Изменить стиль страницы

21. ЗНАКОМСТВО С ХОТОРНАМИ

Коралина

Я слышала, что если не вы сами решаете, хороший ли вы родитель, то ваш ребенок решает, хороший ли вы родитель.

Я не встречалась с Калебом, но, если судить по Сайласу и Леви, Зои и Скотт Хоторны — замечательные родители. Я никогда не была посвящена в семейную жизнь и не была ее частью. Мои родители не устраивали вечера семейных игр и не рассказывали о том, чему я научилась в школе.

Они быстро передали меня в руки нянек и достали со своих золотых полок только тогда, когда я понадобилась, чтобы придать своему внешнему виду более солидный облик.

Я была пешкой, лишним элементом образа счастливой семьи.

Эти люди, сидящие за столом, понимают друг друга и поддерживают друг друга так, словно это самая простая вещь в мире.

Я никогда не знала дома, который не напоминал бы мне место с рассыпанной под ногами яичной скорлупой, готовой разорвать меня на части за слишком быстрые шаги.

— Я несколько месяцев искала новое хобби. Эти занятия искусством звучат идеально. Когда ты их проводишь? — улыбается Зои, делая еще один глоток красного вина.

— В основном это для тех, кто выжил в «Гало», но в следующий четверг я разрешаю организации «Свет» провести мероприятие, на котором некоторые из моих учениц смогут продать свои работы. Не хотите ли прийти, чтобы они могли познакомиться с вами, прежде чем вы присоединитесь к классу? — я улыбаюсь в ответ, прежде чем взять с тарелки зеленую фасоль с чесноком.

— Рассчитывай на меня! — визжит она, хлопая в ладоши. — Посмотри-ка, дорогой, у меня новое хобби.

Что это говорит обо мне, если я ожидала, что она уйдет, как только узнает, кому я преподаю? Когда она поймет, что это был не клуб сплетен, заполненный женщинами из высшего общества, а терапия для девушек, которые познали жестокость жизни.

Наверное, я настолько привыкла к двусмысленным репликам и жалостливым взглядам, что не знаю, как выглядит искренняя, добрая душа.

Весь этот ужин изменил мои ожидания. Я думала, что моя работа заключается в том, чтобы держаться за руку Сайласа и выглядеть привлекательно. Я нервничала, что они сочтут меня замкнутой из-за моего наряда, ожидая увидеть меня в платье. Говорить, когда ко мне обращаются, есть правильной вилкой и не казаться неидеальной.

Но они не хотели от меня ничего подобного.

Несмотря на свои намеренные опасения, все, чего они хотели, — это узнать меня. Узнать человека, с которым их старший сын решил провести свою жизнь. У меня защемило в груди — я не ожидала, что буду чувствовать себя настолько виноватой за то, что солгала им, но они были так добры, так интересовались тем, кто я есть, с искренними намерениями, что я не могла не ненавидеть себя за то, что обманула их.

— Боже, помоги мне, я все еще расплачиваюсь за последнее увлечение, — бормочет Скотт, толкая локтем Сайласа, сидящего рядом с ним. — Помнишь, как она взялась за вязание?

— Мне приходилось носить вязаные свитера в школу каждый божий день в течение шести месяцев, — говорит Леви. — Знаешь, как все чесалось?

— Попридержи язык, Леви Винсент!

— Прости, мам, — бормочет он, запихивая в рот кусок стейка и улыбаясь ей мальчишеской улыбкой, которой, как подсказывает мне чутье, он пользуется, чтобы выпутаться из множества неприятностей в своей жизни.

Я улыбаюсь, прячась за бокалом вина и наблюдая, как они общаются друг с другом. Хотя Сайлас почти не разговаривает, я вижу, насколько комфортно ему здесь с ними. Какими расслабленными кажутся его плечи и черты лица. В его глазах светится огонек, который оживляет его лицо.

Рука Сайласа скользит по столу. Не обращая внимания на остальных, он начинает играть с кончиками моих пальцев, обводя круги вокруг ногтей, обводя подушечки пальцев. Так непринужденно, как будто он делал это миллион раз до этого.

— Значит, тебе нравится то, чем ты занимаешься, Коралина? — спрашивает меня Скотт, и мое внимание переходит к нему.

Может быть, это потому, что я его плохо знаю или видела только мельком, но для человека, который борется с раком, он выглядит совершенно здоровым. Я подозреваю, что именно отсюда Сайлас заимствовал свой фасад из каменной стены.

На их плечах могла бы лежать тяжесть всего мира, но они никогда не позволили бы никому другому увидеть это.

— Да, — киваю я. — В конце концов, я все равно хотела бы получить степень по истории искусств, но мне нравится преподавать. Я продаю свои картины только для оплаты аренды.

— Сайласу придется уступить одну из этих комнат, чтобы ты могла работать. Я уверена, что мы могли бы пригласить сюда подрядчика, чтобы расширить помещение, — замечает Зои, оглядываясь по сторонам, как будто видит, где бы она могла разместить дополнительную комнату, чтобы я могла рисовать.

— О, в этом нет необходимости…

— Уже сделано, — перебивает Сайлас, беря мой палец и проводя большим пальцем вверх-вниз, прежде чем покрутить кольцо. — Я хотел подождать, пока Коралина устроится, прежде чем превращать это место в зону строительства.

