У меня перехватывает дыхание, и я сворачиваю губы в трубочку. Это всего лишь история, всего лишь выдумка. Но скрытая часть меня желает, чтобы это было реальностью, хотя бы на мгновение.

— Я каким-то образом убедил тебя пойти на ужин, и это будет самая сложная часть этой истории, чтобы заставить мою семью поверить.

— Почему? — спрашиваю я, нахмурив брови в замешательстве.

— Потому что ты чертовски упряма.

Я громко смеюсь. Настоящий смех, который я чувствую глубоко в животе, несдерживаемый звук радости, потому что он прав.

— Я провел остаток вечера, пытаясь заставить тебя воссоздать этот звук, — он еще больше прислонился к моему боку. — Остальное — т, о чем моей маме не нужно знать.

Лифт дергается, и с моих губ срывается вздох. В ушах звенит отвратительный звук, и моя рука вырывается, хватаясь за его бедро. Ногти впиваются в кожу, а мой желудок опускается вниз.

Я зажмуриваю глаза, как будто это может предотвратить мою неминуемую гибель. Затем мое сердце начинает биться по совершенно другой причине. Рука Сайласа протягивается через меня, обхватывает мое бедро своей большой ладонью и притягивает меня к себе на колени.

Инстинктивно я раздвигаю ноги, усаживаясь на него, а мои руки ложатся на его плечи, чтобы удержать равновесие, пока он втискивает меня в свое пространство.

— Задай мне еще один вопрос, Хекс, — его дыхание обжигает мою шею, гравий в его тоне щекочет мою кожу.

Стук его сердца делает невозможным сопротивляться желанию прижаться к нему. Его пальцы выводят узоры на моих бедрах.

Это плохо.

Чертовски плохо.

Боль, глубокая и неослабевающая, пульсирует у меня между бедер. Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, пытаясь не обращать на это внимания, чувствуя, как по коже разливается жар. Стараясь не сделать какую-нибудь глупость, например, не прижаться к его коленям, как нуждающаяся кошка.

— Я… — я запинаюсь и спотыкаюсь о слова. Немного отстраняюсь от него, крепко сжимая руки на его груди, чтобы успокоиться. Мои колени упираются в пол под нами. — Ты задай мне вопрос.

— Твоя татуировка, — мягко говорит он. — Почему Медуза Горгона?

Я почти забыла о черно-серой татуировке на верхней части спины — с глаз долой, из сердца вон. Но воспоминания нахлынули снова: вспышка иглы и чернил, когда она была вытатуирована на моей плоти.

Именно так я чувствую себя в этот момент с Сайласом.

Глубокое жжение, слабое потягивание, когда игла проникает в кожу. Острая и тупая одновременно, она оставляет постоянное напоминание о пережитом.

Снова лифт трясется и содрогается вокруг нас, и я снова поддаюсь вперед, уткнувшись ему в грудь. Моя голова плотно прижата к его шее, а ладонь к холодной металлической стене.

— Я превращаю людей в камень, почему же еще? — в моем голосе звучит жар, который я не могу контролировать.

Его хватка усиливается, он до боли сжимает мои бедра так сильно, что моя кожа начинает гореть от этого ощущения. Все такое теплое — давление между моих бедер, его горячее дыхание у моего уха — я чувствую, как огонь разливается по моим венам.

— Ммм, — хмыкает он, прижимаясь губами к моей шее. Я чувствую вибрацию этого звука на своей коже, заставляя свои бедра сжимать его талию.

— Это не ответ, — задыхаюсь я, позволяя своему весу вжиматься в его колени и почти хнычу, когда чувствую, как его затвердевшая длина подо мной упирается в мои влажные трусики.

— Я пытаюсь решить, стоит ли мне и дальше позволять тебе говорить мне маленькую милую ложь, чтобы ты могла продолжать притворяться, — его зубы слегка задевают чувствительную кожу на моей шее. — Или сказать, что я вижу тебя насквозь.

Я учащенно дышу, заведя руку за его голову, чтобы создать пространство, и смотрю вниз. Темно, но я чувствую его взгляд на своих губах.

Мы наклоняемся друг к другу, мой лоб касается его лба.

Я чувствую его дыхание, словно секрет. Скрытый и неодолимый.

— Не надо, — я слегка качаю головой, чувствуя, как он замирает подо мной. — Это не по-настоящему.

