейкоба. Я не позволю ей унижать его.

– Во-первых, никто и никогда не заменит Люка. Так не бывает. Люк всегда будет отцом Мелани и Себастьяна. Он всегда будет мужчиной, которого я любила и с которым создала семью. Какого бы мужчину я ни выбрала, чтобы любить дальше, он не будет заменой мужу, которого я потеряла. Во-вторых, Джейкоб – хороший человек. Он замечательно относится к детям и ко мне. Сколько голливудских звезд вызвались бы стать режиссерами спектакля для толпы детей? Никто, так что я не уверена, из-за чего, по-вашему, Люк мог бы разочароваться.

Ее рука подлетает к груди, и она хрипит.

– Слишком рано!

– Не вам об этом говорить.

– Прошел всего год, Бренна! Как ты можешь смириться с его потерей?

Злая женщина внутри меня так сильно хочет наброситься на нее, отшить и сказать, что это не ее дело – указывать мне, как жить, но я не такая. Она злится на меня, потому что ей все еще больно. Я знаю это, и хотя было бы легко ответить ей тем же, спорить и ругаться, это было бы неправильно. И все же то, что она не готова отпустить его – не мой крест.

Я сажусь на кровать и жду несколько секунд. Я говорю тихо и с пониманием.

– Я никогда не смогу смириться с потерей Люка.

Она отбрасывает рубашку, гнев все еще излучается от нее.

– И все же ты продолжаешь заниматься Бог знает чем с этим человеком в городе, откуда родом мой сын.

– Вы хотите, чтобы я до конца жизни оставалась одна?

Этот вопрос, кажется, шокирует ее.

– Конечно, нет! Но почему так скоро?

– Неважно, будет ли это через полгода или сейчас, – говорю я ей. – Неважно, когда, с кем или в каком городе мы живем, все равно это будет ощущаться именно так.

– Мне не нужна терапия.

Я улыбаюсь.

– Может, и нет, но мы все равно скорбим, независимо от того, говорим ли мы об этом. Мы растем, исцеляемся и учимся каждый день. Потеря и горе – это ужасно, и этапы их прохождения не зависят от того, проходите вы терапию или нет. Я любила Люка. Я всегда буду любить Люка. Он был замечательным мужем и отцом. Но его больше нет, как и меня. Я хочу снова любить. Я хочу, чтобы у меня был кто-то, с кем я могла бы разделить свою жизнь.

Она берет мою руку в свою.

– Я не хочу, чтобы ты была одна, Бренна. Я просто...

– Вы еще не готовы к тому, чтобы я была готова.

Долгий вздох, который она испускает, похож на сдувающийся воздушный шарик. Она больше не злится и не пылает яростью. Теперь в ней говорит печаль.

– Нет, я не готова.

– Мы с Джейкобом не... ну, мы просто друзья.

– Тебе не нужно мне врать, милая. Я вижу, что происходит, так же ясно, как и все остальные жители города.

– Я обещаю, что здесь нет ничего особенного.

Ее мягкая морщинистая рука проводит линию по моей щеке.

– Может, ты и говоришь себе так, но, как ты заметила, какой мужчина станет режиссером спектакля для детей?

– Это было сделано для Себастьяна.

Сильвия с усмешкой закатывает глаза.

– Ты дурочка, моя милая девочка.

– Меня уже так называли.

Она садится рядом со мной и кладет руку на мою.

– Может, я и старуха, а ты – модный врач, но позволь дать тебе маленький совет. Мужчины не делают все это ради маленького ребенка. Конечно, может, вначале так и было, но я вижу правду. Он водил тебя на карнавал, на барбекю у них дома, а потом я узнала о вашем киносеансе под дождем. Вы можете быть друзьями, но твое сердце хочет большего.

– Где вы все это слышали?

Она смеется и взмахивает рукой.

– Не от моих внуков, если тебе это интересно. Эти двое держатся в тени и хранят секреты лучше всех, кого я когда-либо встречала.

Я понимаю, что мы действительно плохо держали все в тайне. Если Сильвия услышала все это от кого-то, кроме детей, то все должны знать. И судя по тому, что говорит Сильвия, она тоже видит правду о моих чувствах.

– Отлично. Значит, все знают, что городской психолог – тупица.

– Почему ты тупица?

Я поднимаю глаза, понимая, что на моем лице написана правда.

– Ааа, понятно. Я была права насчет твоего сердца.

– А я была права в том, что я идиотка.

– Большинство женщин такие, когда дело касается мужчин.

Это чертова правда.

– Мне жаль, что вам пришлось услышать все это от других людей.

Она постукивает меня по бедру и встает.

– Я знала, что однажды ты найдешь кого-то другого, просто надеялась, что к тому времени я уже умру.

– Сильвия! – говорю я со смехом.

