— Грейсон, — прошептала я, мой голос дрожал. — Это... мы не должны были этого делать.
— Почему? — просто спросил он.
— Я не знаю, кто ты на самом деле, — прошептала я в ответ, слова были слишком правдивы до боли. — И я не знаю, кто я на самом деле.
— Я знаю, — так же тихо прошептал он. Его рука обхватила мою щеку. — Я знаю тебя.
— Грейсон, — прошептала я, но я не знала, о чем я вообще просила.
— Скажи мне остановиться и я остановлюсь, — ответил он, его глаза искали ответа в моих.
Я должна сказать это. Я должна положить конец той опасной игре, в которую мы играли. Но когда я открыла рот, чтобы заговорить, мне не хватило слов. Вместо этого я обвила руками его шею и притянула к себе для еще одного обжигающего поцелуя.
Когда губы Грейсона жадно прижались к моим, я не могла отделаться от ощущения, что мне еще многое предстоит узнать о человеке, который увез меня в это головокружительное путешествие, и о секретах, скрытых в моем собственном забытом прошлом.
Кеннеди пыталась залезть в мой телефон. Меня беспокоило, что она мне не доверяет.
Конечно, я вламывался в ее квартиру пока она спала, так что, возможно, у нее были какие-то хорошие внутренние инстинкты.
Я отвез ее на работу на каток этим утром, как только наш рейс приземлился. Она поцеловала меня на прощание, что заставило меня улыбнуться.
А потом моя улыбка погасла, когда она взбежала по ступенькам, где я сражался с Картером и Джеком. Мне потребовалось все моё самообладание, чтобы отпустить ее.
Она принадлежала мне. Как только они увидят ее, они снова попытаются забить ей голову ложью.
И правдой тоже, конечно, что, вероятно, было еще хуже.
Мы не разговаривали с тех пор, как я высадил ее. То, что я не слышал ее голоса и не видел ее улыбки в течение последних двадцати четырех часов, особенно когда эти придурки пытались ее увидеть, хотя, вероятно, они упускали такую возможность, немного сводило меня с ума.
Жаль, что я не мог их убить. Но если к ней когда-нибудь вернется память, она не простит конкретно эти убийства. Я не был настолько мелочным, чтобы рисковать потерять Кеннеди из-за призраков Картера, Джека и Себастьяна.
Кроме того, тупые ублюдки потеряли бы ее сами. Мертвые они представляли для меня большую опасность, чем живые, дышащие и ведущие себя как придурки.
Я медленно приоткрыл ее входную дверь. Это место было такой дырой. Я мог вломиться почти в любую дверь, но эта была слишком простой. Я ненавидел то, что она оставалась там, где была так уязвима. Рано или поздно люди, которые сбили ее на улице, поймут, что она жива и придут за ней.
Я намеревался встать у них на пути.
К сожалению, она, вероятно, собиралась заупрямиться по поводу своего переезда. Мне нужно было что-то придумать, чтобы сделать эту дыру невыносимой, потому что моя женщина не будет оставаться где-то с такой хлипкой охраной.
Я тихо прикрыл за собой дверь, осматривая квартиру с этого ракурса, в это время ночи. Я уже знал, что она спит, так что мог не торопиться.
Она подвесила маленькие лампочки вдоль потолка, и они отбрасывали мягкий мерцающий свет на маленькую гостиную и кухню. Она сделала гостиную уютной с помощью одеяла и нескольких подушек, а на стенах повесила плакаты в рамках. Очевидно, она заново открыла для себя любовь к Одри Хепберн, и я поймал себя на том, что улыбаюсь.
Такое унылое местечко, но она превратила его в дом. Я знал, что она сделала бы то же самое для моего особняка. Я не буду чувствовать себя как дома, пока он не станет принадлежать ей.
Я тихо прошелся по квартире. Единственным беспорядком была стопка ее библиотечных книг, сваленная рядом с диваном. Я присел, чтобы посмотреть на названия, которые я не смог разглядеть с камеры, затем достал свой телефон, чтобы сфотографировать корешки. Я хотел запомнить, что она читала.
Я взглянул на вентиляционное отверстие, зная, что устанавливаю зрительный контакт с одной из моих камер. Затем я перешел к узкому коридору. Дверь ее спальни была закрыта — привычка с подростковых лет, когда она каждый вечер ставила корзину для белья перед дверным проемом, чтобы знать, если отчим попытается открыть дверь.
Я легонько прикоснулся к двери, жалея, что не могу отмотать все назад, до того, как мы впервые встретились.
Жалея, что я не всегда мог защитить ее.
Жалея, что мы не могли убить ее отчима раньше.
Я зашел в ее ванную, закрыл дверь, подоткнув ее коврик для ванной вдоль дверного проема, чтобы в коридор не проникал свет. Затем я включил свет. Мое собственное отражение ожило в зеркале, прежде чем я открыл дверцы аптечки.
