Глава 21

Настасья

Мой желудок скрутило от страха, и где-то во время спора, когда Вик повернулся ко мне и заговорил, перекрикивая крики, я не думаю, что когда-либо чувствовала себя хуже.

— Ты должна уйти.

Мои глаза скользили от одного человека к другому, и когда мой взгляд остановился на покрасневшем лице Юрия, я быстро поняла, что это не то, для чего Вик хотел, чтобы я была здесь. Очевидно, я сделала достаточно. Так что, сокрушенно кивнув, я взяла свою сумочку и вышла из дома как раз в тот момент, когда крики возобновились.

Я должна была уехать.

Вместо этого я села в машину и стала ждать.

Не знаю, как долго я оставалась в темноте, но снова сосредоточилась, когда увидела, как он медленно идет ко мне, с руками в карманах, опустив глаза и выглядя совершенно сломленным человеком. Поэтому, когда он сел на мой капот спиной ко мне, я восприняла это как приглашение и выскользнула из машины, чтобы присоединиться к нему, заняв место рядом.

Из всех вещей, которые я ожидала от него, ни одна не начиналась со слов:

— Мы разорены.

В голове у меня тяжело засело недоумение, но я ничего не сказала.

Вик расширил сказанное:

— Я переехал домой, чтобы помогать, но долг продолжает расти. Продал машину, чтобы оплатить счета. Заложил все свои драгоценности, кроме этого. — Он вытащил руку из кармана, и я увидела толстое платиновое кольцо, которое купила ему на тридцатилетие, отражающее свет на его среднем пальце.

На нем была гравировка. Надпись гласила: «Навеки и навсегда».

Я молчала, потому что он, наконец, открылся мне, и пока он чувствовал себя болтливым, я позволяла ему говорить без возражений.

— Наши инвестиции сгорели. Они обходятся нам дороже, чем мы получаем от них выплаты. Моя мама работает из дома. У моего отца нулевой опыт работы, и копы чертовски хорошо знают, кто он такой. Понятно, что никто не хочет его нанимать. Аника разваливается, и я почти уверен, что Ксения замышляет что-то темное. — Он выдохнул. — Мои родители не платили налоги на недвижимость около девяти лет. — Моя голова повернулась к нему, и он кивнул, выглядя почти побежденным. — Ага.

Мое дыхание стало тяжелым, и я спросила с комком в горле:

— Насколько все плохо?

Ему потребовалось некоторое время, чтобы ответить.

Он облизал полные губы.

— Это плохо, детка. — Он погрузился в короткое молчание. — Я должен до конца следующего месяца выложить девяносто шесть штук, и это только для того, чтобы мы не потеряли дом. — Мои глаза в шоке закрылись, когда он продолжил: — Деньги не поступали, и мой папа думал, что сможет это исправить. Взял один законный кредит и три других, не очень законных. Мой счет был подушкой безопасности, на который можно было упасть на случай, если я не смогу получить наличные другим способом. Я думал, что смогу им воспользоваться, но теперь я не уверен. Так что, вдобавок к этой почти сотне штук, я работал изо всех сил, чтобы убедиться, что никто не придет и не сломает ноги моему отцу, потому что он был достаточно глуп, чтобы одолжить у действительно плохих людей. — Вик оттолкнулся от машины и зашагал. — Мне удалось поговорить с парой, и они готовы дать нам немного времени из-за того, кем мы были и что мы сделали как «Хаос», но я не могу удерживать их вечно.

Нет. Он не мог.

Я знала, как эти штуки работают. Мой собственный брат был ростовщиком. А если бы оплата не была произведена… ну, оплата так или иначе была бы взята.

— Сколько?— мягко спросил я.

Вик рассмеялся, проведя рукой по губам, прежде чем назвать ошеломляющую сумму.

— Двести девяносто три тысячи долларов.

Боже мой.

Мой рот округлился в такт моим глазам. Я моргнула, и Вик грубо сказал:

— Ага.

Я думала помочь, но, видимо, все, что мне удалось сделать, это сказать не то в неподходящее время.

— Я могла бы дать тебе… — В тот момент, когда я начала говорить и взгляд Вика пронзил меня, холодный и яростный, я замолчала. Итак, я осторожно добавила: — У меня есть деньги. Я могу помочь. — К сожалению, Вик уже качал головой, и я встала, протянула руку и схватила его за руку с отчаянным. — Позволь мне помочь.

Он издал звук чистого раздражения.

— Это. Вот почему я не сказал тебе, Нас. Черт. — Мое лицо вытянулось, а когда он это заметил, то закатил глаза. — Боже. Ты уже смотришь на меня по-другому.

— Нет, это не так, — я клялась, но так это выглядело. Не намеренно, конечно. Но это изменило ситуацию.

Избитый. Это было единственное слово, которое пришло мне на ум, когда он тогда посмотрел на меня.

— Ты женщина, привыкшая к определенному образу жизни. — Мои брови опустились в обиду, и он заметил. — Не потому, что ты претенциозна, а потому, что ты родилась в этой жизни. И после смерти твоего отца Саша позаботился о том, чтобы ты продолжала жить той жизнью. А я… — Он сделал паузу и пнул ногой камешек. — Я не могу тебе этого дать. — Его тон был ровным, поверженным. И мое сердце разбилось. Даже больше, когда он сказал: — И, Боже, это меня разрушает.

Я знала, что он не это имел в виду, но он представил это так, будто я готова пить только из хрустальных стаканов и есть лучшую икру. Как будто я сноб. Элитарный человек.

