Я слишком одета, во всяком случае, для Майами.

— Если тебя не устраивает мой наряд, тогда возвращайся к своим братьям из братства и валите на пляж. Может, тебе повезет, и песок, который наберется тебе в задницу, перетрется в жемчужину.

Я произношу последнюю фразу с милой улыбкой, хлопая ресницами, и он возводит глаза к потолку. Он ничего не говорит, и чем дольше вдыхает и выдыхает, не глядя на меня, тем больше я злюсь.

Какого черта он так взбесился? У него нет права контролировать то, как я одеваюсь.

Сорвав подушку с лежащего на полу матраса, замахиваюсь на него и попадаю в живот. Он хмыкает и сгибается пополам, прижимая подушку к себе и резко поворачиваясь, вырывает ее из моих рук. Затем, быстро, как всегда, бросает ее обратно, и та бьет меня по лицу.

Напряжение уходит до того, как мое дыхание со свистом покидает тело, и мы одновременно начинаем смеяться. Когда наши взгляды встречаются, мое волнение от его присутствия вспыхивает снова.

Не могу, бл*ть, поверить, что он здесь, в моей маленькой арендованной спальне в Майами, штат Флорида. Да еще и после появления в клубе во время моего выступления.

Боже, такое ощущение, что прошло гораздо больше, чем три года.

Я борюсь с желанием закрыть глаза от некоторых воспоминаний, которые атакуют меня.

Интересно, испытал ли он столько же, сколько и я? Как сильно эти три года его изменили. Он выглядит совсем иначе, чем в последний раз, когда я его видела. Все еще по-мальчишески, но все же повзрослевшим. Выше ростом. Щеки не такие пухлые. На челюсти небольшая щетина, а в волосах — средство для укладки. Но как только мой взгляд остановился на нем, я тут же его узнала.

Он все тот же Леви.

Когда наш смех стихает, я отправляю подушку обратно на матрас и поднимаю армейские ботинки. Проходя мимо него, пихаю его плечом и ухмыляюсь, когда он ойкает, затем оглядываюсь на него через плечо.

— Пошли, пиписька. Мы опоздаем.