– Я не могу тебя отпустить, Фостер. В последнее время я слишком много рисковал. – Поднимаю лезвие к его подбородку. – Сегодня вечером ты это доказал.

Даю ему несколько секунд, чтобы осознать серьезность ситуации. Что он будет делать? Однажды он меня удивил – может, он способен на большее.

Он бросается к оружию.

Крепко схватившись за нож, он ранит ладонь. Кровь проливается на манжеты пальто. Ему удается лишить меня равновесия и опрокинуть на росистую землю. Из его рта вылетает слюна, когда он кряхтит сверху, все еще пытаясь выхватить нож из моих рук.

– Ты стоил мне всего, ублюдок. – В ярости Фостер бьет меня по голове. Он ударяет меня по уху, и я отпускаю оружие.

Мне удается просунуть ногу под большой живот и оттолкнуть его. Он приземляется на спину с ножом в руке. Я встаю и стою над ним.

– Ты не ровня доктору Нобл. Шатаясь вокруг нее, как извращенец со стояком, ты выставляешь себя абсолютно некомпетентным.

Он хрипло втягивает воздух.

– Я не единственный, у кого стояк на доктора, – говорит он. Его рука движется быстрее, чем я предполагал. Острый как бритва край лезвия вонзается в мою голень. Боль наступает с задержкой – уровень адреналина в крови слишком высок. Я наступаю на запястье Фостера и вытаскиваю нож из мясистых пальцев.

– Кроме того, – говорю я, дочиста вытирая лезвие о его воротник. – Ты ошибаешься насчет нее. Твоя озабоченность добрым доктором затуманила взгляд. Тебе нужно забрасывать сеть шире. – Положив руки на колени, я приближаюсь к его лицу. – Если только это и не есть твой план. Подставить Лондон.

Страх омрачает его лицо, мешая мне оценить его реакцию. Я не могу его прочесть. Фостер дрожит от ярости и беспокойства, маскируя любой намек на шок.

– О чем ты говоришь, ублюдок?

Ответ неутешительный. Поскольку я больше не могу позволить ему путаться под ногами.

– Мы должны сделать так, чтобы все выглядело правдоподобно, – говорю я. – Может быть подозрительно, если я просто уйду, тебе не кажется? – Я ставлю ногу ему на предплечье и хватаю за запястье.

Он хмурится в непонимании, пока от надгробий не отражаются тошнотворный хруст ломающихся костей. Наконец, на его лице появляются настоящие эмоции. Я чувствую, как под ботинком трескается лучевая кость Фостера.

Множество нецензурных слов раздаются в ночи, пока Фостер проходит стадии шока, боли и страха. И, наконец, наступает ярость.

– Ты, ублюдок… – Его тирада продолжается, слюна летит во все стороны, пока он баюкает сломанную руку у груди. Раскинувшийся на спине детектив похож на перевернутую черепаху, его конечности бьют о землю, но он не может перевернуться.

– Перелом не остановит тебя надолго. – Я тянусь к его талии и отцепляю наручники. Затем тащу Фостера к заколоченному надгробию, в которое кинул камень. Конечно, это не открытая могила, но сойдет. Кроме того, я не могу травмировать детектива. Он нам еще пригодится.

Он пинает меня, но ему слишком больно, чтобы достойно мне противостоять. Я приковываю одну манжету к его пухлой щиколотке, а другую – к оголенной арматуре надгробия. Он кричит, когда стальные наручники врезаются в его плоть.

– Тебе стоит подумать о диете, старик. – Я кладу ключи от наручников в карман, думая, что они будут красиво выглядеть на шее Лондон.

После бесполезной попытки освободиться, Фостер сдается. Задыхаясь, он смотрит на меня.

– Меня не волнует, что говорят СМИ, ты убийца. Просто гребаный убийца, как любой другой преступник, запертый в тюрьме.

Я присаживаюсь на корточки рядом с ним, и – я отдаю ему должное – он не вздрагивает.

– Ты действительно думаешь, что сейчас самое время меня прикончить? – Мой тон очень серьезен.

В его глазах вспыхивает настоящий страх. Впервые детектив, который каждый день на работе смотрел смерти в глаза, понимает, что сегодняшний день может быть для него последним.

Я залезаю в карман его пальто и достаю телефон.

– У тебя есть два варианта, – говорю я, кладя телефон рядом с его головой. – Сними наручники или позови на помощь.

Он прищуривается.

– Ты даешь мне выбор?

Я пожимаю плечами.

– Не очень большой выбор. Ты можешь перегрызть себе лодыжку вместо того, чтобы столкнуться со своими коллегами отдела и другими властями… не говоря уже о СМИ, которых ты так ненавидишь. Но я не думаю, что у тебя хватит на это смелости.

Сжимая раненую руку, Фостер переводит взгляд на телефон. Я встаю.

– Удачи.

Когда я начинаю уходить, он говорит:

– Просто скажи мне, что она в этом замешана.

Я закрываю глаза.

– Да ты просто не можешь успокоиться. Даже ради своего собственного блага.

– Я детектив, – ворчит он. – Если док помогла тебе сбежать, я это выясню.

