13

СКАРЛЕТ

— Правильно. Возвращайся ко мне. Я так по тебе скучал...

Должно быть, я сплю. Это голос Рена; я бы узнала его где угодно. Его голос такой чистый, гораздо отчетливее, чем когда он мне обычно снится.

— Я тосковал по тебе все это время.

Вот откуда я знаю, что сплю. Он говорит все то, что я давно хотела услышать. Как он тоскует по мне и все такое. Я слегка улыбаюсь, крепче, чем когда-либо, зажмуриваю глаза и намереваюсь снова погрузиться в сон, угрожающий исчезнуть по мере приближения к сознанию.

Если бы только что-то не стучало в глубине моего сознания ... Что-то, с чем мне нужно быть осторожней ... неясное предупреждение.

— Скарлет? Ты не спишь?

Мое сердце замирает, когда реальность рушится.

Буря. Сад. Борьба в грязи. С Реном.

Как я могла забыть?

Шок от воспоминаний заставляет меня открыть глаза, и сразу же странное окружение добавляет новый уровень удивления и замешательства к тому, с чем я уже борюсь.

Исчезли мягкие цвета моей спальни дома, а вместе с ними и груда подушек на моей кровати. Стены, окружающие меня, из отшлифованного дерева, без каких-либо украшений, а кровать подо мной - немногим больше тонкого матраса. Я чувствую, как пружины давят мне на спину сквозь грубые простыни. Аромат Рена окружает меня, убаюкивая.

Он не вернул меня в дом. Он даже не оставил меня в саду. Он привел меня другое место.

Но он здесь… со мной.

Именно это заставляет меня повернуть голову на подушке и посмотреть смотреть в лицо, о котором я молилась с каждым вздохом за последние два года.

— Рен? Это действительно ты?

— Кто же еще, ангел? — Дрожь удовольствия пробегает по мне, пробуждая те части меня, которые, как я считала, мертвы. Оцепенение, холод, темнота. Как будто он щелкнул выключателем, и внезапно мир снова наполнился светом.

И все же.

Звучит как Рен. Выглядит как Рен.

Но есть что-то еще. Какое-то другое качество, которое я не могу определить. Чего-то не хватает.

Верно, и в саду его не было, да? Почему у меня в голове такой туман? Я не могу собрать все воедино. Я лишь помню, что боялась. Была готова драться, пинаться и кричать, лишь бы от него отвязаться.

Он всегда видел меня насквозь.

— Я понимаю твое замешательство - даже страх. Я не принимаю это на свой счет. Я выпал из твоей жизни на годы и внезапно появился снова перед тобой. Я уверен, что ты испытываешь множество эмоций, но я имел в виду то, что сказал тогда. Тебе никогда не нужно меня бояться.

Ему легко говорить. Это похоже на старый фильм, который я когда-то смотрела с мамой и Аделой, где людей в маленьком городке заменили инопланетяне, которые выглядели и говорили точно так же, как они. Не хватало человеческих чувств. За знакомыми словами не было ни теплоты, ни сострадания, ни доброты.

Должно быть, я схожу с ума. Такого не бывает.

Усмехнувшись, он проводит рукой по заросшему щетиной подбородку, прежде чем встать и подойти к маленькому окну напротив изножья кровати. Я слежу за его продвижением, осматривая остальную часть спальни. Маленький комод и шкаф занимают стену слева от меня, двуспальная кровать придвинута к стене справа, а корзина с грязным бельем в углу говорит мне, что он тут уже некоторое время.

За окном видны только деревья и короткие проблески голубого неба, проглядывающие сквозь листву. Он стоит ко мне спиной, руки в карманах, широкие плечи почти занимают всю ширину кадра. Его слишком длинные темно-каштановые волосы падают на воротник черной футболки, видавшей лучшие дни. О нем никто не заботится, и меньше всего он сам, это уж точно.

В глубине души вспыхивают эмоции. Я так сильно скучала и тосковала по нему, и вот как мы воссоединились?

— Это была настоящая буря, — размышляет он. — Но, похоже, сейчас все прояснилось.

Ничего не понятно. Ни черта. Рен бы обнял меня. Рен бы поцеловал меня. Он позволил бы себе все, что мы упустили.

Он не стал бы относиться к этому как к деловой встрече.

— Где ты был все это время? — спросила я.

Когда он пренебрегает ответом, я давлю сильнее, глядя ему в затылок.

— И почему ты никогда не связывался со мной? Неужели ты никогда не думал о том, что это могло иметь значение? Что я буду бояться за тебя? Я так волновалась, Рен. — Я стараюсь не ругать его, но нам нужно покончить с этим, прежде чем мы сможем перейти к чему-то другому.

Проходит секунда, потом другая.

Ничего. Никакого ответа. С таким же успехом я могла бы разговаривать сама с собой.

Тошнота подступает к моему горлу, и тревожное беспокойство проникает в мои кости.

Это все неправильно.

Если бы он только заговорил со мной, черт возьми.

Я сажусь медленно, осторожно, заставляя пружины скрипеть. Мое тело затекло, ноет, а в районе левого плеча ощущается странная боль. Наверное, я ударилась о камень в саду. Я опускаю взгляд на свою грудь и ноги, удивленная тем, что он переодел меня в чистые, но слишком большие спортивные штаны и тонкую рубашку от Хенли. Его одежда. Тень улыбки растягивает мои губы.

