Глава восьмая
Девни
– Какова истина о стреле? – спрашиваю я себя, сидя в конце подъездной дорожки к дому Шона.
Я сижу здесь уже десять минут, пытаясь заставить слезы утихнуть, но они не останавливаются. Долгие годы я держала свое прошлое в бутылке, заставляя его не выходить наружу, но теперь все открыто. Я любила лжеца. Женатого, изменяющего, глупого лжеца.
Самое ужасное, что мне пришлось уйти из колледжа после того, как я предстала перед дисциплинарным советом, а с ним ничего не случилось. Его жена, вероятно, так и не узнала, его работа не была разрушена. Я никогда не рассказывала никому за пределами своей семьи и знаю, что, появившись в дверях Шона, не смогу ему солгать. Я думаю о его матери и о том, что она могла бы подумать. Правда? Я больше не знаю правды. Может, я и не была родной сестрой Эрроувудов, но у меня была своя поговорка.
– Мне не нужны никакие стрелы, – говорю я Шону, сидя на заднем сиденье его мотоцикла.
– Скажи это или я тебя выкину.
Я закатываю глаза. Он не посмеет, потому что я надеру ему задницу. Мне плевать, что я девушка, я его не боюсь.
– Ты сделаешь это и умрешь.
– Почему ты всегда такая надоедливая?
– Потому что ты это ненавидишь.
– Я сорву колышки, если ты не скажешь, и моя мама не даст тебе печенья.
Может, он так и сделает, а я люблю печенье, которое печет миссис Э. Она кладет в него побольше шоколадной стружки.
– Ладно, – скулю я. – Забудь о последней стреле, потому что только следующий выстрел имеет значение.
– Это было так сложно?
– Нет, но я не понимаю, почему ты хочешь, чтобы у меня была поговорка, как у тебя и твоих братьев.
– Потому что ты мой лучший друг, Девни.
– И ты мой. И всегда будешь им.
Шон оглядывается на меня через плечо.
– Хорошо. Мы никогда не оглядываемся назад.
Как бы мне хотелось, чтобы так и было. Мы были слишком молоды, чтобы понять, что прошлое определяет будущее. У каждого действия есть своя реакция, и, начав движение, его нелегко остановить. Я никогда не смогу полностью забыть те отношения. Теперь мне нужно найти способ идти вперед и забыть о последней ошибке.
Когда я паркую машину, Шон выходит из маленького белого домика, который выглядит так, будто ферма была создана вокруг него.
– Что случилось? – его голос полон беспокойства.
Я бросаюсь к нему, слезы текут сильнее, чем раньше. Его сильные руки обхватывают меня, и он крепко прижимает меня к себе. Сейчас я чувствую себя такой защищенной и в то же время такой уязвимой. Я не хочу рассказывать ему о Кристофере. Я не хочу произносить его имя, но Шон – мое безопасное место. Он не поступит так, как поступила моя семья, и я должна ему доверять. Нет, я хочу ему доверять.
– Мне нужно, где-то остановиться, – говорю я ему первая. – Я ушла из дома, и мне некуда идти.
– Тебе всегда есть куда идти, ты же знаешь.
Я знала, что он не откажет мне. Да, мы с Шоном немного не в ладах, и я не хотела навязываться, но... у него есть я. Всегда.
– Спасибо.
– Что случилось? – он берет мою сумку и переплетает пальцы своей свободной руки с моей, пока мы поднимаемся по ступенькам.
– Мы с мамой сильно поссорились. Многое было сказано. То, что нельзя вернуть назад, и... Я просто не могу там оставаться.
– Ты останешься со мной.
Я издаю дрожащий вздох. Может, это глупо. Я должна просто вернуться или узнать, позволит ли мне Джаспер остаться на несколько ночей. Я не могу оставаться там слишком долго, но ночь или две будет вполне достаточно. Проклятье.
– Шон... – начинаю говорить я, но он поднимает руку.
– Нет, не надо. Почему это плохая идея, ты сможешь поспорить, когда перестанешь плакать. А пока давай занесем твои вещи в дом. Здесь есть три свободные спальни, а у меня есть пиво. Мы были друзьями задолго, задолго до того, как поцеловались, так что давай просто отбросим все остальное дерьмо и станем теми Девни и Шоном, которыми всегда были.
Я не уверена, что у меня хватит сил объяснить ему, почему нельзя просто отложить все в сторону, но мне нужен мой лучший друг. Шон был единственным человеком, к которому мне хотелось бежать, а мне сейчас нужен друг.
– Пиво – это хорошо, – говорю я, решив остаться.
Мы заходим в дом, бросаем сумки в прихожей, а затем направляемся в гостиную. Я знаю этот дом так же хорошо, как свой собственный, но он так изменился. Элли и Коннор сделали большой ремонт, и мрачность, и уныние, которые жили здесь раньше, исчезли. Здесь свежая краска, шкафы и полы выкрашены в красивый цвет темного дерева, а освещение окрашивает все в более мягкие тона. Они сделали не одну какую-то часть, а все вместе.
– Я принесу пиво, а ты располагайся поудобнее.
