— У меня имеются материалы вашего министерства, указывающие на нечто совсем иное, — резко бросил Бромковский. — Может быть, вы считаете смехотворным и их ядерное оружие? Если мы убьем многие тысячи представителей немецкого гражданского населения, правительство ФРГ потребует, чтобы атомное оружие было применено по целям на нашей территории. Неужели вы думаете, что, если наши отравляющие вещества убьют тысячи американских солдат, президент США воздержится от ответного удара с применением оружия массового поражения? Товарищи, мы уже обсуждали это раньше. Война против НАТО представляет собой политическую акцию, не так ли? Неужели мы откажемся от нашего политического прикрытия ради применения такого оружия? Нас заверили, что по крайней мере одна из стран НАТО не примет участия в русско-германской войне. Это наша огромная политическая победа. Применение химического оружия превратит эту победу в поражение и откроет путь для политических опасностей с самых разных направлений.

Я считаю, что решение об использовании химического оружия должно быть принято на Политбюро. Товарищ министр обороны, вы утверждаете, что мы можем победить лишь в случае применения оружия массового поражения? — Старик наклонился вперед и говорил с жесткой решительностью. — Неужели ситуация изменилась? Помните, как вы говорили, что в случае утраты фактора стратегической внезапности наши войска можно отвести на исходные рубежи? Так утрачен фактор стратегической внезапности или нет?

На мгновение лицо министра обороны словно окаменело.

— Советская Армия находится в состоянии высокой боевой готовности и сумеет выполнить поставленную перед ней задачу. Отступать сейчас уже слишком поздно. Это тоже является политическим вопросом, товарищ Бромковский.

— Однако в странах НАТО ведется мобилизация, — заметил Сергетов.

— Слишком поздно и слишком медленно, — ответил председатель Комитета государственной безопасности. — Нам удалось расколоть НАТО, отделить одну страну от этого блока. Сейчас мы занимаемся другими странами и прилагаем максимум усилий, распространяя дезинформацию в Европе и Америке относительно террористического акта в Кремле. Решимость населения в странах НАТО низка. Они не пожелают ввязываться в войну ради немецких убийц, а их политическое руководство найдет повод, чтобы отмежеваться от участия в конфликте.

— Только не в том случае, если мы начнем уничтожать мирное население отравляющими веществами. — Министр иностранных дел кивнул. — Товарищи Бромковский и Сергетов правы — политический урон, причиненный применением этого оружия, будет слишком велик.

— Но почему? Чем вызваны их действия? — спросил президент.

— Мы просто не знаем этого, сэр. — Директор Центрального разведывательного управления чувствовал себя неловко. — Нам известно, что взрыв бомбы в Кремле был сфабрикован русскими…

— Вы читали, что пишет «Вашингтон пост» сегодня утром? Пресса утверждает, что на этом парне Фалькене отчетливо виден характерный отпечаток агента ЦРУ или немецкой спецслужбы.

— Господин президент, нам точно известно, что герр Фалькен является — мы почти не сомневаемся в этом — глубоко законспирированным агентом КГБ. Немцы не сумели отыскать сколько-нибудь подробных данных о нем. Создается впечатление, что он словно вынырнул из-под земли тринадцать лет назад и тихо, безо всякого шума, не привлекая к себе внимания', руководил своей фирмой по импорту и экспорту на протяжении двенадцати лет. Сэр, мы располагаем информацией, что Советы готовят нападение на НАТО. Например, они отложили демобилизацию своих солдат, закончивших срок службы в армии, и не готовятся к приему новых призывников, который должен был начаться несколько дней назад. Наконец, этот случай с майором спецназа, арестованным немцами. Его перебросили в Федеративную Республику Германию еще до взрыва в Кремле с приказом совершить нападение на центр связи НАТО. А вот почему — этого мы не знаем, господин президент. Мы можем сообщить, чем занимаются русские, но нам неизвестно почему.

