Глава 17

Василиса

— Мне просто нравится, как он смягчает вкус лайма, — говорю я, слизывая соль с руки и отпивая текилы, а затем подношу дольку цитруса ко рту и посасываю. Отблеск чайной лампы в центре стола отражается в глазах Рафаэля, когда он смотрит на меня, и кажется, что его радужки светятся. Он делает небольшой глоток виски. Он все еще работает над своим первым бокалом, в то время как я уже выпила, по меньшей мере, четыре. Или, может, все пять?

Рафаэль сказал, что самолет в Чикаго вылетает через несколько часов, так что я не совсем понимаю, почему он так настаивал на том, чтобы мы пришли в этот клуб сегодня вечером. Но я не жалуюсь. Музыка потрясающая, а выпивка еще лучше. Я так нервничала весь день, размышляя о том, какие истории мы могли бы рассказать отцу о моем отсутствии. Текила помогла придумать варианты, которые раньше не приходили в голову, и это заставляет меня думать, что мы точно сможем это провернуть.

Но мне также хочется, чтобы вокруг нас не было всех этих людей. Я наклоняюсь и глубоко вдыхаю аромат Рафаэля. Боже, он такой притягательный.

— Попробуй с апельсином, — говорит он, подзывая официанта. — Это придаст немного другой вкус.

— Слушай... если бы не знала тебя лучше, то подумала бы, что ты пытаешься меня напоить. — Я ухмыляюсь и хватаю его за рубашку, потому что комната начинает кружиться. Клубы могут вращаться?

— И зачем мне это делать, vespetta? — Он притягивая меня ближе.

Рафаэль смотрит мне в глаза, одновременно разговаривая на итальянском с подошедшим официантом. Чувствуя себя более уверенно, я отпускаю его рубашку, но кладу ладони ему на грудь. Мне все еще нужен этот контакт, чтобы заземлиться. Тепло его тела просачивается сквозь мягкую ткань его темно-серой рубашки, и я замечаю, что на нем нет привычного жилета и пиджака. Расстегнутые две верхние пуговицы рубашки и отсутствие галстука — это самая непринужденная одежда, в которой я когда-либо видела его на публике.

— Понятия не имею. Но догадываюсь, — фыркаю я. — Ты снова пытаешься заставить меня провернуть для тебя темные делишки и поэтому хочешь напоить?

— Возможно.

— Я бы все равно согласилась. Даже будучи трезвой. Я бы отправила все чертовы контейнеры с доков мира в Китай, если бы ты меня об этом попросил. Это вызовет международную транспортную катастрофу, но я бы это сделала. Ради тебя.

Рафаэль продолжает смотреть на меня. Почему в его глазах снова грусть? Неужели переживает, что мой отец может сделать с ним, когда мы приедем в Чикаго? Ему не стоит волноваться. Я не собираюсь говорить папе правду. Скажем ему, что встретилась с Рафаэлем случайно. А когда признаюсь папе в своих чувствах, он поймет.

Возвращается официант и ставит на наш стол новую рюмку текилы с долькой апельсина. Не отрывая взгляда от Рафаэля, я беру рюмку и опрокидываю в себя обжигающую жидкость.

— Ты забыла про апельсин, — говорит он, поднося дольку к моим губам.

Мои губы смыкаются на кусочке апельсина, впитывая терпкий сок.

— Ты был прав. Так действительно вкуснее.

Глаза Рафаэля загораются. Фрукт исчезает из моего рта, уступая место его твердым губам и языку. Они берут. Клеймят. Поглощают меня.

Поднявшись на ноги, я зарываюсь руками в его волосы, потянув за темные пряди. Вкус взрывается на моих рецепторах. Соль. Он. Его виски. Он. Апельсин. Он. Он. Он.