— Я едва держу голову над водой, — признался Вик, выдохнув. — Как я должен заботиться о тебе так, как ты этого заслуживаешь, не утопив нас обоих?

Что я могла сказать на это?

Ничего. Не тогда, когда он настаивал на вечеринке жалости, которую устраивал. Я думала, что он знает меня лучше, чем это. Я думала, что он знает меня достаточно хорошо, чтобы понять, что такие вещи не имеют для меня значения. Я бы отдала все это, чтобы иметь его. Верните нас в шаткую однокомнатную квартиру со сломанным унитазом. Я бы терпела это до тех пор, пока Вик был у меня.

Я уже знала ответ на то, что собиралась предложить, но хотела подтверждения.

— Найти такие деньги за такой короткий промежуток времени будет непросто.

— Нет, если ты занимаешься обычной работой, — ответил он.

Его исчезновение на прошлой неделе. Состояние его лица. Его раздражительность. Это имело смысл.

— Хочу ли я знать, на кого ты работаешь? — спросила я сквозь безрадостный смех.

Он смотрел на улицу.

— Какой-то парень с Верхнего Ист-Сайда.

Это было все, что он дал, но, честно говоря, это было больше, чем я ожидала. Эти вещи рассказывались по мере необходимости, и у нас с Виком была политика «не спрашивай — не говори», когда дело доходило до грязной работы. Это защитило его, но также защитило и меня. В конце концов, я не могла никому рассказать то, чего не знала.

Вся эта ситуация шокировала. Я хотела помочь. Мне нужно было помочь. Я просто не знала как.

Наступило мягкое молчание, и Вик выпрямился.

— Итак, теперь ты знаешь. Счастлива?

Как он мог спросить меня об этом?

Выражение лица у меня грустное, я едва произнесла:

— Нет.

Горький смех вырвался у него.

— Ага. — Он повернулся, чтобы уйти, говоря, когда он оставил меня позади. — Я тоже.

Я не могла поверить, что делаю это.

И когда мой взгляд переместился на танцовщицу, сидящую на диване в кабинете Саши, я скрестила руки на груди. У меня болела челюсть от того, как сильно я стиснула зубы, но ради брата и бизнеса я готова была вести себя прилично. Сегодня.

Саша сидел за своим столом, откинувшись на спинку стула, и переводил взгляд с Лаш на меня.

— Вам не обязательно ладить, дамы. Вам даже не обязательно нравиться друг другу. Но вы будете вести себя уважительно на моем рабочем месте. — Когда его глаза сузились на меня, он продолжил: — Я знаю, ты слышишь меня, Настасья.

Почему он повесил это исключительно на меня?

Он знал, что у меня короткий предохранитель, и эта сучка сделала своей работой испортить все мои схемы.

Я бы подавилась словами, прежде чем извинилась.

Как всегда послушная сестра, я ответила:

— Я слышу тебя, брат мой.

— Хорошо. — Он выглядел несколько успокоенным. Мой желудок сжался, когда его глаза смягчились, и он любезно спросил: — Итак, Лаш. Как ты себя чувствуешь?

Я уставилась на него, моргая в замешательстве.

Он был чертовски серьезен?

Я была на грани потери рассудка.

— Ну, — ответила она с придыханием, — у меня болит голова и очень болит шея. — Саша понимающе кивнул. — Думаю, мне может понадобиться еще несколько выходных. — Она опустила глаза и захлопала ресницами. И меня чуть не стошнило. — Но, если ты не хочешь, чтобы я их взяла, думаю, я могу просто пойти в полицию и написать заявление. Я уверена, что у вас есть какая-то страховка, которая касается компенсации на рабочем месте.

И я медленно повернулся к ней лицом, позволив рукам опуститься по бокам.

Это была угроза? Она только что угрожала моему брату?

Потому что если бы это было так, я бы сделала четыре шага, схватила ее волосы, подвела бы за них ее к столу и заставила ее встретиться с ним головой — снова и снова.

Прошу вас.

Я очень надеялась, что это была угроза.

Саша поднял руки и усмехнулся.

— Вау, сейчас. Давай просто вернемся на шаг назад. Я уверен, что мы сможем что-нибудь придумать.

У меня побежали мурашки. Он никогда не ухмылялся, не так. Это было скользко.

Затем он спросил:

— А как насчет денег, которые я тебе дал? Они уже закончились?

Лаш только пожала плечами.

— Мне нужно было оплачивать счета.

Поведение Саши изменилось. Это было незначительно, но я видела.

Что-то было не так. Я чувствовала это нутром.

— Видишь ли, вот в чем дело… — Мой брат встал и обогнул стол, присаживаясь на край. — Марта. — Моя голова вскинулась, когда его глаза потемнели, и он уставился на нее сквозь густые ресницы. — Ты думаешь, что знаешь меня, но это не так. Если бы ты знала, ты бы поняла, что я не трахаюсь с такими женщинами, как ты. — Лицо ее побледнело, но Саша продолжил: — И уж точно я не позволю им поставить мишень мне на голове.

Глаза Лаш расширились. Казалось, она обдумывала каждое решение своей жизни, и когда Саша смотрел так, как смотрел на нее прямо сейчас, я не винила ее.

— Саш, — начала она. — Я не была…. Я не имела в виду… — Затем она заставила себя широко улыбнуться. — Я не думаю, что объяснилась должным образом.