Я посещал достаточно курсов D.A.R.E., чтобы распознать признаки передозировки. Сильная дрожь пробегает по моему телу. Я опускаю тяжелую руку на ковер, где заряжается мой телефон. Я теряю равновесие и, скатившись с кровати, падаю на пол. Я не могу пошевелиться. Я не могу встать. Святое дерьмо, что мне делать?

Каким-то образом мои пальцы сжимаются вокруг телефона. Я выдергиваю его из зарядного устройства и направляю экран себе в лицо, дрожа, потея, паникуя. Проходит целая жизнь, прежде чем он разблокируется. Я подумываю о том, чтобы позвонить Кате, затем понимаю, что не могу позволить себе потратить свой единственный звонок на кого-то ненадежного. Вместо этого я набираю первое имя, которое называю, когда попадаю в беду. Или что я позвоню, если у меня когда-нибудь возникнут проблемы. Не имеет значения, что между нами были странные отношения. Не имеет значения, что я вырвала его сердце из груди, положила его в блендер и поставила скорость на 4. Не имеет значения, что он меня очень сильно ненавидит.

Неважно, что все, что от нас осталось, - это горько-сладкие воспоминания и два рваных браслета. Или даже то, что его отсутствие — самое настоящее событие в моей жизни, и что—то подсказывает мне, что если бы мы все еще были собой - по-настоящему собой - я бы никогда не подсела на Ксанакс и викодин.

Пока я жду его ответа, мир сжимается у меня перед глазами. Словно фотографию пожирает огонь, края расплываются вовнутрь.

“Бейли?”

Он звучит легкомысленно, бескорыстно; у него есть на то веские причины. #Бейлев мертв. Я убил его собственными руками. Его фоновый шум - это знойная музыка, смех и звяканье пивных бутылок. Он на вечеринке.

“Лев...” Мой язык во рту словно омертвел. Я не могу поверить, что произношу эти слова. “У меня передозировка”.

“Что за...?” На заднем плане хлопает дверь, и шум стихает. Он отошел в тихое место, чтобы слышать меня. У меня перехватило горло. Дерьмо собачье. “ Повторить? - требует он. - Прямо сейчас, черт возьми.

“У меня передозировка! Наркотики. Я ... мне кажется, я вот-вот умру”.

Несмотря на то, что до этой секунды Лев абсолютно ничего не знал о том, что я когда-либо употребляла что-либо более сильное, чем детский Тайленол, он быстро схватывает суть.

“Что ты приняла?” Его голос становится мягким, хриплым.

Никакого осуждения. Никакого гнева. Я не могу поверить, что мы отдалились друг от друга. Не могу поверить, что я разлучила нас. Я не могу поверить, что, возможно, разговариваю с ним в последний раз. Никогда.

“Викодин, предположительно. Но ощущение ... другое. Неправильное”. Мое дыхание прерывается; мое тело отключается. “Мне нужно, чтобы вы вызвали скорую”. Я пытаюсь сглотнуть. Безуспешно. “И пошлите кого-нибудь в общежитии в мою комнату с Нарканом. На случай, если ... вы знаете...”

Кто сказал, что быть ботаником не окупается? Я внимательно слушал на уроках D.A.R.E.

“На самом деле, я ни хрена не знаю, но это разговор на потом”. Звук того, как он отчаянно роется во что-то, наполняет мое сердце глупой, необоснованной надеждой. “Подожди на линии ... черт! Черт! Где это?” - рычит он. “Я пользуюсь — чужим телефоном, чтобы звонить. Сосчитай за меня до десяти”.

Обычный Бейли написал бы это задом наперед, латиницей, просто чтобы покрасоваться. Нынешний Бейли даже не пытается. Нынешний Бейли также достаточно глуп, чтобы задаться вопросом— кто это? Девушка? Подружка? Он сейчас встречается с кем-нибудь? Сейчас не время ревновать. Уровень кислорода у меня сильно упал. С каждой секундой становится все темнее.

