Глава 37

Глава 37

ОБРИ



Неделю спустя

— Подвинься, — лучшая подруга ворчит, пытаясь освободить место, толкая меня бедрами и покачиваясь.

Я ворчу в ответ, когда ложусь на диван, сжимая пальцами белый плащ, выполняющий роль одеяла. Мы не собираемся говорить об этом или о том, что он каким-то образом до сих пор пахнет Владом, и мы определенно не будем говорить о том, что я тайно плакала время от времени с тех пор, как переступила порог бабушкиного дома.

Берни вздыхает, будто я испытываю ее терпение, что, в целом, хорошо. Миссия выполнена. Потому что после недели с этой занозой в заднице я начинаю чувствовать себя подавленной. Социальная активность достигает предела.

Но я все равно предпочла бы Берни-занозу-в-заднице, чем быть дома одной. Все в животе сворачивается от ужаса при мысли оказаться в одиночестве.

Ее рука тянется к миске с попкорном, и я наношу по ней удар, как кобра.

— Руки прочь, это мое.

— Она опять одичала, Эстель! — кричит Бернадетт, донося на меня. — Ты должна научиться делиться.

— Когда я это делаю, ты все съедаешь!

— Обри Линн, поделись своим попкорном или ты не получишь чизкейк после ужина, — кричит бабушка из кухни.

— Предатель, — шепчу я, когда Берни показывает мне язык, как ребенок.

Так было с тех пор, как нам исполнилось восемь лет. У нее даже есть спальня наверху, так что когда она решила остаться с нами неделю назад, вопросов не задавали. Мы не останавливались у моей бабушки с тех пор, как были подростками. Бабуля ведет себя так, будто мы на грани голодной смерти, и все, чего я хочу, это пойти посидеть в моем старом домике на дереве и выплакать все глаза. Вздох. Если бы только эта женщина была плохим поваром, было бы легче сказать «нет».

Я закатываю глаза, даже когда подруга притягивает меня для объятий.

— Люблю тебя, мисс Стервозность, — поддразнивает она.

— Я тоже тебя люблю.

И я правда люблю.

Я двигаюсь, и она ложится рядом, поднимая ноги и кладя их на старый деревянный кофейный столик.

В комнате есть полноразмерный диван и два кресла, но Бернадетт не прочь устроиться поудобнее. К несчастью для меня, ее способ утешить кого-то — это обнимашки. Иногда, видимо, насильно. Я почти уверена, что на данный момент она хочет залезть мне под кожу, и когда я сказала ей об этом, она просто рассмеялась. На минуточку, это моя лучшая подруга, люди. Позвольте сказать.

— Перестань тянуть на себя одеяло. Знаешь, я прекрасно лежала одна.

— Я выступаю в роли плеча, на котором можно поплакать, и ничего не могу поделать с тем, что у тебя, кажется, всегда есть еда, — фыркает она, когда наконец побеждает.

— Думаю, это справедливо, — я оставляю ей половину плаща, внутренне улыбаясь, когда она подвигается, чтобы хоть как-то прикоснуться ко мне.

— Вот, — предлагаю я, протягивая синюю миску с попкорном.

Когда я вышла из самолета в Уилере, крошечном городке недалеко от Атланты, посреди ночи на прошлой неделе, я заплатила за такси прямо до дома бабушки. Берни приехала за пятнадцать минут, и если бы кто-нибудь посчитал, то понял бы, что она буквально мчалась всю дорогу. Бабушка живет в часе езды от города и в тридцати минутах от наших с Берни пригородных квартир.

На следующий день мне доставили новый телефон. Как только я его включила, на нем появилось приветственное сообщение: «Приятной жизни, ягненочек». Это была угроза, и Фрэнк Штейн хотел доказать, что он точно знает, где я и моя семья.

Я выбросила его и никогда не была так счастлива, когда наступил день вывоза мусора. Но этого было достаточно, чтобы я заткнулась. Я связалась с телефонной компанией, чтобы как можно скорее получить новый номер, испугавшись, что, если Влад свяжется со мной, Фрэнк выполнит свои угрозы. Я просто не могла заставить себя заблокировать его в социальных сетях.

Могу сказать, Бернадетт разрывает от вопросов, потому что я почти не говорила о Владе, но я понятия не имею, что сказать. Фрэнк Штейн не хочет, чтобы я была с мужчиной, которого я люблю, а ходячие скелеты существуют? Хах! Это звучит безумно даже в моей голове.

Хуже всего то, что я почти уверена, что должна извиниться перед скелетом, и это даже не самая странная вещь в поездке. Сердце болит из-за тоски по Владу, и, кажется, я действительно не могу перестать плакать.

Берни смеется над чем-то по телевизору, и миска для попкорна подпрыгивает.

Мне удается слегка усмехнуться ее игривости.

— Спокойнее, домашний попкорн — это святое.

Я вздыхаю, оглядывая стены старого фермерского дома, оклеенные светлыми обоями в цветочек с бежевой отделкой. Как-то странно находиться здесь взрослой, и я рада, что бабушка не сильно изменила это место.

— Итак, в Talbot говорят, что мою посылку доставят завтра. Это безумие, — говорит Бернадетт, ставя попкорн на стол.

— Их доставка всегда на высоте, — говорю я, отказываясь признавать, что Фрэнк Штейн навсегда испортил мое отношение к Talbot. Даже приложение для чтения вызывает у меня тошноту.

