Луизу Сабати нельзя было назвать красавицей. В черном платье с белым передником она, должно быть, выглядела всегда утомленной, как это типично для большинства горничных в провинциальных гостиницах. И все же в ней проглядывало что-то привлекательное, нечто почти патетическое таилось в её лице с темными, полными внутренней напряженности глазами.

Она освободила для него стул.

- Вас послал действительно Ален?

- Нет.

- Ему неизвестно, что вы тут?

Произнося эти слова, он бросила испуганный взгляд на дверь, сам и не собиралась садиться, держалась сторожко, в полной готовности оказать сопротивление.

- Не надо меня бояться.

- Вы из полиции?

- И да, и нет.

- Что случилось? Где Ален?

- Вероятно, у себя дома.

- Вы уверены в этом?

- А почему должно было бы быть иначе?

Она прикусила губу так сильно, что выступила кровь. Было заметно, что она очень нервничает, причем болезненно. На какое-то мгновение у Мегрэ промелькнула даже мысль, уже не принимает ли Луиза наркотики.

- Кто вас навел на меня?

- Вы давно любовница доктора?

- Кто-то смолотил языком, да?

Он напустил на себя самый благодушный, какой только смог вид, впрочем, принуждать себя выказать ей симпатию надобности у Мегрэ вовсе не было.

- Вы только что встали? - спросил он вместо ответа.

- А вам-то какое дело?

Они говорили с легким итальянским акцентом, почти незаметным. На вид чуть более двадцати лет, под плохо скроенным. Халатом угадывалось гибкое тело, лишь грудь, надо полагать, весьма вызывающая, несколько потяжелела.

- Вы не против сесть рядом?

Женщина не могла найти себе места. Лихорадочно дергаясь из стороны в сторону, она выхватила из пачки сигарету, закурила:

- Вы уверена, что чего доброго не нагрянет Ален?

- Вы страшитесь этого? Почему?

- Он ревнив.

- Но у него нет никаких оснований ревновать ко мне.

- Он видит соперника в каждом мужчине.

И добавила странновато прозвучавшим голосом:

- И поделом.

- Что вы хотите этим сказать?

- Что это его право.

- Он любит вас?

- Думаю, да. Знаю, что не стою этого, но...

- Вы действительно не желаете присесть?

- Кто вы такой?

- Комиссар Мегрэ из парижской Уголовной полиции.

- Слышала о вас. А чего вы тут забыли?

Почему бы не потолковать с ней откровенно?

- Приехал в ваш город совершенно случайно навестить друга, с которым не виделся много лет.

- Это он вам рассказал обо мне?

- Нет. Я познакомился также и с вашим другом Аленом. Кстати, сегодня вечером приглашен к нему в гости.

Она чувствовала, что Мегрэ не лгал, но все ещё не могла успокоиться. Тем не менее пододвинула к себе стул, хотя села на него не сразу.

- Если он пока ещё и не попал в затруднительной положение, то рискует оказаться в нем с часу на час.

- С чего бы это?

По тону, каким она произнесла эту фразу, комиссар понял, что Сабати уже знала обо всем.

- Некоторые считают, что он, возможно, и есть тот человек, которого сейчас разыскивают.

- Из-за этих злодеяний? Вранье все это. Это не он. У него нет никаких причин...

Комиссар перебил её, протянув анонимное письмо, которое передал ему следователь. Она ознакомилась с ним, лицо напряглось, брови нахмурились.

- Интересно, кто это такое сморозил?

- Какая-то женщина.

- Это уж точно. И явно из тех, кто проживает в этом бараке.

- Это почему же?

- Никто о нас и знать не знает. Но даже и здесь, ручаюсь, никому было невдомек, что он за птица. Кто-то сводит счеты, гнусь такая. Ален никогда...

- Да вы присаживайтесь.

Она в конечном счете все же уступила ему, при этом тщательно прикрыв полами халата оголившиеся ноги.

- Так давно ли вы его любовница?

Она выпалили, не задумываясь:

- Восемь месяцев и одну неделю.

Комиссар едва не улыбнулся такой точности.

- И как все началось?