-Лев, мне страшно.

-Не надо, - рявкает он, но звучит так, будто он напуган больше, чем я.

Я сглатываю, и он чувствует мою панику, потому что спрашивает: “Когда это мы позволяли чему-нибудь плохому случиться друг с другом?”

“Некоторые вещи важнее нас”.

“Нет ничего важнее Бейлева”, - его голос полон решимости. “Повтори это”.

“Нет ничего важнее Бейлева”, - слабо говорю я.

“Молодец, девочка. Ложь не обнаружена”.

Мои глаза закрываются. Я слишком устала. Слишком тяжелая. Слишком онемевшая. На заднем плане я слышу, как Лев разговаривает с диспетчером 9-1-1, затем с Управлением жилищного строительства. Он спокоен, контролирует ситуацию и чертовски властен.

Лев - воплощение сердцееда. Широкоплечий, с пухлыми губами, с сонными сексуальными глазами и телом, которое делает Адониса похожим на чувака с отцовским телосложением. Но я влюблена в него не за это. Я влюблена в него, потому что он мальчик, который тащит меня каждый первый зимний дождь танцевать босиком среди дождевых капель, с тех пор как однажды увидел, как я это делаю, когда мне было шесть. Потому что он целует меня в лоб, когда мне грустно, и смотрит со мной дурацкие романтические сериалы Netflix, когда я переписываюсь в личку, но в нем есть и такая сторона, которая гоняет на спортивных машинах и прыгает на тарзанке со скал.

Он - твердость и мягкость. Воздух и вода. В эти дни он для меня все и в то же время ничто. И я разрываюсь на части, даже думая об этом прямо сейчас.

“Я... Лев, я...” - Хриплю я.

“Ты справляешься с этим, вот кто ты есть. Помощь уже в пути. А теперь напомни мне, в каком году женщинам разрешили начать танцевать балет?”

1681. Он пытается отвлечь меня, и я ценю это, но мой рот слишком отяжелел, чтобы отвечать.

“Голубка?” Его голос - колыбельная, окутывающая меня, как шерстяное одеяло. “Ты там?”

Мои веки опускаются, тьма поглощает меня. Смерть холодна, тиха и прекрасна, и она так близко, что я чувствую ее дыхание на своей коже. Первая мысль, которая приходит мне в голову, - это насколько я эгоистична из-за того, что заставила его пройти через это, услышать, как я умираю, после всего, через что он прошел.

“Ответь мне, Бейли!” Я слышу звон бьющегося стекла, за которым следует череда проклятий. Испуганный голос "какого черта" на заднем плане. Это мужчина, и я не знаю, почему я испытываю такое облегчение, видя, что вот-вот умру, но, по крайней мере, у Льва есть друг, который позаботится о нем.

Я слышу, как Лев уходит с вечеринки, отмахиваясь от просьб сыграть пончика на струнах. “Просто подожди”, - отчаянно повторяет он мне на ухо. “ Они будут там с минуты на минуту, Голубка. Держись крепче ради меня, ладно?

“Лев...” Я задыхаюсь. “Приехать? Сюда? На новенький?” Невнятно произношу я.

“Да”, - отвечает он, не сбиваясь с ритма. “Я уже в пути. Ты просто продолжай ждать, хорошо?”

Пена покрывает заднюю стенку моего горла, слезы мешают мне видеть. Я сжимаю свой браслет. Черная рваная нитка с серебряной горлицей. У Льва есть такая же, которую он никогда не снимает.

Неудивительно, что твое имя на иврите означает "сердце", хочу я сказать ему. Ты схватил мое зубами и проглотил целиком.

-Как выглядит небо, Голубка? Я слышу, как хлопает дверца его машины.

Последние слова, которые я могу произнести перед тем, как выйти из системы, - “Облачно…, возможен дождь”.