— Так должно быть, — ответила я смелее, чем чувствовала себя.
Она не высказала больше никаких сомнений, хотя я видела, что они написаны на ее лице. Я была уверена, что и на моем лице написана сотня моих собственных. Не важно, что мы пытались скрыть, мы никогда не могли лгать друг другу. Мы были связаны сильнее, чем просто кровью. Близнецы не могли хранить друг от друга секреты, даже если бы попытались.
Я поймала ее пальцы своими и крепко сжала.
— Мы будем свободны, Монти, — прошептала я, улыбаясь ей. Она даже не стала протестовать против ненавистного ей прозвища, поскольку на ее лице тоже появилась улыбка.
— Свободны, — согласилась она, и в ее голосе я услышала то же удивление, что и у меня. Если бы мы только уцепились за эту надежду, то страх не смог бы ничего с ней поделать.
Мы обе родились здесь узниками; понятие свободы не было чем-то таким, что кто-то из нас мог полностью понять. И все же она звала нас по имени в тишине холодных ночей. Она шептала нам сквозь урчание наших пустых желудков. Это был голос, к которому мы никогда раньше не осмеливались прислушиваться, но теперь, когда мы осмелились, он кричал наши имена.
Я обняла ее и крепко сжала в объятиях, прежде чем направиться в ванную.
Когда я вошла в небольшое помещение, лампочка над треснувшим умывальником замерцала, и я вздрогнула, поспешив почистить зубы в ледяной воде.
Закончив, я посмотрела на себя в маленькое зеркальце, надеясь прогнать часть страха, который светился в моих зеленых глазах, прежде чем мне придется выйти на улицу. Зеркало было потускневшим, и по его центру тянулась неровная трещина, так что я никогда по-настоящему хорошо не видела своего отражения.
Мне было интересно, как я выгляжу в глазах других людей. Увидят ли они страх, который я пытаюсь скрыть? Хуже того, увидят ли они правду? Если кто-нибудь догадается, что мы собираемся бежать, тогда они могут рассказать вампирам. Сдав предателей, вы получите дополнительный паек и новую одежду. Я не могла ожидать лояльности от остальных людей в Сфере. У них были свои семьи, о которых нужно было беспокоиться, и они, не задумываясь, сдали бы нас.
К этому времени новости о наших тестах уже распространились бы.
Я начала расчесывать свои светлые волосы, распутывая путаницу, вызванную беспокойной ночью. Они свободно свисали до талии закрученными локонами. Я знала, что было бы практичнее состричь их, но я не могла заставить себя сделать это. Это было единственное, что я получила от нашей мамы. Всякий раз, когда я думала о ней, мне было трудно вспомнить черты ее лица, кроме длинных золотистых волос и ярко-зеленых глаз. Меня почему-то успокаивал тот факт, что я имела частичку ее, которая всегда была со мной, куда бы я ни пошла, даже если ухаживать за ними было тяжело.
Распутав узлы, я умело заплела волосы в косу, чтобы держать их под контролем. Я редко оставляла их распущенными в течение дня, несмотря на то, как сильно я их любила. Они привлекали слишком много внимания, а я предпочитала оставаться незамеченной.
Одной из сложностей, в которой я не нуждалась в этой жизни, было внимание мужчин. По крайней мере, ничего серьезного. За последние два года я встречалась с несколькими мужчинами. Мой типаж был в основном сосредоточен на горячих парнях, которые были придурками, чтобы я могла использовать их для секса, не беспокоясь о том, что влюблюсь в них, и при этом быть чертовски осторожной, чтобы не забеременеть. Каждый раз, когда кто-то из них просил превратить это во что-то большее, или если я начинала чувствовать к ним настоящую симпатию, выходящую за рамки оргазмов, я прекращала эту затею.
Отношения просто дают тебе кого-то еще, кого можно полюбить и потерять. Было достаточно тяжело постоянно беспокоиться о Монтане и отце, не добавляя к этому еще кого-то. Потеря мамы чуть не убила папу, и я все еще могла видеть боль ее потери, скрывающуюся под поверхностью, когда он думал, что мы не смотрим, даже спустя все эти годы. Так что мужчина не был отвлекающим фактором, которого я хотела или в котором нуждалась, а это значит, что мне не с кем было прощаться.
Как только я закончила, я направилась на кухню и принялась за большую порцию блинов. Учитывая, что в последнее время я часто пропускала первый прием пищи за день, чтобы сохранить наш рацион, я не видела вреда в том, чтобы побаловать себя сейчас. Мы все равно сюда не вернемся, и не было смысла оставлять это здесь. Кроме того, сытный завтрак был как раз тем, что нам было нужно, чтобы подготовиться к предстоящему дню.
На запах еды появился папа, и я выложила первую тарелку. Его волосы были черными, как у Монтаны, но теперь в них пробивались несколько седых прядей. Он с энтузиазмом улыбнулся, глядя на еду, когда я пододвинула ее к нему, но улыбка не коснулась его глаз, его беспокойство по поводу наших планов явно давило на него.
— Ты готова? — Серьезно спросил он.
— Нет, — честно ответила я. — Но как я могу быть готова убежать от всего, что я когда-либо знала? Хотя я взволнована, разве это не безумие.