Мои слова предназначены для того, чтобы напомнить ему, что это соглашение не настоящее, и, возможно, пролить свет на завесу вожделения.

— В темноте все не так, — бормочет он, и кончик его носа соприкасается с моим, — если темно, значит все ненастоящее.

Его рука движется вверх от моего позвоночника к основанию шеи, а затем он притягивает меня к себе, сжимая в сильной хватке.

Наши губы уже так близко, что почти соприкасаются, так близко, но недостаточно.

Разум начинает кровоточить.

Все, что происходит в темноте, остается здесь, говорю я себе. Я могу поцеловать его здесь, в темноте, и мы забудем об этом, когда она исчезнет.

Но лифт дергается в последний раз — похоже, единственное, что вокруг нас имеет ясный разум, это машина. Я отстраняюсь, грудь вздымается, когда я смотрю ему в глаза.

Нас больше не окутывает тьма.

Свет вернулся, и реальность тоже.

Нам удается отстраниться друг от друга, встать на ноги и направиться в противоположные концы лифта, как ни в чем не бывало. Я обхватываю себя за талию, щеки пылают, поскольку тишина только усиливает неловкость.

Сайлас прочищает горло как раз перед тем, как раздается звон, и двери открываются.

Снаружи стоят несколько сотрудников с озабоченными выражениями на лицах. Когда мы выходим, они сразу же начинают разговаривать с Сайласом. В конце концов, он мужчина, а я всего лишь хрупкая и изящная девушка.

Я воздерживаюсь от того, чтобы закатить глаза, и отхожу на несколько футов, чтобы хоть немного успокоиться. Мой разум делает такую вещь, когда он отгораживается от всего, замыкается в себе и ведет разговоры, в которые другие не посвящены.

В первый раз, когда я наткнулась на клуб «Вербена» в поисках кого-нибудь, с кем можно переспать, я отчаянно пыталась стереть память о теле Стивена внутри моего. Хотела избавиться от клеток кожи, которые он сжег кончиками пальцев, закрыть глаза и не видеть его сверху.

Я обнаружила, что это возможно только в том случае, если я контролирую ситуацию. Я должна быть сверху. Это должно быть быстро и только для бездумного блаженства, которое приходит с оргазмом. Дело было не в связи или чувствах, а в попытке стереть воспоминания о мужчине, который украл мое тело.

Сайлас Хоторн обхватил меня руками, и, хотя я лежала у него на коленях, ни разу не подумала ни о чем, кроме него. Я не чувствовала ничего, кроме его табачно-дубового запаха.

Даже в кромешной тьме в моей голове все еще стояло лицо Сайласа. Оно не исчезало ни на секунду.

Я не боюсь секса с ним. Я боюсь, что это будет не просто секс. Не тогда, когда между нами есть эта связь. Язык шепота. Тот, который он слышит, когда я в беде, и который позволяет ему знать, как меня поддержать. Слова, которые словно успокаивающий бальзам на моей коже после долгих лет стояния под палящим огнем.

Чтобы отвлечься, я лезу в свою маленькую сумочку и достаю телефон. Я планирую написать Лилак, спросить, что она хочет на ужин, чтобы заехать за ним по дороге домой, но на экране высвечивается незнакомый номер.

Неизвестный: Я бы не причинил ей вреда, Цирцея. Ты знаешь, что я бы не поступил так с тобой. Это было только для того, чтобы ты могла получить мои подарки. Они тебе понравились? Не забудь сказать шизофренику, чтобы он держал руки при себе, хорошо? Я скучаю по тебе. Скоро увидимся.

Как, черт возьми, он продолжает узнавать мой номер?

— Сайлас, — зову я, перекрикивая шум сотрудников суда.

Его глаза тут же переключаются на мои, не обращая внимания на всех, кроме меня. Его шаги сокращают небольшой промежуток между нами. Не произнося ни слова, я поворачиваю телефон так, чтобы он мог видеть экран.

— Можно мне? — он указывает на телефон, когда заканчивает читать, энергия, которая была у него в лифте, улетучивается, и на смену ей приходит мужчина, на лице которого читается гнев. — Я куплю тебе новый.

Я киваю, позволяя ему взять его из моих рук.

— Нам нужно подготовиться к тому, что он сделает, когда узнает, что мы женаты, — говорю я. — Он не воспримет это нормально.

— Именно на это я и рассчитываю.