Рафаэль слегка сжимает меня за талию, затем поднимает и кладет на барную стойку, не разрывая поцелуя. Его шершавая ладонь скользит по внутренней стороне моего бедра. Я закидываю ногу на него. В голове все путается, я словно парю, но не уверена, от чего это происходит: от алкоголя, бурлящего в моих венах, или от того, что пальцы Рафаэля скользят под моими трусиками.

— Ты моя, Василиса, — шепчет он мне в губы. — Ты всегда будешь моей, что бы ты ни решила.

Решила? Что решила? Способность формулировать мысли исчезает, когда он проделывает дьявольские трюки с пальцами, которые заставляют меня забыть о внешнем мире. Он медленно ласкает большим пальцем клитор, а двумя другими пальцами входит и выходит из меня. Нежно. Безумно нежное давление.

Мое тело дрожит, с каждым движением дрожь усиливается, унося меня в мир забвения. Другой рукой Рафаэль нежно берет меня за подбородок, время от времени слегка сжимая, пока поглощает мои губы. Мириады ощущений накрывают меня с головой. Я стону, теряясь в блаженстве.

Еще. Я впиваюсь ногтями в затылок Рафаэля. Мне нужно больше. И он, похоже, это ощущает. Рафаэль надавливает большим пальцем на клитор и загибает пальцы внутри меня. И я... взрываюсь. Кончаю, оставляя свои соки на его руке.

— Я буду скучать по этому, vespetta. — Хриплый голос рядом с моим ухом звучит как-то отстраненно.

Все вокруг начинает кружиться. Я обвиваю руками шею Рафаэля, прижимаясь к нему теснее. Чувство невесомости окутывает меня, когда он поднимает меня и несет. Я не знаю, куда мы направляемся. Мне все равно, пока я с ним. Но яркий свет слепит глаза, и я прячу лицо в изгибе его шеи. Музыка и голоса постепенно затихают.

— Sei pronto? (Пер. с ит.: Ты готов?) — Голос Гвидо. Я не знала, что он здесь.

— Si. Iniziamo (Пер.с ит.: Да. Давайте начнем), — отвечает Рафаэль и наклоняет голову, пока его рот не касается моего уха. — Мне нужно подписать кое-какие документы, пока мы здесь. Это не займет много времени.

— Хорошо, — бормочу я.

Шаги по деревянному полу звучат вокруг, когда Рафаэль направляется к двери в конце узкого коридора. Гвидо держит ее открытой, позволяя нам войти. В комнате, куда мы заходим, витает запах старой бумаги и сигарет. Несколько мужчин уже находятся здесь, они стоят в разных углах с трудно читаемыми выражениями лиц. В центре комнаты стол, за которым сидит пожилой мужчина в коричневом костюме, перед ним раскрыта большая толстая красная книга.

Взяв меня на руки, Рафаэль садится на стул перед столом, предварительно убедившись, что мне удобно на его коленях. В комнате воцаряется тишина, и пожилой человек начинает говорить. Его мягкий голос и мелодичные итальянские слова успокаивают меня, погружая в безмятежное состояние, где реальность сливается с волшебным миром, и я чувствую, как парю в теплых потоках воздуха.

Черт возьми, мне следовало остановиться после второй рюмки текилы. Я могу отключиться прямо посреди встречи с Рафаэлем. А что, если я захлебнусь слюной? Мужчина продолжает говорить, но его голос кажется все более далеким. Я настолько потеряна в своих мыслях, что на мгновение мне показалось, будто он произнес мое имя. Но это абсурдно. Я его не знаю. Я прижимаюсь ближе к Рафаэлю, обнимаю его за шею и вдыхаю его аромат.

— Vespetta. — Дыхание Рафаэля овевает мое ухо. — Мне нужно, чтобы ты сказала «да».

— Да, — бормочу я.

Мои веки кажутся невероятно тяжелыми. Разговор продолжается, и вскоре слышится шарканье и шорох, когда люди подходят к столу. Похоже, они что-то подписывают. Наверное, это важный контракт, раз их так много. Рафаэль крепче прижимает меня к себе, забирает у Гвидо ручку и наклоняется вперед, записывая что-то в толстую красную книгу.