Он все еще заботится обо мне, иначе оставил бы меня в этой грязной ночной рубашке. Мне нужно цепляться за этот крошечный кусочек надежды.

— Знаешь, — бормочу я, внимательно наблюдая за ним в поисках каких-либо признаков неприятностей, — все только и говорят о тебе. О том, что ты якобы сделал. Плохие вещи. Я знаю, что они ошибаются, но как я могла заступиться за тебя, если ты никогда не связывался со мной, чтобы рассказать свою версию истории? Ты понимаешь, как это выглядело, когда ты сбежал? Как будто ты был виновен.

Я сглатываю, когда его плечи расправляются, подбородок приподнимается.

— Верно? — Я шепчу. — Но я знаю, ты не виноват. Ты бы никогда не навредил Аспен или Квинтону.

Этого достаточно, чтобы заставить его слегка повернуть голову, позволяя мне взглянуть на его резкий профиль. Красивый, но отталкивающий.

— Ты уверена в этом?

— Что? — Я дышу, мое горло сжимается, сердце бешено колотится.

— Я спросил, ты уверена? — Он поворачивается ко мне, брови сведены над глазами, которые я когда-то так хорошо знала. Глаза, в которых я хотела утонуть и никогда не возвращаться.

— Конечно, — настаиваю я, хотя это ложь. Сейчас это ложь. Раньше я не цеплялась за последнюю крупицу надежды. Полагаясь на свой отточенный талант отвергать все, во что я не хочу верить.

Но я и не брежу. У надежды есть пределы.

— Или ты думаешь, что я снова веду себя благородно? — Его губы кривятся в саркастической ухмылке, когда он бросает мои слова обратно мне в лицо. Да, я действительно обвиняла его в этом много лет назад. Рен, которого я знала, не стал бы шутить по этому поводу.

Он вздыхает, прежде чем начать расхаживать перед кроватью.

— Я понимаю, почему ты так думаешь, — бормочет он. — Я всегда был рядом, когда ты нуждалась во мне. Я был твоим героем.

— Ты был, — соглашаюсь я с комом в горле, эмоции угрожают прорваться наружу. — Даже если ты нарушил свое обещание.

— Обещание?

Нет. Что угодно, только не это. Он не мог забыть.

— Что в моей день рождения ты всегда будешь первым дарить подарок. В ночь на мое семнадцатилетие я не сомкнула глаз. Я ждала рассвета, сидя у окна. Ты так и не приехал, так и не прислал весточки.

На этот раз мне не удается скрыть боль, настолько сильную, что мой голос срывается. Я плакала часами, свернувшись калачиком на кровати, как только потеряла надежду. Проклиная себя, свою наивность. Как легко ему было причинить мне боль, бросить меня.

— Это разбило мне сердце.

Понимание появляется в уголках его глаз, смягчая их, и когда он говорит, в его голосе слышится вся мягкость, которой ему не хватало раньше.

— Это было невозможно. — Говорит человек, который похитил меня из тщательно охраняемого дома моего отца.

— Нет ничего невозможного. Все, о чем я могла думать, это о том, что ты мертв или с тобой случилось что-то плохое. — Или что он изменил свое мнение обо мне - почему-то озвучить эту мысль даже труднее, чем страх перед его смертью.

— Ты думаешь, для меня это не было борьбой? Что я не проклинал себя за то, что подвел тебя?

— Я хочу сказать, что даже этого было недостаточно, чтобы заставить меня забыть тебя. Это также не изменило моих чувств к тебе. Я знаю настоящего тебя, Рен. — Кого я пытаюсь убедить? Его или себя?

— Ты никогда не видела меня с плохой стороны. — Он смотрит в мою сторону, встречаясь со мной взглядом. — И никогда не увидишь. Но она существует, и она способна на множество ужасных поступков.

Тонких одеял недостаточно, чтобы я перестала дрожать от ровной уверенности в его голосе. Он не может иметь это в виду. Он не может иметь в виду, что пытался убить моего брата, своего лучшего друга.

Что-то в нем теперь темное и скрытное. Я не могу понять, что именно - то, как его взгляд перемещается туда-сюда, ни на чем не задерживаясь надолго. То, как он ерзает, засовывая руки в карманы, прежде чем снова вытащить, иногда потирая их о бедра. Он нервный, полон бешеной энергии и не способен выплеснуть ее каким-либо полезным способом.

Он лев в клетке, расхаживающий взад-вперед. Что происходит, когда лев устает расхаживать? На кого он набрасывается? Очевидно, на человека, достаточно глупого, чтобы сунуть руку в клетку.

Рен никогда не был таким раньше. В нем всегда было самообладание. Не раз я слышала, как папа описывал его как почти слишком спокойного, как будто ничто не трогало его слишком глубоко. Он знал, как стойко переносить все тяжести.

Я имею в виду, я знаю, что технически это неправда. Происходящее глубоко затронуло его, как и любого другого. Он просто знает, как держать себя в руках, вот и все.

Если только он не был в ярости, как в ту ночь, когда Энцо Гримальди загнал меня в угол в библиотеке. Он был моим ангелом мщения в ту ночь, полную убийственной тьмы, которая по-настоящему завела меня впервые в моей жизни.

Это совсем не одно и то же. Даже близко.

Тогда он вышел из себя, но даже в этом была грань контроля. Он был достаточно хладнокровен, чтобы не заходить слишком далеко.