— В своем обращении к стране вчера вечером я сказал, что мы решим возникшую проблему дипломатическим путем…

— У нас по-прежнему остается такая возможность. Нужно вступить в прямой контакт с советским руководством, — произнес советник президента по национальной безопасности. — Однако до тех пор, пока от них не поступит положительный ответ, нам нужно продемонстрировать серьезность своих намерений. Господин президент, следует призвать на службу еще одну категорию резервистов.

Лихтеровоз «Юлиус Фучик» раскачивался на волнах, накатывавших на борт. Капитан Харин заметил, что качка причиняет солдатам немало неприятностей, но для сухопутных людей, не привыкших к морю, они неплохо держались. Матросы его команды висели в люльках за бортом, закрашивая распылителями отличительную разметку судоходной компании «Интерлайтер», чтобы заменить ее эмблемой компании «Лайке лайнз». Солдаты срезали часть надстройки, чтобы придать судну силуэт «Доктора Лайкса» — американского морского лихтеровоза, поразительно похожего на «Фучика». Советский корабль был построен несколько лет назад на финской верфи «Валмет» по чертежам, закупленным в Америке. Часть корпуса, где размещался кормовой лифт, была уже полностью покрашена в черный цвет, что соответствовало цветам американского корабля, и по обеим сторонам надстройки было нанесено по черному бриллианту. Бригады матросов занимались изменением цвета и очертаний двух труб, устанавливая на место заранее приготовленные детали. Оставалось самое трудное — окраска корпуса. Разметка компании «Интерлайтер» состояла из двадцати футовых букв. Для нанесения новых знаков требовались парусиновые шаблоны, причем работу следовало делать весьма аккуратно. Но хуже всего, что проверить качество этой работы можно было, только спустив корабельный катер, а у капитана не было ни времени, ни желания делать это.

— Сколько еще времени потребуется, капитан?

— Не меньше четырех часов. Все идет хорошо. — Харин с трудом скрывал беспокойство. Они находились в центре Атлантики, вдали от судоходных путей, но кто знает…

— А если нас заметит американский самолет или корабль? — спросил генерал Андреев.

— В этом случае нам представится возможность проверить, насколько эффективно действуют спасательные команды, подготовке которых мы посвятили столько времени, а наша операция сорвется. — Харин провел ладонью по полированному тиковому поручню. Он командовал «Фучиком» уже шесть лет, побывал с ним почти в каждом порту Атлантического океана, на севере его и на юге. — Сейчас мы повернем навстречу ветру. Качка уменьшится, когда станет килевой.

— Ты когда собираешься уезжать? — спросил Флинн у Каллоуэя.

— Скоро, Патрик. Надеюсь, мы уедем вместе? — Дети обоих журналистов были сейчас в колледже, и оба отослали жен на Запад сутками раньше.

— Не знаю. Прежде я никогда не убегал с горячих мест. — Флинн бросил мрачный взгляд на сцену в конце зала. Он действительно не привык покидать места, где разворачивались события, и шрамы на его теле подтверждали это. — Мне платят за то, что я сообщаю новости.

— Ты рассчитываешь, что тебе удастся передавать новости из Лефортовской тюрьмы, дружище? — улыбнулся Каллоуэй. — Неужели тебе мало одного Пулитцера «"Пулитцер" — Пулитцеровская премия, престижная премия, присуждаемая американским журналистам.»?

— Мне казалось, что о нем помню я один, — засмеялся Флинн. — Скажи, Уилли, ты знаешь, наверно, то, что неизвестно мне, правда?

— Я знаю одно: не будь чертовски важной причины, я тоже не уехал бы отсюда. И если я считаю, что мне необходимо уехать, то необходимо уехать и тебе, Патрик. — Вчера вечером Каллоуэю сообщили, что мирное решение конфликта маловероятно, менее пятидесяти процентов. И в сотый раз корреспондент агентства Рейтер с благодарностью подумал о том моменте, когда согласился сотрудничать с британской Интеллидженс сервис.