Ближайшие жилые дома были разнесены на куски бомбой, которая и разбила руины, в которых я пряталась по другую сторону забора, поэтому я обошла их стороной, ища место, где можно было бы разместить припасы. Ничего хорошего не сохранилось бы в здании без стен.

Я пробежала трусцой весь квартал и повернула на восток, наконец найдя неповрежденный жилой дом. Он был таким же серым, как и все остальное, но имеющиеся двери и окна, а также обещание некоторого укрытия от безжалостного дождя придавали ему чрезвычайно привлекательный вид.

Я направилась ко входу, и вращающаяся дверь протестующе застонала, когда я заставила ее пропустить меня внутрь, отчего мой пульс снова участился, и я оглянулась на улицу, опасаясь чужих взглядов на своей коже, но, к счастью, никого не обнаружила.

Я оглядела старые магазины, стеклянные витрины с выцветшими вывесками, предназначенные для людей, которые когда-то могли ходить по этому месту свободно, с деньгами в карманах, готовые купить все, что могли себе позволить.

Папа рассказывал нам так много историй о том, как это было, и, как бы невероятно все это ни звучало, я чувствовала правдивость этих слов. На секунду я почувствовала себя одной из тех людей из прошлого, ощутив вкус свободы, которую они так глупо принимали как должное, и волнение забурлило в моих жилах. Я не знала, с чего начать, но все сомнения, которые я испытывала по поводу этого плана, быстро развеялись.

Коридор уходил от меня влево, поэтому я приняла поспешное решение и пошла по нему, на цыпочках подойдя к первой попавшейся двери, которая была приоткрыта. Я широко распахнула ее, затаив дыхание, когда от движения двери передо мной закружилась пыль. Квартира выглядела нетронутой, и я сомневалась, что кто-то входил в нее раньше.

Жизнь без вампиров всегда казалась мне сказкой. Нам с Монтаной не повезло родиться в те года, когда они захватили власть, так что я никогда не узнаю ничего о том, что было до них. И все же это было здесь, прошлое маячило прямо за ограждениями, которые удерживали нас, нашептывая правду обо всем, что мы потеряли.

Очевидно, весь человеческий мир находился в состоянии войны, взрывая друг друга гигантскими бомбами, которые сровняли с землей целые города, но как только наше население достаточно сократилось, вампиры выползли из укрытий и перебили последние наши армии, в то время как массы гражданского населения были захвачены и размещены в Сферах.

Мой отец не был солдатом, но он рассказывал мне истории о том, как он боролся за выживание бок о бок с моей беременной матерью, неделями переезжая из одного города в другой, пытаясь найти убежище от нашествия вампиров, распространившихся по земле. Но в конце концов удача отвернулась от них, и они оказались здесь, чтобы никогда больше не вкусить свежего воздуха.

Я направилась дальше в квартиру и нашла спальню, где шкаф нашептывал мне сладкие обещания. Когда я широко распахнула дверь, у меня отвисла челюсть. Я чувствовала себя онемевшей сукой, но так оно и было. Я стояла с приоткрытым ртом, уставившись на одежду, о которой могла только мечтать. Толстые зимние куртки с настоящими, мать их, капюшонами. Я жадно потянулась, срывая с вешалки белую куртку и меняя свою на новую так быстро, как только могла.

Это было лучше, чем я когда-либо могла себе представить, словно я была окутана облаком, которое ласкало каждую частичку меня. Я натянула меховой капюшон на голову и прижала его поближе к лицу, издавая звук, который был чертовски близок к сексуальному.

Мой взгляд упал на зеркало в пол, и мечта о пышной куртке исчезла, даже не успев начаться. Я никак не могла вернуться в этом назад. Я никак не смогла бы этого объяснить. Она было слишком заметной, качество — слишком совершенным, и даже когда я подумала о том, чтобы испачкать ее и попытаться придать ей более поношенный вид, я знала, что это ничем не поможет.

Мое сердце упало, как камень, уплывая куда-то в низ живота и сжалось, смирившись со своей участью. К черту мою жизнь.

Я оставалась завернутой в теплую куртку еще пять секунд, прежде чем снять ее. Я с тоской посмотрела на идеальную вещь, аккуратно повесила ее туда, откуда взяла, и, надув губы, подняла с пола свою поношенную куртку.

Невозможно было игнорировать холодок от влажного материала, так как разочарование скручивалось в моем нутре. Но я не могла позволить себе быть настолько глупой, найдя эту сокровищницу: не было смысла возвращаться в Сферу с чем-либо, что навесило бы мишень на наши головы. Тонкость была ключевым моментом.

Я вздохнула, перебирая остальную одежду, висящую в шкафу, и в глубине нашла то, что могла бы взять с собой. Комплекты плотного термобелья были аккуратно сложены на узкой полке, поэтому я взяла два женских комплекта для себя и своей сестры и мужской комплект для папы. За ними быстро последовали новые носки.