Я прищуриваюсь, когда она тычет мне в лицо своим чертовски ярким телефоном, чтобы что-то показать.

Мои брови сходятся на переносице, когда я вижу деревянные колья с крошечными крестиками на них, которые выглядят как что-то из фильмов о вампирах категории B⁸³.

— Ты купила колья?

— Ммм, да, — говорит она, забирая телефон обратно. — И святая вода уже в пути.

— Святая вода не работает. По крайней мере, против вампиров.

Она оживилась, выражение ее лица стало взволнованным.

— Так он все-таки рассказал тебе что-то о вампирах?

— Во-первых, Влада никто не заколет, — я закатываю глаза. — А во-вторых, мы говорим не об этом.

Она поворачивается ко мне лицом, откладывая при этом телефон, и поджимает ноги под себя.

— Почему я не могу проткнуть его колом? Если только это не что-то глупое, например, я не знаю, ты в него влюблена?

В животе все переворачивается, а по спине пробегают мурашки.

— Что?

— Серьезно? Мне пришлось услышать о каждом чуваке на земле, в которого ты когда-либо влюблялась. Помнишь Дэна Клинкси с урока естествознания в третьем классе?

Этот вопрос сбивает меня с толку. Я пытаюсь вспомнить милого мальчика с брекетами и яркие фотографии зоопарка, где мы однажды ели мороженое во время школьной экскурсии.

— Я забыла о нем, но помню, что альбом с ним был фиолетового цвета.

— Да, но это не важно. Что важно, так это то, что ты сделала альбомы о том, как выглядела бы твоя жизнь с каждым чуваком, на которого у тебя когда-либо был женский стояк, и мне пришлось услышать о каждом из них, кроме Влада.

И ты никогда этого не услышишь. Попытка объяснить, что такое Хильда, неизбежно заставит людей обсуждать смирительные рубашки и психиатрические палаты, что для меня категорическое «нет». Альбома с Владом будет. Никогда.

— Да, и что?

— И что?! Ты сказала, что он вампир, Обри, и я, как хороший друг, решила тебе поверить. Я даже боялась, что он стер твои воспоминания или у тебя появилась какая-то странная сверхспособность, и поэтому ты молчишь, — в ее зеленых глазах за очками в голубой оправе блестят слезы, а нижняя губа дрожит. — Он промыл тебе мозги? — выдыхает она.

Я пугаю свою собственную подругу. Я обхватываю ее руками и притягиваю к себе.

— Берни, я в порядке. Он не причинил мне никакого вреда.

— Хорошо. Я уже готовилась сделать миссией своей жизни стать улучшенной версией Баффи, — дрожащим голосом говорит она, прежде чем взять салфетку.

Мне не нравится боль в груди, когда я вспоминаю слова Влада. А что, если все это было ложью? Может, я просто повелась на красивые слова? Я имею в виду, его пара? Это же смешно, правда?

Я сворачиваюсь калачиком, уютно укутавшись в плащ. Аккаунты Влада в социальных сетях молчат, и нет никакого способа связаться с ним, учитывая, как Фрэнк стер его существование из моего телефона. Я постоянно проверяла его профиль, в равной степени боясь и надеясь, что он напишет, слишком напуганная, чтобы написать ему самой. Он так и не написал, и от этого еще больнее.

В довершение всей этой катастрофы я постоянно молюсь, чтобы Фрэнк Штейн не узнал, что Берни взломала его компанию. Я понятия не имею, что бы он сделал, и не хочу это выяснять.

— Что бы ты ни сделала тогда, отель Влада за ночь стал сенсацией. Джордж, судя по всему, до сих пор там развлекается, — говорит Берни, хмуро глядя в свой телефон. — Коннор О'Дой, кстати, он супер секси, говорит, что все места в замке заняты и на данный момент свободных мест нет. По крайней мере, это то, что я нашла на странице сайта замка, — говорит она, пожимая плечами.

— Коннор? — я морщу нос. — Подожди, там есть фотография? Дай посмотреть.

Она подносит телефон к моему лицу, и, конечно же, Дойл там, внесенный в контактную информацию на всеобщее обозрение. Его на самом деле зовут Коннор? Думаю, неудивительно, что Влад назвал его как-то по-другому.

Я знала, что Джордж все еще в замке, потому что написала ему сообщение, как только получила новый номер телефона. Он поблагодарил меня за спасение Фифи и рассказал, что Влад и Дойл оба пропали. Никто не видел ни того, ни другого, даже новый управляющий замком ничего не знает.

Я поднимаю глаза и вижу, что Берни смотрит в телевизор со странным выражением лица.

Новостной канал транслирует торжественное открытие нового медицинского учреждения Фрэнка Штейна, и в заголовках есть такие фразы, как меры по обеспечению устойчивого развития и важность человеческой жизни. В панике я быстро хватаю пульт и переключаю канал.

— Как бы я трахнула этого мужика, — говорит Берни, качая головой в сторону телевизора. — Я знаю, что он что-то скрывает, даже если вкладывает деньги в благотворительность, — она поворачивается, смотрит на меня и хмурится. — Почему у тебя такой вид, будто увидела привидение?

— Ты бы трахнулась с Фрэнком Штейном? — спрашиваю я, и от ее слов по спине пробегают мурашки.

Она шевелит бровями.

— В нем есть вся эта атмосфера задумчивого злодея.