Я точно знаю, что он имеет в виду, даже если не хочу. Нормальный Лев скорее умер бы, чем воспользовался тем, кто под кайфом или пьян.

Я заставил его возненавидеть самого себя.

“Мы все делали вместе с самого рождения. Я думаю, пришло время нам побыть поодиночке”.

—Я... я сожалею о том, через что заставил тебя пройти...

“Все в порядке”.

“Это не так”, - настаиваю я.

“Это не имеет значения”, - решительно говорит он.

Мой взгляд задерживается на моих кроссовках. Я чувствую, как он ускользает от меня. От нас.

“Что было в коробках, которые ты мне дал?” Выпаливаю я. Я хотела спросить, но время было неподходящее. “Я имею в виду, очевидно, ничего, так что, думаю, я пропустил здесь важный жест”.

“Кусочек неба”. Его улыбка подобна солнечным лучам, скользящим по моей коже. “Я бы поднимался на крышу своего дома и отрезал тебе кусочек каждый день. Я хотел, чтобы ты помнил, что у тебя безграничные возможности. Бесконечные возможности. Голуби хорошо определяют направление. Балет - это не начало и не конец твоей жизни. И ты моя голубка, поэтому я знаю, что ты найдешь свой путь. Небо твое, Бейли.” Его голос такой печальный, такой полный, что я не могу дышать. “Твой, чтобы снова найти свой путь. Так что просто... просто забудь на секунду о Джульярде, балете и соревнованиях и подумай о себе”.

Чувства застревают у меня в горле, и все вокруг прекрасно и уродливо одновременно.

“Мне нужно, чтобы ты оказал мне услугу, пока я нахожусь в реабилитационном центре”, - слышу я свой голос.

-Конечно, - говорит он. - Все, что угодно.

-Пейден. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, обхватив колени руками.

Лицо Льва мрачнеет. - Я не буду заниматься Пейденом, как бы я тебя ни любил.

Пытаясь улыбнуться, я объясняю: “Пейден был моим дилером. Я предполагаю, что он больше не торгует, но…Я не могу быть уверен.

“О черт. Возможно, он все еще этим занимается”, - бормочет Лев себе под нос.

“В течение нескольких месяцев я ходил с такой болью в груди, что позволял ему выходить сухим из воды за того, что он сделал. Моя последняя мысль перед тем, как я каждый день ложусь спать, — он уже кого-нибудь убил? Поэтому я кое-что сделал ”. Я облизываю губы, тянусь к спортивной сумке, стоящей рядом со мной, и вытаскиваю заранее отпечатанную стопку бумаг. “Я напечатал все свои показания, чтобы вы передали их в полицию, включая мой контактный номер в реабилитационном центре. Все его данные тоже там. Я собираюсь быть доступным для них”.

Лев хватает бумаги, засовывая их под мышку. - Считай, что дело сделано.

-Спасибо. ” Я снова пытаюсь улыбнуться. Снова безуспешно. - Я действительно ценю это.

Повисает неловкое молчание.

Это жестоко. Я никогда раньше не испытывала неловкого молчания со Львом. Может быть, до того, как мы научились разговаривать.

“Я рад, что ты идешь на реабилитацию”, - говорит он.

“Я тоже”, - фыркаю я, горько добавляя: “Помогает то, что мой график полностью прояснился, теперь, когда Джульярд выгнал меня, а мои родители отказываются разрешать мне оставаться в их доме, пока я не закончу реабилитационный центр”.

Он даже не улыбается. “ Тебе нужно пойти туда, зная, что ты все потерял. Бороться за это обратно, понимаешь?

-Не все. Я с тревогой смотрю на его лицо. “У меня все еще есть ты, верно?”

Именно в этот момент я действительно теряю все.

В тот момент, когда Лев касается своего кулона с голубем, затем медленно снимает его с запястья.

Мы оба смотрим, как загипнотизированные. Как будто он отрезает конечность или что-то в этом роде.

Не думаю, что я когда-либо видела его без него с тех пор, как он подарил мне мой. Я спешу дотронуться до своего, затем понимаю, что Талия украла его. Голуби улетели.

Когда мы смотрим друг на друга, у нас обоих в глазах стоят слезы.

У него красный нос. Он так близок к тому, чтобы заплакать. И если он понял, что моего браслета больше нет со мной, он ничего не сказал.

Может, это и к лучшему. Может, я не хочу знать, что он скажет о том, что я теряю самообладание.

“Мне очень жаль, Голубка. У нас всегда будет прошлое, но твое настоящее должно быть твоим, и у тебя не может быть моего будущего”.

-Лев...

Он встает. Я делаю то же самое. На этот раз я чувствую боль в голени во всей ее красе — даже сквозь гипс, — и хотя на глаза снова наворачиваются слезы, мне странно чувствовать это снова.

Долгое время таблетки делали меня настолько невосприимчивой к реальности.

“Я люблю тебя, и чтобы продолжать любить тебя, я должен отпустить тебя. Тебе нужно сделать то же самое”.

—Но Рози взяла с меня обещание...

Лев обхватывает ладонями мои щеки, приближая меня к своему лицу. Наши носы соприкасаются. Его дыхание скользит по моему лицу, и я дрожу от удовольствия, как наркоманка, укравшая дозу.

“Я знаю, о чем просила мама. Я прошу тебя не обращать на это внимания. Если я чему-то и научилась за последнее время, так это тому, что нам нужно попытаться перестроить наши жизни вокруг той дыры, которую оставила моя мама. Я должна двигаться дальше. Отпусти. меня. уйти”.

Мои ногти впиваются в его руки, и я делаю все наоборот, вместо того чтобы отпустить его, рыдая у него на груди.

Его дыхание затруднено, и я чувствую, как колотится его сердце, угрожая пробить грудную клетку.

-Я ненавижу тебя, - прохрипела я, сжимая руки в кулаки и отталкивая его от себя.

Дверь гаража открывается. Папа выйдет с минуты на минуту, чтобы начать загружать мои вещи в багажник. - Я так сильно тебя ненавижу.

Но я не ненавижу его. Я люблю его. Я просто злюсь, что потеряла его.

Лев обнимает меня, принимая на себя мои удары. Даже сейчас, за несколько секунд до того, как мы попрощаемся, я причиняю ему боль, и он принимает это.

-Я ненавижу себя. Я меняю тон, наконец-то говоря правду. “Я так сильно ненавижу себя”.

Лев наклоняет мою голову и целует в макушку. - Я люблю тебя.

“Талия украла мой браслет с голубем”, - слышу я свое недовольство. Черт возьми, я такой большой ребенок. “Я бы никогда его не сняла!”

Он ослабляет хватку на мне, отступая назад, к своему дому. Прежде чем повернуться, он снова прикасается пальцами к губам. “Может быть, тебе это больше не было нужно”.