Я сижу совершенно неподвижно.

Мэтью пожимает плечами, но сидит совершенно скованно. Он смотрит на противоположную стену.

– Они запирали меня вместе с Нилом. – Он горько усмехается. – Как я и сказал, в колонии было бы лучше. Я слышал разные истории о тюрьме, и даже это, вероятно, было бы лучше.

– Почему ты никому ничего не сказал?

От смотрит на меня.

– Я говорил. Но это был мой третий приют за год, и мое слово стояло против его.

Они запирают детей в спальнях. Думаешь, кому-то есть дело до того, что происходит внутри? – Еще один презрительный смешок. – Вероятно, они знали. Он не был тихим.

– Что он делал?

Взгляд его глаз становится убийственным.

– Угадай.

Я не хочу гадать. Мне и не надо гадать.

– Как долго это продолжалось?

– Вечно. Не знаю. Четыре месяца. Но потом он попал в неприятности из-за того, что доставал другого ученика, и моя социальная работница наконец восприняла меня всерьез. Нила перевели в другую школу. А меня отправили в другой приют.

Мое дыхание становится прерывистым.

– В последний.

– Ага. – Его глаза блестят, но в голосе нет слез. Он даже не дрожит. Этот парень хорошо научился скрывать эмоции. – Я был единственным приемным ребенком. Примерно день, я чувствовал облегчение. Ты когда-нибудь задерживал дыхание так долго, что тебе казалось, что ты разучился дышать? Вот на что это было похоже, когда я, наконец, избавился от Нила. Но затем мужчина стал со мной слишком дружелюбным.

– Твой приемный отец?

– Да. Но ничто в нем не напоминало отца. – Мэтью качает головой, почти что с презрением к себе. – Я был не в себе и не понимал, что происходит, пока он не начал приходить ко мне по ночам. Сначала он говорил мне, что мне приснился кошмар и он хотел проверить, все ли у меня в порядке. Но затем он начал гладить меня по спине... – Он вздрагивает, и это движение кажется непроизвольным. – Когда же он наконец пришел за мной, я отбивался, как сумасшедший. Он прижал меня к полу, но его жена вернулась домой и застала нас раньше, чем он мог что-то сделать. Он сказал, что я напал на него. – Мэтью смотрит на меня исподлобья. – И вот теперь я здесь.

Это объясняет отметины на его шее. И драку, которую он «начал».

– Мэтью. Мы можем рассказать маме и папе. Они заявят на него в полицию. Они...

– Нет! – кричит он. Он сглатывает, но его голос такой яростный. – Я рассказал тебе, потому что... из-за того, что мне рассказал Деклан. Но я не стану рассказывать кому-то еще. Я справился. Все кончено.

– Но он может делать то же самое с кем-то еще! Разве ты...

– НЕТ!

– Но...

– Он найдет и убьет меня. – Впервые, его голос дрожит. Глаза Мэтью блестят в затемненном подвале. – Зачем, по – твоему, я взял нож?

– Мальчики? – зовет мама сверху, затем спускается на пару ступенек, чтобы посмотреть за угол. – Что происходит?

Я не знаю, что сказать.

Мэтью поднимается с оттоманки и направляется к лестнице. Мама кладет ладонь ему на плечо.

– Мэтью, дорогой. Подожди. Давай поговорим...

Он сбрасывает ее руку и взбегает по ступеням в свою комнату. Дверь не хлопает.

Мама пристально смотрит на меня.

– Рев?

Я все еще не знаю, что сказать.

– Все в порядке. У нас все хорошо.

Это не так. И мой тон делает это настолько очевидным.

«Он найдет и убьет меня». Я все еще не знаю, что сказать.

Как обычно, мама выручает меня.

– Мне поговорить с ним?

– Да.

Она даже не колеблется. Поворачивается и направляется вверх по лестнице.