— Это не так. Ты знаешь, как долго я ждал возможности показать вам реальный мир? Показать вам все то, о чем я рассказывал? Я знаю, что это воплощение опасности, но я тоже взволнован, малышка.
Я улыбнулась с облегчением, увидев в нем тот же огонь. Может, я и не унаследовала его внешность, но у нас был одинаковый дух. Монтану всегда больше завораживали романтика и волшебство в его рассказах, но я всегда любила их за приключения. Хотя я никогда не думала, что смогу увидеть, что таит в себе мир за пределами нашей Сферы, я мечтала об этом каждую ночь, сколько себя помнила. Я хотела быть Ясоном, ведущим аргонавтов на поиски Золотого Руна, или Геркулесом, сражающимся с Гидрой. Ужасающим образом все мои желания сбывались, приключения сами по себе появились, а приз — гораздо большее сокровище, чем то, о котором говорилось в историях, если только мы сможем зайти достаточно далеко, чтобы его заполучить.
— Я мечтал вытащить вас, девочки, из этого гребаного места с того момента, как они загнали нас сюда, и это наконец-то происходит. — В его глазах светилась надежда, и от этого я с большей решимостью должна отбросить свои страхи в сторону. Мне нужно было сосредоточиться на этом плане. Не было смысла тратить энергию на мысль о том, что он не сработает.
Монтана вышла из ванной с расчесанными темными волосами и раскрасневшимися от умывания холодной водой щеками. Она взяла тарелку с блинчиками, а я отнесла свои к маленькому столику, чтобы присоединиться к своей семье и уплести их.
— Ты хорошо спала? — Спросила я, уже зная ответ по теням у нее под глазами.
— Как свинья с колючей грушей в заднице, ты? — Ответила Монтана, и я фыркнула от смеха, который повторил папа.
— Примерно также, — согласилась я. — Но еще с картофелиной, прижатой к спине.
— И с гнездом похотливой осины на голове, — добавила она.
— Что? — Я задумчиво наморщила нос, не в силах понять, что она имела ввиду.
— Осиное гнездо, — поправил папа с ухмылкой, и Монтана выдохнула, забавляясь собственной ошибкой.
Нам троим удалось посмеяться в перерывах между едой, и, как это всегда бывало, когда мы были вместе, темнота мира немного рассеялась. Достаточно, чтобы увидеть проблеск солнца за окном, хотя, к сожалению, погода явно не собиралась отражать маленькие солнечные лучи, которые мы вызвали в помещении.
— Просто подождите, пока не увидите океан, — сказал папа, и мое сердцебиение участилось.
— Расскажи нам об этом еще раз, — настаивала я.
— Это как кусочек летнего неба, расположенный прямо на краю света, — сказал он, всегда так умело используя слова, искусно рисуя красоту своего прошлого в наших умах. — Песок доходит до самого края, такой же золотистый, как твои волосы, Келли.
Я накрутила кончик своей косы на палец, а Монтана оперлась подбородком на тыльную сторону ладони, ожидая продолжения от папы, который всегда так жаждал убежать в свое воображение.
— Солнце любит океан, оно танцует на твоей коже и переливается на волнах, маня тебя в воду, — продолжил он с тоскливой болью в глазах. Мне было неприятно думать о том, как сильно он, должно быть, скучает по этому. По крайней мере, мы с Монтаной никогда не знали ничего другого, кроме этой пустой жизни, но когда-то давно жизнь папы была богатой, наполненной ежедневными чудесам, которые я даже не могла себе представить.
— Это все ждет вас двоих там, снаружи, — пообещал он, в его темных глазах вспыхнули эмоции, но черты лица были жесткими, челюсть сжата с пламенной решимостью увидеть, как мы доберемся туда.
— Это ждет нас всех троих, — сказала я.
— Четверых, — сказала Монтана, протягивая руку, чтобы коснуться обручального кольца мамы на папином мизинце. — Почему-то сегодня она кажется мне ближе. Разве это безумие — думать, что она может быть сейчас здесь, готовая пойти с нами?
Папа откашлялся, его пальцы обвились вокруг пальцев Монтаны и сжались, когда у меня в горле встал комок. — Да, малышка. Она здесь. И мы заберем ее отсюда и найдем ей чертовски хорошее место для упокоения ее души.
Слезы защипали мне глаза, и я сморгнула их с яростной решимостью. Сегодня мне нужно было быть сильной, чтобы повести свою семью к руинам и в великую неизвестность за оградой.
— Свобода зовет, — сказала я, и боль в воздухе уступила место чему-то чистому, сладкому и хорошему, что снова прогнало тьму.
Мы все радостно улыбнулись друг другу, когда реальность того, что мы собирались сделать, овладела нами. Да, это было опасно, но, если все получится, мы действительно будем свободны. Впервые в моей и Монтаны жизни мы смогли бы сами выбирать свою судьбу.
Я с жадностью набросилась на блинчики, отбросив чувство вины, которое всегда испытывала, когда хорошо ела. В кои-то веки мы не были экономны, и я была уверена, что мы сможем раздобыть более чем достаточно еды за пределами Сферы, в заброшенных зданиях.