— Мне нужна твоя подпись здесь. — Рафаэль передает мне ручку, но она выскальзывает из моих пальцев и падает на пол.

— Я должна что-то подписать? — Я открываю глаза, и комната словно плывет передо мной. — Зачем?

— Чтобы подтвердить, что присутствовала при подписании контракта. Это традиция. — Он снова протягивает мне ручку и подвигает книгу ближе. — Только здесь.

— У вас странные традиции, — хихикаю и, поставив шариковую ручку на строчку внизу страницы, куда указывает Рафаэль, ставлю свою подпись. — Я получу долю от сделки, которую вы только что заключили?

— Да. — Его губы теперь на моих. Он пробует их на вкус, заявляя свои права.

Я позволяю себе насладиться его поцелуем, пока сознание ускользает. Последнее, что я слышу, — это более энергичные итальянские слова старика. Вероятно, он отчитывает нас за поцелуй посреди деловой встречи.

— Vi dichiaro marito e moglie. (Перев. с итал.: Объявляю вас мужем и женой)

Рафаэль

Яркие огни освещают взлетно-посадочную полосу. Мой самолет готов к взлету и ожидает своих пассажиров. Гвидо останавливает машину в нескольких футах от самолета и выключает зажигание.

— Раф. Мы прибыли.

Я убираю волосы, упавшие на лицо Василисы, нежно поглаживая ее мягкую щеку костяшками пальцев. Она выглядит такой юной, когда спит.

— Я в курсе.

— Когда вы вернетесь?

— Я не поеду с ней, Гвидо.

— Но я думал... Почему?

— Я признался Василисе в любви, но она мне не поверила. Василиса сказала, что я не знаю, что значит по-настоящему любить. И она права. Я пытался удержать ее рядом, покупая подарки и угрожая. А теперь отпускаю ее, чтобы она сама могла принять решение. — Открываю дверь машины и выхожу с Василисой на руках. — Забери сумку из багажника и поторопись.

— Сумку?

— Со сменной одеждой. Ты сядешь в самолет и убедишься, что моя жена благополучно доберется до своей семьи.

— Я никуда не поеду. Калоджеро ответит в ближайшие двадцать четыре часа. Я нужен тебе.

— Знаю. И я справлюсь с ним. Один.

— Ты не справишься! У него в охране больше десяти человек!

— Закрой. Свой. Рот. Если разбудишь Василису, я тебя придушу, — шиплю сквозь зубы. — Сделка с Бьяджи подразумевает отсутствие свидетелей. Я сам убью Калоджеро.

— Раф...

— Разговор окончен.

У подножия лестницы стюардесса прижимает края своего блейзера к груди, наблюдая за моим приближением. Я поднимаюсь по ступенькам, Гвидо следует за мной. Внутри салона осторожно укладываю Василису на бежевый кожаный диван. Она вздрагивает, ее глаза слегка приоткрываются.

— Мы дома?

Я приседаю рядом с ней и провожу тыльной стороной ладони по ее подбородку.

— Скоро.

— Хорошо, — тихо произносит Василиса.

Ее глаза закрываются. Я никогда не предполагал, что отпускать кого-то может быть так болезненно. Острые когти вонзаются в мою грудь, словно пытаясь вырвать мое сердце. Я лезу в карман и достаю кольцо, которое положил туда заранее. Это одно из моих — простое массивное серебряное кольцо, которое почти ничего не стоит. Я попросил ювелира изменить его размер, чтобы оно подошло для ее изящного пальца. Он пытался убедить меня, что оно будет слишком маленьким, как будто я не знаю каждый дюйм своей жены. Взяв ее правую руку в свою, надеваю кольцо на ее безымянный палец. Русские традиционно носят обручальные кольца на правой руке, и я хочу следовать этому обычаю. Кольцо идеально сидит.