- Я работала тогда официанткой в кафе "У почты". Он нет-нет да и забегал туда, сядет, как всегда на одно и то же место, у окна, и глазеет на прохожих. Его все знали, здоровались, но сам он на разговор не шел. А потом я приметила, что он стал вдруг пялиться на меня.

Она с вызовом взглянула на комиссара.

- Вам и в самом деле охота узнать, как все у нас началось? Ладно! Расскажу, сами потом докумекаете, что он не такой человек, каким вы его себе представляете. Дальше - больше, Ален стал захаживать и вечерами пропустить рюмочку. Как-то раз задержался до закрытия. Поначалу я все подтрунивала над его громадными из-за очков глазищами, которыми он так и высматривал меня, где бы я не находилась в зале. А тут ещё свидание у меня было оговорено с одним виноторговцем, с ним вы ещё столкнетесь, уверена мы повернули направо в улочку и...

- Что потом?

- Как что? Улеглись на лавочку на Марсовом поле! Смекаете для чего? Обычно раз-два и готово. Разделались с этим, и я потрусила одна через площадь домой, вдруг слышу - шаги позади. Это был доктор. Немного струхнула. Обернулась, и говорю: чего, мол, надо. А тот сконфузился, затрудняется, что ответить. А потом знаете, что он тихо так пробормотал:

"- Ну зачем вы это сделали?"

Я чуть со смеху не упала.

- А вам что, завидно?

- Меня это опечалило.

- Это отчего же?

"А потом уже все кончилось объяснением в любви, в которой он, дескать, никак не решался до этого мне признаться, заверениями, что он человек глубоко несчастный. Вам смешно, да?

- Нет.

Все верно. Мегрэ не улыбался. Он прекрасно представлял себе Алена Верну в подобной ситуации.

- Так мы и колобродили до часу, а то и двух ночи. Я не выдержала и к концу разревелась.

- Он вас довел до сюда?

- Не в тот вечер. Это длилось ещё целую неделю. И почти все эти дни Ален просиживал в кафе, так и зыркая мне вслед. Ревновал даже тогда, когда я благодарила какого-нибудь мужчину за чаевые. Таим остался и до сих пор. Требует, чтобы я сидела дома и не высовывалась.

- Бьет?

Женщина инстинктивно подняла руку к синяку на щеке, рукав халата сполз, обнажив другие следы насилия, видимо, оставшиеся после сжатия запястий крепкими пальцами.

- Это его право, - повторила она не без гордости.

- И часто так бывает?

- Почти каждый раз.

- Но почему?

- Если вы не догадываетесь, чего же тогда объяснять. Любит и все. А вынужден жить с женой и детьми. Он не выносит не только её, но и малолеток.

- Так и сказал?

- Сама знаю.

- А вы ему рога наставляете?

Она замкнулась, одарив его лютым взглядом. Затем:

- Что, сболтнул кто-то?

И добавила более сухо:

- Первое время случалось, когда я ещё не поняла ничего. Думала, с ним, как и с остальными, без разницы. Когда занимаешься этим с четырнадцати лет, становится, как раз плюнуть. А он, узнав, аж взревел, думала, прикончит на месте. Я не попусту это говорю. Настолько разъяренного мужика ещё и не видела. Битый час лежал на кровати, глаза - в потолок, руки сжаты в кулак, онемел весь, чувствовала, жутко маялся.

- А вы продолжили, да?

- Раза два, три. Дура была, вот что скажу вам.

- А с тех пор?

- Нет!

- Он приходит сюда каждый вечер?

- Почти.

- Вчера ждали его?

Она замешкалась с ответом, гадая, как скажутся её ответы на Алене и желая любой ценой выгородить его.

- Какая разница?

- Но вам ведь нужно время от времени сходить на рынок.

- А я в город ни ногой, тут на уголочке у нас есть бакалейная лавка.

- А все остальное время проводите здесь, этакой затворницей?

- Никто меня не запирал. Дверь-то я открыла, вот вам и доказательство.

- А он никогда так не ставил вопрос: посадить вас под замок.

- Кто это вы догадались?

- Он уже проделывал это с вами?

- Было, целую неделю продержал.

- Соседи заметили?