Я сажусь, оглядываюсь по сторонам, заставляя себя не вспоминать ссору с матерью. Я так долго слушала, как она выплескивает на меня ненависть, как будто я девятнадцатилетняя девушка без чувства собственного достоинства, стремящаяся стать чем-то большим, чем просто лучшей подругой. Я не желала делить это бремя ни с кем, даже с Шоном, потому что мне казалось, что я не справилась. Меня так долго считали умной и сильной, но я доказала, что это не так. Я хотела забыть об этом, притвориться, что этого никогда не было, но моя мать не позволила этого сделать. Я знаю, что во многом это была не моя вина. Я могу рассуждать здраво, но не могу перестать чувствовать себя дурой.
Шон входит в гостиную и протягивает мне бутылку.
– Садись, и мы поговорим.
Я следую первому приказу и опускаюсь на новый диван, вытирая руку о мягкую ткань.
– Я не хочу говорить.
– Очень жаль.
Я закатываю глаза и долго пью из бутылки. Часть меня боится рассказать ему. Не потому, что ему не понравится, что я встречалась с женатым мужчиной, а потому, что я никогда ему не рассказывала. Все это время я держала в тайне годы, проведенные в колледже. Когда мы разговаривали, речь шла о поверхностных вещах. Вечеринки. Друзья. Экзамены. И никогда об отношениях. Хотя я не знала, что Кристофер женат, я понимала, что начинать отношения с моим профессором неправильно. Но уйти от него казалось невозможным.
Он был неземным. Умным, утонченным и дерзким. Заклинание, которое он наложил на меня, было сильным и нерушимым. Я хотела быть во власти этого заклинания. Я должна была слышать каждое заклинание и чувствовать себя околдованной.
Я была идиоткой.
Это была не магия, а безумие.
– Шон, есть вещи... вещи, о которых ты не знаешь. Вещи, которыми я не горжусь, и моя мать любит бросать их мне в лицо.
Он отклоняется назад, откидываясь на спинку дивана.
– И ты думаешь, я сделаю тоже самое?
Я смотрю в его зеленые глаза и качаю головой.
– Нет.
– Тогда к чему этот секрет, Креветочка?
– Потому что они есть у каждой девушки.
Он улыбается, и его рука касается моей шеи.
– Я с тобой, Девни. Я не позволю тебе упасть. Я никогда этого не делал и не собираюсь. Так что доверься мне и позволь мне быть рядом с тобой.
На глаза наворачивается слеза, и я киваю.
– На втором курсе колледжа я начала встречаться с одним человеком. Он был... старше и определенно не подходил мне. Между нами возникла связь, и мы не могли оторваться друг от друга, хотя знали, что не должны этого делать.
– Он был твоим профессором, – догадывается Шон.
– Да, и это продолжалось целый год. Мы были... мы были влюблены.
– И он разбил тебе сердце.
Я играю с бумагой на бутылке, не в силах смотреть на него.
– Я узнала, что он женат. Я была такой дурой. Я была той другой девушкой. Я была молода, глупа и готова была сделать все, что он попросит. Я шлюха, как говорит моя мать, верно?
Когда я узнала, что он женат, все мгновенно закончилось. Но это не давало мне покоя. Я задавалась вопросом, были ли ночи, когда она не спала, ожидая его. Знала ли она обо мне? Волнует ли его то, что он все для меня испортил? Я ненавидела себя за то, что не расспрашивала его, когда он придумывал предлоги, чтобы разрушить наши планы. Было так легко принять его слова за правду. Да и откуда мне было знать, что он лжет? Он был взрослым, у него была своя жизнь, работа, требующая больших усилий, и все всегда имело смысл. Но Джессика Уилкенс заслуживала большего, чем ее муж, трахающий своих студенток.
Шон сдвигается с места, и я чувствую его палец под своим подбородком. Его изумрудно-зеленые радужные глаза с золотыми крапинками и густой черной окантовкой смотрят на меня.
– Ты все это время знала?
– Нет.
– Ты специально добивалась этого человека?
– Нет.
Его большой палец касается моего подбородка.
– А когда ты узнала, ты ушла?
– Да.
Я сбежала. Я не позволяла себе возвращаться к тому времени и не собираюсь, но стыд был настолько сильным, что я не могла функционировать. Я плакала и была в таком ужасе от того, на какой уровень обмана пошел Кристофер, что мне стало плохо. Месяцы лжи и недоверия были вокруг меня, а я этого не замечала. Конечно, оглядываясь назад, можно увидеть себя со стороны. Я оглядывалась на все эти маленькие знаки, желая дать себе пощечину за то, что была такой доверчивой. Я была так зла и разочарована в себе. А когда я обратилась за помощью к своей семье, то получила от них те же самые эмоции.
Но глаза Шона не наполнены ни тем, ни другим.
Нет, он смотрит на меня совсем иначе.
– Почему ты не сказала мне?
– А что я могла сказать? Эй, приятель, я спала со своим женатым профессором, и меня выгнали из колледжа. Конечно, я сама во всем виновата, и мне очень стыдно за себя.
Он издал тяжелый вздох.
– Как, черт возьми, это могло быть твоей виной? Он воспользовался тобой. Он использовал свое положение, чтобы получить то, что хотел. Тебе нечего стыдиться. Нечего. Ты слышишь меня?
Шон вытирает слезу. Я так долго хотела, чтобы кто-нибудь сказал мне это. Я пыталась взглянуть на ситуацию с разных сторон, но все дороги вели обратно к тому, что я глупая, что это моя вина. Я знала, что любые личные отношения с моим профессором – это неправильно. Я знала, что могу потерять стипендию и меня выкинут из колледжа. От отношений с ним не было никакой пользы.