– Я шучу. Если Джейкоб делает тебя счастливой, и он хорошо относится к моим внукам, то не позволяй проблемам маленькой старушки стоять на твоем пути, – ее взгляд переходит на фотографию Люка, которая стоит на моем комоде. – У нас всего одна жизнь, и я, как никто другой, знаю, насколько она коротка.

***

Джейкоб и Себастьян идут к дому, и я останавливаюсь, глядя на них. Себастьян выглядит таким счастливым, и я клянусь, что передо мной промелькнуло то, что могло бы быть моей жизнью. Было бы так легко жить с Джейкобом. Любить, спорить, быть счастливой и одновременно бороться. Мы не были бы все время в радуге, но испытания и невзгоды делали бы нас сильнее. Именно тяжелые времена доказывают, что у нас есть силы для преодоления. На данный момент я должна быть Геркулесом. Господь свидетель, мне потребуются титанические усилия, чтобы не погнаться за этим человеком. Мой разговор с Сильвией до сих пор не выходит у меня из головы, и я задаюсь вопросом, сможет ли он когда-нибудь позволить себе построить жизнь со мной. Сможет ли он понять, какой он замечательный, сколько любви способен подарить, ведь Джейкоб – один из лучших мужчин, которых я когда-либо знала. Я могла бы сказать ему все это, умолять его остаться и любить меня, попытаться дать нам шанс, но я как никто другой знаю, что желание измениться должно исходить изнутри. Он должен сам захотеть, чтобы все было по-другому. Мои слова не приведут ни к чему, только вобьют клин между нами. Я обещала ему, что не буду требовать большего. Я должна сдержать свое слово.

Джейкоб не сводит с меня глаз, пока они идут к дому. Мое сердце бешено колотится, и мне хочется подойти к нему, поцеловать его до потери сознания и свести на нет только что сделанное заявление.

– Привет, мам!

Я улыбаюсь своему сыну.

– Привет, приятель.

– Я поймал огромную рыбу.

Я вздрагиваю.

– Отлично.

– Пойду-ка я приберусь, – он поворачивается к Джейкобу.

– Спасибо, что снова поехал со мной на рыбалку.

– В любое время.

Он обнимает его, а потом вздыхает.

– Я буду скучать по тебе, когда ты уедешь.

Джейкоб сжимает его плечо.

– Мы будем друзьями очень долго, Себастьян.

Себастьян убегает, оставляя меня наедине с Джейкобом. Мы планировали улизнуть сегодня вечером, когда дети уснут, но теперь я не уверена, что это разумно. Сегодняшний день был полон правды, к которой я не была готова. Моя свекровь сказала мне, что я вела себя довольно глупо, а дальше все пошло по спирали. Я нашла старую рубашку Люка, надела ее и села на край кровати, размышляя, что я делаю. Не только почему на мне эта рубашка, но и почему я делаю все остальное. Потом я подумала о Джейкобе и о том, как он мне дорог. Я сняла рубашку, посмотрела на нее и подумала, одобрил бы Люк мой поступок. Мне хочется думать, что одобрил бы, но верю ли я в это потому, что мне хочется в это верить, или потому, что это правда? Все это так тяготило, что было трудно дышать, но потом я увидела Джейкоба, и все стихло. Как будто мир не кажется таким тяжелым, когда я стою перед ним.

– Привет, – говорю я, немного задыхаясь и волнуясь, потому что не уверена, что сказать.

Джейкоб смотрит мне за спину, и когда он говорит, тяжесть возрастает.

– Я больше не хочу этого делать.

Мои глаза расширяются, и я чувствую, что именно это станет причиной моей смерти. Через несколько минут я буду раздавлена.

– Что делать?

Он вздыхает.

– Это. То, что мы делаем друг с другом. Я больше не могу.

На мгновение я замираю. Что, черт возьми, там произошло? Когда мы разговаривали сегодня утром, он схватил меня и утащил с глаз долой, чтобы поцеловать, пока Себастьян ходил за своим снаряжением. Он был в восторге от того, что мы тайком сбежали, а теперь вдруг не может этого делать?

– Я не понимаю.

Он трет лицо и начинает шагать.

– Мы оба лжем друг другу, Бренна.

– Я никогда не лгала тебе.

В зеленых глазах Джейкоба плещутся эмоции, которые движутся так быстро, что я не могу определить ни одну из них.

– Нет?

– Нет.

– Скажи мне, что ты не чувствуешь ничего больше, чем просто симпатию к тому, что мы делаем. Скажи мне, что твои чувства ко мне – не более чем дружба.

Я делаю шаг назад, и мой желудок опускается. Это было бы ложью. Я чувствую гораздо больше. Я чувствую себя живой и счастливой, и я хочу его так сильно, что на глаза наворачиваются слезы. Но это не просто желание. Это нечто большее. Это нужда, пронизывающая до глубины души.

Мое дыхание вырывается короткими очередями.

– Я не могу этого сделать.

– Я тоже не могу, – Джейкоб подходит ко мне и кладет руки мне на бедра.