Глава 8

Рафаэль

Когда отец вызвал меня на склад для выполнения моих задач, я впервые в жизни хотел сказать: «Да пошел он, пошел на хуй». Но на мне лежит ответственность, и Элли скоро узнает из чего состоит мой образ жизни, чтобы в будущем принять это. У нее нет выбора.

Моя служба безопасности сообщила, что она собрала сумку и заказала Uber, когда я покинул поместье. Чертов Uber!

Я приказал им отменить такси без ее ведома и попросил одного из моих водителей отвезти Элли домой. Ни в коем случае, черт возьми, я не позволю своей маленькой куколке путешествовать одной с незнакомцем.

Оставшуюся часть выходных я провел на складе, но теперь я вернулся домой и могу полностью сосредоточиться на Элли. В конце концов, она теперь работает на меня, она принадлежит мне.

Я провожу пальцем по губе, обдумывая свой следующий шаг. Я дал достаточно времени, чтобы она понервничала, и теперь ей нужно принять на себя ответственность передо мной.

— К черту это! — Я дергаю руль, разворачиваясь на 360, игнорируя сигналы недовольных водителей. Я собираюсь забрать свою девушку. Ее отец не будет проблемой, он тратит деньги так же быстро, как и молодые девушки из эскорта, которым платят за то, чтобы они просто стояли рядом, так что он, без сомнения, будет благодарен Элли за то, что она сама зарабатывает себе на жизнь.

Придя в дом ее семьи, я вздрагиваю от отсутствия охраны. Как, черт возьми, я позволил этому случиться. Она заслуживает и нуждается в защите, моей защите, и она будет у нее отныне. Я останавливаю внедорожник и вылезаю из него. Других машин здесь нет, я не сомневаюсь, дома ли она, потому что трекер показывает именно это.

Моя команда безопасности подъезжает за мной следом, но я, как всегда, игнорируя их, и поднимаюсь по ступенькам к входной двери. Опять же, меня поражает отсутствия сигнализации. Черт возьми, даже дверного звонка нет.

Поднося кулак к двери, я стучу по ней, раздражение пробегает по спине. Меня никогда раньше не заставляли ждать, мне это не нравится.

— Босс, внутри играет музыка. — Кай кивает в сторону открытого окна наверху, я соглашаюсь с ним, кивнув в ответ. Он отступает назад, когда я достаю из-за спины пистолет и целюсь в дверной косяк, пропуская сквозь него одну пулю, пока дверь не открывается с легкостью. Еще одна чертова проблема, с которой я столкнулся в этом дерьмовом месте, которое она называет своим домом. Я все больше и больше злюсь. Все это неприемлемо.

Если ее отец считает, что она может жить в таких условиях, то он думает только о своей чертовой выгоде.

Я распахиваю дверь и заглядываю в пустой коридор. Звуки баса сверху раздаются эхом в пустом пространстве и заставляют меня мчаться вверх по лестнице, делая по два шага за раз. Мой пульс бьется от адреналина и отчаяния, я хочу увидеть ее, убедиться, что с ней все в порядке, защитить и, в конечном итоге, забрать домой.

Я следую за звуками громкой музыки и съеживаюсь. Такое ощущение, будто она там устраивает чертову вечеринку. Распахнув дверь спальни, я смотрю на спину Элли и какого-то панка, сидящих за столом. Красная дымка застилает мои глаза, ярость нарастает внутри меня так быстро, что выливается наружу с неизбежным разрушением. Панк обнимает Элли за спинку стула, оба не замечают моего присутствия. Его губы, прижавшиеся к ее губам, наполняют меня убийственной яростью. Его судьба предрешена.

Я бросаюсь на него, рыча, панк едва успевает осознать что происходит, как я разбиваю его головой стол, затем поднимаю его за волосы и бью снова и снова.

Элли вскакивает со стула и бьет меня по руке маленьким кулачком.

— Пожалуйста остановись. Рафаэль, стой! — Она плачет, но я игнорирую каждую просьбу.

Крепче хватаю его за волосы, стаскивая со стула, швыряю на пол, и достаю пистолет.

— О Боже мой, Рафаэль! Нет! — Она встает перед дулом пистолета, а кусок дерьма карабкается обратно к кровати, его лицо покрыто кровью и соплями.

— Отойди, Элли. — Я жестом призываю ей отодвинуться.

Ее глаза наполняются слезами, а нижняя губа дрожит, вызывая укол вины, охватывающий меня, но я отмахиваюсь от этого, привыкший избегать своих чувств. Он коснулся того, что принадлежит мне, и это недопустимо.

Она поднимает руку.

— Пожалуйста, послушай, Рафаэль.

Я делаю шаг вперед, чтобы оттолкнуть ее, но она хватает меня за руку, когда я поднимаю пистолет.

— Ты не можешь убить его.

Отчаяние, исходящее от нее, только еще больше злит меня. Есть ли у нее чувства к этому сопляку? Я не позволю ей испытывать чувства ни к кому, кроме меня. Мой палец касается спускового крючка.

— Он сын комиссара полиции!

Я останавливаюсь на ее словах.

Этот хныкающий кусок дерьма сейчас плачет горькими слезами, но я игнорирую его и поворачиваюсь к Элли.

— Он сын комиссара полиции. Пожалуйста, не убивай его. У тебя будут проблемы, Рафаэль.

Слезы пятнают ее прекрасное лицо, по старым следам капают свежие.

— Ты с ним трахалась? — шипя, говорю я.