Я смотрю на него, пытаясь скрыть свое потрясение, когда наши взгляды встречаются. Весь день он был… другим. Его руки не отпускают меня; так или иначе, он прикасается ко мне. Он разыгрывает убедительное шоу, гораздо более убедительное, чем я, которая только что согрелась от прикосновения его рук к своему телу.

Это фальшивка, я знаю. Но иногда, когда его пальцы касаются моего тела или он притягивает меня к своей груди, это кажется слишком реальным.

— Это мой мальчик, — Скотт хлопает Сайласа по спине и ухмыляется. — Он хорошо с тобой обращается, да? Можешь сказать мне. Он еще не слишком вырос для меня, чтобы я не мог его наказать.

— Он немного ворчит, пока не выпьет кофе, но ничего такого, с чем бы я не справилась.

— Ну, если тебе понадобится, чтобы я держал его в узде, зови меня на помощь.

— Мистер Хоторн, при всем уважении, — я игриво приподнимаю брови, — у меня красный пояс по тхэквондо. Думаю, это он будет пытаться позвать вас на помощь.

В комнате раздается смех. Такой обычный звук в повседневной жизни, но которого мои уши были лишены так долго. Это… приятно.

Заметив, что все уже заканчивают есть, я упираюсь руками в стол, отодвигаю стул и отправляюсь на кухню, чтобы взять в холодильнике десерт, который принесла с собой Зои.

Я все еще слышу отголоски их смеха и разговоров, пока разворачиваю пирог и ищу на кухне Сайласа блюдечки в нескольких шкафах, прежде чем наконец нахожу нужный.

Руки обвиваются вокруг моей талии, пальцы прижимаются к животу, когда я ставлю тарелки на стойку. Я оборачиваюсь через плечо, сдерживая улыбку.

— Ты часто ко мне прикасаешься, — говорю я, когда он слегка сжимает меня. Тепло его рук ощущается как огонь на моей холодной коже. Тепло разливается по телу, заставляя меня сжимать бедра.

— Ты очень «трогательная», Хекс.

Его голос щекочет мне кожу, заставляя меня дрожать в его объятиях, но он только крепче прижимает меня к себе, зарываясь лицом в пространство между моей шеей и плечом, вдыхая мой запах.

— Я не думаю, что твои родители подглядывают за нами на кухне, — я кладу руки на столешницу, чтобы успокоиться. Трудно сосредоточиться, притворяться, когда ему так хорошо. Сильный и уверенный, каждый мускул его груди и живота прижимается к моей спине. — Теперь мы можем перестать притворяться.

Я задыхаюсь, когда он толкает меня вперед, прижимаясь нижней частью к моей заднице, заставляя почувствовать его твердый член. Моя кожа жаждет большего, по венам разливается жажда. Мое тело плавится и выгибается для него.

Нет никакого объяснения, почему он единственный, кто прикасается ко мне сексуально, и это не приводит меня в бешенство.

Руководства по посттравматическому стрессовому расстройству не существует — я имею в виду, я уверена, что кто-то его написал, но каждый справляется с ним по-своему. Никто не говорит о том, что в одну минуту ты целуешься с парнем в туалете клуба, а в следующую оказываешься под своим насильником. От одного этого запаха ты можешь упасть на пол в своей кухне, зажав голову между коленями, и задыхаться.

Я превратилась из молодой студентки колледжа, позитивно относящейся к сексу, в человека, который больше не верит в желание и сексуальное влечение.

Но Сайлас как будто знает, как удержать меня в настоящем. Двумя руками он прижимает меня к земле, отказывается отпускать и заставляет чувствовать все.

Это пугает.

— Это не для них. Это для меня, — шепчет он, касаясь моей кожи губами, оставляя легкие, как перышко, поцелуи.

— Я… — хныканье заглушает мои слова, когда он прижимает мое тело к стойке, моя сердцевина пульсирует, а он впивается в меня сзади.

Возникает непреодолимое желание прикоснуться к нему. Кожа к коже. Никакой одежды или преград. Только он.

— Когда они уйдут, ты позволишь мне окрестить это место? — он стонет, когда я откидываю голову ему на грудь, давая ему больше доступа ко мне. — Нагну тебя прямо над этой стойкой, посмотрю, как ты раздвигаешь ноги, и буду насаживать тебя на свой член, пока ты не будешь капать на пол моей кухни.

Я закрываю глаза, погружаясь в ощущение его рук, прижимающихся к моему животу и заставляющих наши тела быть вместе. Он не дает мне сомневаться, не позволяет долго размышлять, зная, что если бы я это сделала, то отстранилась бы, заставила бы отдалиться друг от друга, чтобы защитить нас обоих от гнева разорванной связи.

Падать весело, пока не ударишься о землю.

Когда один из вас остается с хрупкими костями, а другой мертв.

Позади нас раздается кашель и мое лицо горит. Я уверена, что я цвета пожарного гидранта. Я отхожу в сторону, освобождаясь от объятий Сайласа, и вижу, как его родители смеются, стоя в дверном проеме.

— Боже мой, — бормочу я, в то же время Сайлас спрашивает:

— Нужна с чем то помощь? — его челюсть напряжена, скулы дергаются.

— О, не будь таким заносчивым. Мы с твоим отцом тоже когда-то были молоды, — Зои обхватывает Скотта за плечи и притягивает к себе. — Мы не хотели мешать вам, голубки, но мы хотели кое-что обсудить с вами, прежде чем уйдем. Твоему отцу завтра рано вставать.