Глава 50

РАЗДЕЛЕННЫЕ ОКЕАНАМИ

ЛОНДОН

Существует причина, по которой я не вожу машину.

Я ругаюсь и пытаюсь одновременно рулить и переключить передачу на крошечной арендованной иномарке, которая при этом скрежещет. Я виляю не на ту полосу и быстро выравниваю машину.

– Черт возьми.

Я ужасный водитель.

Я приземлилась в Дублине час назад, и все было прекрасно, пока я не обнаружила, что утром поезда или автобусы до Келлса не ходят. Время уже поджимало, и единственным выходом было подавить страх и арендовать машину. Я использовала кредитную карту Сэди, и вот теперь я пробираюсь по извилистому двухполосному шоссе в предрассветные утренние часы.

Тяжелая чернота, окутывающая небо, не помогает, вокруг туман и фары еле освещают дорогу впереди.

Должно быть, я сошла с ума.

Безумием было вообще садиться на рейс до Ирландии, но я еще и надеялась выследить мать Грейсона. Что я ожидаю найти?

Проверяю время на одноразовом телефоне. Почти 5:00 утра. Поиск по имени Ребекка Салливан выдал мне ее последний известный адрес. Я могу только надеяться, что она все еще там, и, когда я заявлюсь к ней в такой час, она не захлопнет дверь перед моим носом.

Я зашла слишком далеко.

В буквальном смысле.

Я замечаю впереди небольшой дорожный знак, сбрасываю скорость и, как улитка, сворачиваю. Уличные фонари освещают путь через вереницу одинаковых кирпичных таунхаусов. Я нахожу дом, в котором, по последним сведениям, жила Ребекка, и паркуюсь у дороги.

Размеренно дыша, цепляюсь за руль. Затем, наконец, отрываю пальцы и оставляю тепло машины. Хлопок дверцей машины разносится по причудливому району. Тряся руками, я думаю о резинке в кармане пиджака, пока иду по подъездной дорожке.

Я почти у двери, когда лай собаки заставляет меня вздрогнуть, и на крыльце загорается свет.

– Дерьмо.

Я замираю на месте. Неуверенная в том, что сейчас произойдет, или что мне делать дальше.

Открывается входная дверь.

– Кто вы?

Голос женщины огрубел, как будто она курила большую часть своей жизни. У нее сильный северно-ирландский акцент, напомнивший мне мелодию, которую я иногда слышу в глубоком голосе Грейсона. Меня пронизывает фантомная боль.

Я делаю шаг вперед, поднимаю подбородок.

– Здравствуйте. Меня зовут...– Я останавливаю себя, чтобы не произнести по привычке свое имя. – … Сэди Бондс. Я работаю в американских правоохранительных органах...

Она усмехается.

– Да, я это вижу. Что вам надо в такую рань, черт возьми?

В тусклом свете я с трудом различаю ее лицо, но она одета в бледно-розовый халат, ее волосы с проседью собраны в беспорядочный пучок. Она с усилием пытается успокоить черного лабрадора и, наконец, хлопает в ладоши, чтобы отправить скулящую собаку обратно внутрь.

Я засовываю руки в карманы, холодное утро и нервозность заставляют меня дрожать.

– Ребекка Салливан?

– Ради всего святого, – бормочет она, закрывая дверь. Когда она поднимает глаза, я могу ясно различить белый шрам вдоль щеки. Она быстро склоняет голову, чтобы закрыть лицо волосами. – Я думала, что вы давно оставили это дело. Его здесь нет. Давно не имел ничего общего со своей матерью. – Она снова усмехается. – Чертовски дольше, чем «давно».

Мои плечи опускаются, напряжение оставляет меня. Это не мать Грейсона.

– Простите, что побеспокоила вас, мэм.

– Подождите-ка, – она запахивает халат и туго затягивает пояс. – Что вы вообще хотели от Бекки?

Она не его мать, но знает, где она.

– У меня есть вопросы. То, что знает только она, что могло бы помочь властям...

– Вы не получите никаких ответов от Бекки, говорю вам. С таким же успехом можете возвращаться в Штаты. Мальчик больше сюда не приедет. Не после того, что с ним сделали.

Я прищуриваюсь, пытаясь уследить за ее быстрым потоком слов с акцентом.

– Вы знаете, где я могу найти Ребекку?

Она машет рукой в воздухе.

– Она слетела с катушек. – Когда я поднимаю бровь, она уточняет. – Бекки в сумасшедшем доме. И скатертью дорога.

Как выяснилось, женщина, в настоящее время проживающая в доме Ребекки, была ее единственной живой родственницей, которая заботилась о ней до тех пор, пока не перестало поступать пособие по инвалидности. Насколько я поняла, Бекки стала обузой, и сестра позволила больнице ее забрать. «И скатертью ей дорога» были ее последние слова перед тем, как она захлопнула дверь перед моим носом.

Еще один час отважного вождения, и я въезжаю в «Мидоу Хэлс Сервис», психиатрическую лечебницу на окраине Дублина. Я объезжаю парковку, пока не нахожу место, а затем пытаюсь найти в интернете отделение, в которое мне следует обратиться.

Согласно информации на сайте, лечебница еще не открылась. У меня вырывается разочарованное проклятие. Я поспала в самолете, и сейчас была слишком взвинчена и выбита из колеи, чтобы отдохнуть. Какого черта я здесь делаю…

Следующий час я провожу за чтением новостей в Интернете, и когда захожу на сайт местной газеты, мое сердце сжимается. ФБР получило ордер на обыск моего офиса. В отчете говорится, что агент Нельсон возглавил поиски.