Между тайленолом и средством для умывания лежали ее маленькие розовые противозачаточные таблетки в круглой серебряной фольге. Я вытащил их, отметив, сколько таблеток исчезло, и сунул в карман. Затем я вытащил свою версию, которая состояла исключительно из сахарных пилюль, и осторожно поддел ногтем большого пальца в первые шесть кармашков для таблеток и заменил настоящие.
Они ей больше не были нужны. Она всегда говорила о том, что когда-нибудь у нас будут дети, когда мы были младше. Она собиралась стать замечательной матерью. Трахать ее было бы еще более волшебно, зная, что в конечном итоге она может выносить моего ребенка. Эта мысль вызвала улыбку на моем лице, когда я представил, как она выглядела бы беременной, как она улыбалась бы, баюкая нашего ребенка.
Я положил их обратно в аптечку и закрыл дверцы, прибрав за собой, прежде чем выйти обратно в коридор.
Я поколебался пару секунд, затем достал свой мобильный телефон и запустил видеозапись. Большим пальцем я переключился на ее спальню. На лучших черно-белых кадрах, которые можно купить за деньги, я мог видеть, как она крепко спит, подложив одну руку под голову.
Я не должен был.
Но уже открывал дверь и входил внутрь.
Видеть ее через камеры было недостаточно хорошо. Она была такой красивой, спящей и невинной. Ее темные волосы рассыпались по подушке. На ней была тонкая кофточка, одна бретелька соскользнула с плеча; ее грудь была прикрыта одеялом, и я почти потянулся, чтобы откинуть одеяло, чтобы я мог получше разглядеть мою идеальную девочку.
Но если бы она проснулась, то было бы трудно объяснить, почему я нависаю над ней в постели. Я снова отступил на шаг, запечатлевая ее в памяти.
Ее пухлые губы шевелились, разговаривая во сне.
— Грейсон... — пробормотала она, и я напрягся, но она все еще спала.
Гордость захлестнула мою грудь.
— Ты тоже в моих снах, ангел, — прошептал я.
Ее губы слегка приоткрылись, из нее вырвался слабый вздох, как будто во сне она приближалась к оргазму. Я и раньше слышал этот тоскливый намек на вздох, когда она была близка к тому, чтобы кончить мне на руку или язык.
Мой член был таким твердым, что мне казалось, я вот-вот взорвусь.
Когда ее губы были вот так приоткрыты, все, что я хотел сделать, это потереться кончиком своего члена об эту сладкую, округлую нижнюю губу. Возьмет ли она мой член в рот в своих мечтах? Раньше она любила делать минет, ее глаза искрились озорством, когда она опускалась на колени, зная, что у нее есть вся власть.
С таким же успехом можно присоединиться к ней в ее мечтах.
Я расстегнул молнию на джинсах и вытащил свой член, который уже покрылся капельками предэякулята на кончике от одного только наблюдения за ней. Боже, я был так близок, просто имея ее здесь. Я нуждался в ней. Я оглядел комнату и обнаружил в углу ее корзину для белья. Я взял ее трусики и поднес их к лицу, вдыхая ее слабый медово-розовый аромат, который пропитал отделанный кружевом хлопок.
Я обернул трусики вокруг своего члена и начал поглаживать себя, наблюдая, как меняется ее лицо во сне. Она слегка улыбнулась, ее губы все еще были приоткрыты. Брала ли она мой член в своих снах, улыбаясь мне, когда сжимала мои яйца? Ее пальцы впивались в мои бедра, подталкивая меня вперед, позволяя трахать ее рот все сильнее и сильнее.
Она была настоящей мечтой.
Мне всегда нравилось делать то же самое для нее. Широко раздвигая ее ноги, чтобы провести языком по ее складочкам, поглаживая большим пальцем ее клитор, пока я поглощал ее так, словно от этого зависела моя жизнь, чувствуя, как ее бедра подрагивают вокруг меня. Она была единственным десертом, который я хотел.
Я запрокинул голову и прикусил нижнюю губу, пытаясь заставить себя кончить беззвучно, хотя простое нахождение рядом с ней привело к лучшему оргазму, который я испытал за последние пять лет.
Я, блять, не мог дождаться, когда кончу там, где мне и положено быть, глубоко внутри нее, наблюдая, как она кончает вместе со мной. Мне нравилось, как она краснела во время оргазма, как ее глаза были широко раскрыты и сверкали, как ее пальцы запутывались в этих великолепных, густых, темных волосах.
Я отстранился, затем бросил пропитанные спермой трусики обратно в ее корзину для белья. Я бы с удовольствием сохранил пару ее трусиков... но скоро она должна была стать моей.
Навсегда.