Один. Два. Три...

Когда я дохожу до цифры пятьдесят шесть, в приемную входят два хирурга. Их глаза опущены вниз, усталость четко прослеживается в ссутуленных плечах, и ужас наполняет меня так сильно, что я не могу стоять. Их глаза встречаются с нашими, на лбу выступают бисеринки пота, и оба они выглядят подавленными. Кажется, что все происходит в замедленной съемке. Они стоят перед нами, качая головами взад-вперед, и один из врачей кладет руку на плечо моего отца. Я вижу, как у мамы подкашиваются ноги, и отец притягивает ее к себе, срываясь на рыдания. Я замечаю, как слегка дрожат губы доктора, когда его сожаление пропитывает каждую молекулу в комнате. Я слышу звук открывающейся и закрывающейся автоматической двери, когда люди выходят. Все это остается в моем сознании. Каждая деталь становится все более четкой по мере того, как мой мир меняется.

– Мы пытались, – говорит первый врач. – Они были в очень плохом состоянии, и мы сделали все, что могли.

Следующий врач пытается утешить мою маму.

– Потеря крови была слишком большой, а повреждение селезенки Джаспера – слишком обширным, чтобы его можно было восстановить. Повреждения мозга, полученные Хейзел во время падения, были серьезными.

Мой отец продолжает разваливаться на части, а я сижу, не в силах пошевелиться или заговорить. Мамины рыдания глухо отдаются в его груди, когда она прижимается к нему.

Случилось самое страшное.

Мой брат мертв.

Моя невестка мертва.

Их больше нет.

И тут единственное, что может вывести меня из этого состояния, бросается вперед.

– Остин! – кричу я.

Шон встает на ноги, пытаясь дотянуться до меня, когда я выбегаю из комнаты.

– Девни, остановись.

– Я нужна ему! – говорю я, когда слезы, которые, как я думала, уже высохли, возвращаются с новой силой. – Ему нужно, чтобы я была рядом. Он не может быть один. Он не может проснуться один!

Он берет мое лицо в свои руки.

– Хорошо. Мы пойдем, но...

– Нет, он не может. Он должен услышать это от нас. Он будет так напуган, – слезы льются как дождь.

– Хорошо, просто дыши, милая. Я обещаю, мы будем там.

– О, Боже!

Я плачу так сильно, что едва могу сделать вдох, когда Шон прижимает меня к себе. Мой брат был замечательным человеком, одним из моих лучших друзей, а теперь его нет. Я больше никогда не смогу поговорить со своей невесткой, а мне так много хотелось сказать. Я закрываю глаза, позволяя грусти захлестнуть меня.

– Спокойно, любимая, я рядом, – шепчет мне на ухо Шон.

Я прижимаюсь к нему, как будто он – все, что держит меня на плаву.

– Ты мне нужен.

– Я у тебя есть.

Мои глаза наполняются слезами, которые проливаются прежде, чем я успеваю их остановить. Я вытираю очередную порцию и поворачиваюсь к доктору.

– Мне нужно увидеть Остина.

– Девни, – зовет меня мама. – Пожалуйста.

Я подавляю все эмоции, которые грозят захлестнуть меня, и заставляю себя оставаться сильной. Я нужна Остину. Он должен услышать это и знать, что рядом с ним есть люди, которые поддержат его. Он всего лишь мальчик, который вот-вот узнает, что потерял родителей. Джаспер, Хейзел и я обсудили эту возможность, как это делают большинство родителей, когда составляют завещание. Теперь я его опекун.

– Это должна быть я, мама.

По ее лицу текут слезы, и она кивает. Мы оба знаем, почему.

– Конечно, он должен очнуться очень скоро, – говорит врач.

Мое сердце колотится, а горло сжимается. Я не знаю, как смогу сказать ему эти слова. Этого не должно было случиться, но случилось, и я должна выполнить обещание, данное брату. Шон снова притягивает меня, прижимая к себе.

– Что бы тебе ни понадобилось, Девни, я здесь.

Он говорит это, не зная, что вся моя жизнь изменилась всего за несколько часов. Я должна дать ему понять, что больше не свободна. Остин – это все, что имеет значение.

– Шон...

– Ты не должна ничего говорить.

– Я должна. Я должна объяснить. Когда Джаспер и Хейзел составляли завещание, они указали меня как единственного опекуна Остина, если с ними что-то случится.

Он вздыхает и касается моего подбородка.

– Я понял. Я также являюсь опекуном Хэдли и Бетанни. Я понимаю, что это значит.

– Нет, – вздыхаю я и отступаю назад. – Ты не понимаешь. Ты видишь, но не понимаешь... – паника нарастает внутри меня, когда грандиозность ситуации предстает во всей красе. – Ты не можешь понять, потому что не знаешь, почему они выбрали меня.

– Конечно, знаю. Ты его тетя.

Я смотрю в его зеленые глаза, мое зрение затуманивается от слез, и правда выплескивается наружу.

– Я его биологическая мать.