Нет, не выяснит.

Я разворачиваюсь и забираю телефон Фостера. Просматривая сообщения и последние звонки, я качаю головой.

– Ты ни с кем не связывался со вчерашнего дня. – Засовываю телефон в карман. – Какая неудача. Никто не знает, где ты, и ты единственный, кто видел меня в офисе Лондон. Ты единственный, кто может ее предупредить.

Из-за боли ему требуется какое-то мгновение, чтобы понять, что я имею в виду.

– Что тебе от нее нужно?

Я достаю «глок».

– Ты растратил мое милосердие. Мое сочувствие не бесконечно. – Я достаю магазин и одну за другой выщёлкиваю пальцем пули.

– Что ты делаешь? – Спрашивает Фостер.

Вставляю пустой магазин и оттягиваю затвор. Наклонив пистолет в сторону Фостера, я показываю ему магазин.

– Выбери пулю, – говорю я.

Все еще прижимая сломанную руку к груди, Фостер смотрит на бронзовые пули, рассыпанные вокруг его головы, отказываясь играть в эту игру.

– Как всегда упрямишься, – бормочу я и сам выбираю пулю. Я поднимаю ее, затем заряжаю патрон и опускаю затвор. Громкий щелчок заставляет Фостера зажмуриться.

– Ты когда-нибудь играл в русскую рулетку, Фостер?

Его глаза резко распахиваются.

– Ты сумасшедший. Нельзя играть в рулетку с гребаным «глоком»...

– Конечно, можно. – Я взвожу курок и прижимаю дуло к его виску. – Правила очень просты. Отвечай на вопрос честно, и я тебя не застрелю.

Он пытается вывернуться и издает сдавленный крик, когда наручники дергают его ногу назад.

Я приставляю пистолет к его голове.

– Закончил? – Он бросает на меня смертоносный взгляд, но на этот раз не двигается.

– Что, черт возьми, ты хочешь знать? – Выдавливает он сквозь стиснутые зубы.

– Ты когда-нибудь причинял вред животному? – Спрашиваю я.

– Какого…?

– Честно, Фостер. Сейчас это очень важно. Я узнаю, если ты солжешь.

Он тяжело дышит, боль усиливается, несмотря на адреналин.

– Нет. Никогда.

Я наклоняю голову, изучая его. Решив, что он говорит правду, я дергаю затвором, освобождая пулю.

– Минус одна, – говорю я и бросаю пулю через плечо.

Фостер стукается головой о землю, когда резко расслабляется, тяжело дыша.

– Это какой-то больной психологический эксперимент?

– Что-то вроде того. – Заряжаю еще один патрон в патронник и взвожу курок. – Осталось тринадцать пуль. Спорим, ты жалеешь, что загрузил сегодня полный магазин.

– Боже.

– Вы когда-нибудь применяли оружие на работе?

– Нет.

Мы продолжаем разговор, пули кончаются, а он дает мне ответы, которые я хочу знать. Пока мы не доходим до финального раунда.

К этому моменту Фостер перестает потеть. Он впадает в шок. Однако я до сих пор не получил нужного мне ответа. Он или нет оставляет свою подпись на жертвах.

Я вставляю пулю.

– Это не русская рулетка, если только иногда ты не направляешь эту чертову штуку на себя, – хрипло говорит он. Его глаза закрыты.

Я толкаю его стволом, пробуждая.

– Справедливо. А теперь обрати внимание. – Я вытягиваю его руку, и он едва сдерживает крик. Я вкладываю «глок» в его трясущуюся ладонь, помогая положить палец на спусковой крючок. – Не нарушай правила.

Он недоверчиво смотрит на меня. Быстро моргает, пытаясь убрать с глаз жгучий пот, затем опирается на локоть и целится мне в голову. Я опускаюсь, чтобы ему было легче. Я прикладываюсь лбом вплотную к дулу.

Он едва может держать пистолет, но я отдаю ему должное – упрямая решимость не позволяет ему уронить оружие.

– Спрашивай, – говорю я.

Холодная сталь дрожит у лба. Фостер улыбается.

– Пошел ты на хуй. – Палец дергается, он нажимает на курок, и затвор с громким щелчком возвращается в исходное положение. Глаза Фостера расширяются. Он снова пытается спустить курок, и я забираю пистолет.

Я показываю ему пулю в руке.

– Никто не проходит испытание, – говорю я, вставляю пулю, на этот раз не роняя ее в другую ладонь. – Прости. Не совсем верно. Лондон прошла.

– Поэтому ты оставил ее в живых?

Я проверяю пистолет, убеждаюсь, что он заряжен, и поднимаюсь на ноги.

– Ты детектив, – говорю я, направляя на него оружие. – Узнай сам.

– Подожди! – Фостер поднимает руку, словно хочет остановить пулю. – Ты не можешь этого сделать…

Вообще-то могу.

– Я не люблю оружие. Это так скучно. Но наша игра меня вдохновила. – Я провожу пальцем по спусковому крючку и целюсь.

Проезжающие машины слишком далеко, чтобы кто-нибудь услышал выстрелы.