Никто и не сомневался.

Я оставила тебе сюрприз, Нельсон.

Теперь я задаюсь вопросом, не была ли его забота о моей безопасности связана с тем, что он хотел убрать меня с дороги.

Я отправляю сообщения Лейси и Янгу, прося убедиться, чтобы хотя бы один из них присутствовал во время обыска. Когда ни один из них не отвечает, меня охватывает чувство тревоги, но потом я вспоминаю о разнице во времени. Дерьмо. Я отправляю еще одно сообщение с просьбой удостовериться, что ФБР не лезет в файлы моих пациентов.

Я с трудом втягиваю воздух в легкие.

Кассеты пусты.

Но беспокойство все равно не покидает меня полностью. Это не первый раз, когда я обманываю себя ложным чувством безопасности. Единственное, что меня беспокоит, так это то, что кто-то другой, а не Нельсон, обнаружит мой тайник за картиной Дали. Но все, что там есть, не может быть использовано в качестве улик. Единственное в чем меня можно обвинить, это в чрезмерной навязчивой привязанности к пациенту.

Я была осторожна, обставляя сцену.

Я слышу хлопок дверцы машины, и это привлекает мое внимание. Подняв голову, я замечаю мужчину, идущего к учреждению. Я быстро кладу телефон в карман и беру ключи. Выйдя из машины, я следую за мужчиной ко входу в здание.

– Извините, – говорю я, бегом нагоняя его.

Он оборачивается, холодный ветерок ерошит тонкие белые волосы.

– Да? Как я могу вам помочь?

– Вы американец. – Это звучит как обвинение, и мужчина улыбается.

– Так и есть. Вы заблудились?

– Нет, извините, – говорю я, собираясь с мыслями. – Я здесь, чтобы навестить пациента.

Его улыбка становится все тоньше.

– Посещения разрешены с девяти.

Он поворачивается, чтобы уйти, и я пытаюсь снова.

– Прошу прощения, но я здесь ненадолго… и мне очень важно увидеть этого пациента. Не могли бы вы хотя бы подсказать мне, с кем поговорить, мистер…?

– Доктор Коллинз, – поправляет он. Во мне разгорается искра надежды. Я чувствую родство с ним не только потому, что он мой земляк, но и потому, что он коллега. – А вы?

Я протягиваю руку.

– Доктор Нобл.

Чем я рискую? Мне нужно, чтобы он мне доверился.

Доктор Коллинз пожимает мне руку и кивает в сторону входной двери.

– Проходите. Поговорим внутри. Сегодня утром чертовски суровая погода.

На моем лице мелькает улыбка.

– Спасибо.

Он ведет меня по коридору в свой офис, где намного теплее.

– Присаживайтесь, доктор Нобл.

Я кладу куртку на спинку стула. Я чувствую себя не в своей тарелке в чистой и аскетичной психиатрической палате. Взглянув на свои джинсы и простой свитер, я задаюсь вопросом, почему Сэди – при всем своем образовании – хочет работать в полиции. Мне также любопытно, специально ли она так одевается – чтобы сбить других с толку.

– Кофе? – Спрашивает доктор, показывая на машину.

– Да, пожалуйста.

Он заправляет аппарат.

– Откуда вы?

– Из Мэна. Я криминальный психолог со своей частной практикой в Бангоре.

Он медленно кивает.

– Вы проделали немалый путь. Должно быть, этот пациент имеет большое значение. Хотя я не могу не задаться вопросом, что нужно криминальному психологу от одного из наших пациентов. – Он ставит передо мной белую кружку. – Большинство из них больше не имеют связей с внешним миром.

Я обхватываю чашку руками, все больше согреваясь.

– Ребекка Салливан может располагать информацией о местонахождении одного человека или, возможно, другой информацией, которая могла бы привести к его аресту. – Это с трудом можно назвать правдой, но не такой уж подозрительной. Сотрудники полиции ищут всех, кто как-то связан с Грейсоном, хотя его местонахождение официально установлено.

На переносице врача образуется бороздка.

– Следуйте за мной, пожалуйста.

Резкое изменение поведения и эта просьба удивляют меня. Спустя небольшую паузу я встаю.

– Извините, я все еще не привыкну к смене часовых поясов.

Доктор Коллинз только натянуто улыбается в ответ. Упоминание имени Ребекки встревожило его? Сначала я боюсь, что меня выведут из здания, но он сворачивает в коридор и ведет меня в другое крыло больницы.

– Жаль, что вы сначала не позвонили, – говорит он, отодвигая занавеску и жестом приглашая меня пройти первой. Затем он вставляет ключ-карту, и с звуковым сигналом дверь открывается.

– Почему?

– Потому что тогда бы вам не пришлось пускаться в столь долгое путешествие. – Он жестом приглашает меня войти в первую комнату.

Когда я захожу внутрь, мой взгляд останавливается на сгорбленной женщине, свернувшейся в кресле. Ее бессмысленный взгляд устремлен в стену, глаза смотрят невидяще.

– Бекки уже несколько лет не реагирует на лечение, – продолжает он. – Полагаю, что сейчас это называется неполным восстановлением, но вам придется простить мои старые привычки. Я все еще называю это «устойчивостью к лечению».