Я аккуратно сложила все в свой рюкзак и повернулась спиной к курткам, которые могли бы нам так пригодиться. Мой взгляд упал на толстое пуховое одеяло, покрывающее кровать, и мне пришлось заставить себя не заплакать. Все это было здесь, так близко и в то же время совершенно недосягаемо. Все, чего только могло пожелать человеческое население нашей Сферы. Зачем вампиры скрывали это от нас? Они явно в этом не нуждались, и оставить это гнить здесь, всего в двух шагах от границы нашей Сферы, было за гранью жестокости.

Я задавалась вопросом, смеялись ли они над нами, когда мы дрожали, забавляло ли их находить людей, замерзших до смерти в своих постелях. Ненависть охватила меня с большей яростью, чем обычно, когда я подумала об этом. Что бы я отдала, чтобы посмотреть, как хотя бы один из них дрожит и умирает с голоду.

Мои ногти впились в ладони почти до крови, и я зашипела от боли, заставляя себя разогнуть пальцы и снять растущее напряжение в моем теле. Я таила в своем сердце столько гнева из-за нашей участи в жизни, что иногда выбегала на край Сферы и кричала до тех пор, пока у меня не разрывалось горло. Ненависть, которую я испытывала к существам, владевшими нами, была ядом, запятнавшим мою душу, моя жажда мести и справедливости — злобной тварью, которая корчилась под моей кожей, оставленная гноиться там без надежды на выход.

Я заставила себя тяжело вздохнуть, напоминая себе, что это была победа, даже если я не могла получить все, что хотела, из этой сокровищницы. Не было смысла беспокоиться о вещах, которые я не могла вынести. Мне нужно было сосредоточиться на тех, которые я могла.

Низкий скребущий звук заставил меня замереть, волосы у меня на затылке встали дыбом, когда я развернулась к двери, нож, который я не должна была носить с собой, казался тяжелым в моем кармане. Я была бы наказана, если бы меня поймали с оружием, но я не могла смириться с мыслью, что не ношу его с собой. Если они когда-нибудь придут за мной, я хотела иметь возможность нанести им удар, или шанс, может быть, просто способ покончить с собой на моих собственных условиях. Как бы то ни было, в тот момент клинок, казалось, взывал ко мне, что-то подсказывало, что я здесь не так одинока, как думала.

Звук не повторился, тишина стала такой плотной, что я начала сомневаться, не почудилось ли мне все это.

Я зря тратила время. Свет за грязными окнами стал ярче, и я не могла позволить себе оставаться здесь надолго.

Я стряхнула с себя парализовавший меня страх и поспешила в маленькую кухню, открывая один за другим шкафы в поисках того, что было нам нужно больше всего на свете. Я и так пробыла здесь дольше, чем следовало, и мне нужно было возвращаться.

Найдя несколько банок с едой, я издала тихий тоскливый стон, и мой желудок отчаянно заурчал в предвкушении долгожданной еды. Я засунула банки в рюкзак, не тратя времени на то, чтобы расшифровать каракули на этикетках, которые, несомненно, говорили о том, что в них находится. Картинки давали мне хорошее представление, и, хотя я не сказала бы, что не умею читать, но и утверждать, что умею, тоже не могла.

В любом случае, мне это никогда не было нужно. Папа пытался научить нас, но у меня никогда не хватало терпения, как у Монтаны. Кроме того, я не понимала, как чтение может пригодиться мне в этой жизни.

В последнем шкафу, который я проверила, стояли стопки тарелок и мисок, но, выглянув за них, я заметила коричневую обертку.

Я вытащила кусок еды в пластиковой упаковке и нахмурилась, глядя на него. Я понятия не имела, на что смотрю, но дети, изображенные на обертке, улыбались, поедая это. Любопытство взяло верх надо мной, и я оторвала уголок упаковки. После отказа от завтрака и страданий из-за все более скудных запасов на обед и ужин, мой желудок был пуст, и он заурчал в нетерпеливом предвкушении, когда я облизнула губы.

Еда внутри была коричневой, и я сморщила нос, решив, что она испортилась, но, прежде чем я успела отбросить ее в сторону, до меня донесся восхитительный запах. Я поднесла ее ближе к носу и снова понюхала. Пахло вкусно. Действительно чертовски вкусно.

Я осторожно отломила кусочек и положила его в рот.

Самое вкусное, что я когда-либо пробовала, начало таять на языке, и я издала стон чистого удовольствия. Я никогда не пробовала ничего подобного и не была уверена, что когда-нибудь смогу насытиться. Сахар взорвался в моих вкусовых рецепторах, энергия, которой я так отчаянно жаждала, проснулась по его зову, и я закрыла глаза, чтобы насладиться его вкусом, пока он медленно таял у меня на языке, а искры застарелой сладости разгорались у меня во рту. Я должна была принести это Монтане.

Аккуратно завернув обертку обратно, я засунула вкусную еду в свою теперь уже набитую сумку, прежде чем закрыть ее и перекинуть через плечо. На этом все. Я не могла взять больше и пронести, не привлекая внимания. Это было больше, чем мы ели за долгое время. Сегодня вечером у нас будет приличная еда и кое-что, что согреет нас, пока мы будем спать. Это было больше, чем я надеялась, когда решила последовать за Томасом.