Ее голова запрокидывается назад, а рот открывается.

— Ты с ним трахалась? — кричу я, и ее маленькое тело вздрагивает от моего тона.

— Конечно, нет!

Мне ничего не остается, как съязвить.

— Ты только что засунула язык в его грязный гребаный рот, Элли.

Она зажимает рот, ее грудь поднимается и опускается, как будто это она обиделась, атмосфера между нами гипнотическая. Она наблюдает за исходящей от меня одержимостью, а я жду, чтобы она ее приняла, жду, когда зеленый свет положит конец этому куску дерьма и принесет разрушение моей семье. Потому что я готов был пытать, убивать и уничтожать каждого человека, ходившего по земле, а затем греться в их страданиях и купаться в чане из их окровавленных душ, чтобы спасти мою маленькую куколку.

В конце концов она вздыхает.

— Он поцеловал меня. — Она жует губы. — Он только что сделал это, а потом ты…

По крайней мере, у них не было полноценного поцелуя. Тем не менее, он попробовал то, что принадлежит мне, а это неприемлемо.

— Ты принадлежишь мне, маленькая куколка, — шепчу я.

Элли подходит ближе, и на этот раз, когда она касается моего предплечья, я позволяю ей опустить пистолет в моей руке, и ребенок вздыхает с облегчением.

Ее мягкая рука касается моей щеки, и весь гнев, который был там мгновение назад, ускользает от ее прикосновения.

Глядя в ее карие глаза, я рассказываю ей, что чувствую, и говорю ей свою правду.

— Ты обладаешь мной.

Элли

Дэррил приближается, и я шаркаю прочь. Это была плохая идея, ужасная идея. Я прошла путь от подростковой влюбленности в парня моего возраста до полной одержимости парнем, который почти достаточно взрослый, чтобы быть моим отцом. Теперь каждый раз, когда Дэррил говорит какие-то язвительные намеки или случайно прикасается ко мне, я чувствую, будто моя кожа кишит тысячами насекомых, и я отчаянно пытаюсь смахнуть это ощущение.

Когда он последовал за мной наверх после школы, я была в шоке, но он указал на мой стол и предложил заниматься там, слушая музыку. Я решила не переодеваться, так как не могла раздеться в одной комнате с ним.

Его чрезмерно нежные жесты заставили меня пожалеть о том, что мы находимся в моей спальне, и пребывание наедине вызывало во мне беспокойство. Я смотрю на свой телефон, не зная, стоит ли пригласить Джейд прийти, но зная, как Томми защищает ее, это только вызовет проблемы в их отношениях, а счастье моей подруги важнее, чем мое глупое согласие позаниматься учебой у себя в доме.

— Ты очень красивая, Элли, — дышит он слишком близко к моему уху.

Вот дерьмо.

Мои щеки горят, и я пытаюсь не обращать внимания на его комментарий.

— Спасибо. Итак, вернемся к четвертому вопросу. Этому студенту действительно трудно понять душевные трагедии Шекспира. Возможно, нам следует провести дополнительное занятие для тех, кто будет изучать Шекспира в следующем году. Давай посмотрим правде в глаза, они и так в невыгодном положении, и, если добавить Шекспира, будет путаница. — Я неловко улыбаюсь, когда Дэррил сидит, положив голову на локоть, и смотрит на меня с влюбленным выражением лица, которого я раньше не замечала.

— Знаешь, я пытался заставить тебя ревновать, я имею в виду с Джейд.

Я закатываю глаза. Дэррил всегда был кокетливым и пытался трахнуть каждую девушку в радиусе мили от него, поэтому тот факт, что он кадрил мою лучшую подругу, неудивителен.

— Это правда. Ты мне всегда нравилась, Элли.

Он садится ближе, и я не могу придумать, на что переключить его внимание. Следующее, что я помню, это его губы чмокают мои. Как идиотка, я сижу, не реагируя, мой мозг и тело не понимают, что происходит, и когда он пытается языком уговорить меня открыть рот, я поднимаю руку, чтобы оттолкнуть его, но могущественный рев заставляет меня отдернуться.

Рафаэль появляется из ниоткуда, хватает Дэррила за волосы и бьет его лицом о мой стол. Кровь забрызгивает нашу школьную работу, и я вскакиваю.

Ярость и гнев исходит от него. Я никогда не видела никого настолько неконтролируемого, настолько дикого.

Я умоляю его остановиться, дергая за рубашку.

— Пожалуйста остановись. Рафаэль, стой!

Мои глаза наполняются слезами, а нижняя губа дрожит. Я поднимаю руку.

— Пожалуйста, послушай, Рафаэль.

Он бросает Дэррила на пол. Кровь течет по его лицу, его привлекательная внешность запятнана разбитым носом и опухшими скулами.

Рафаэль вытаскивает пистолет, и у меня сердце уходит в пятки, все тело трясется, и подкашиваются ноги.

Эта сцена в бассейне повторяется снова и снова, что слишком тяжело вынести.

То, как его темные глаза направлены на Дэррила, и то, как он блокирует меня, не оставляют мне другого выбора, кроме как воспользоваться любой тактикой. Я встаю перед пистолетом.

— Ты не можешь убить его, — рыдаю я, не в силах заставить его слушать.

— Он сын комиссара полиции!

Мысль о том, что Рафаэль отправится из-за меня в тюрьму, заставляет мое сердце замереть. Оливер потеряет отца, а я слишком хорошо знаю, что значит чувствовать себя брошенным.