Глава 3

Джулиан

Далия таращится на дорожный указатель.

— Улица Лопеса?

Я молчу, проезжая мимо улицы, на которой вырос, прежде чем свернуть на ее.

— Зачем им называть улицу в твою честь?

Реакция Далии – именно та причина, по которой я был против того, что мэр хотел публично отметить мой денежный вклад. Хотя я не жалею о своем пожертвовании в десять миллионов долларов, я хотел бы сделать это анонимно.

Далия отстегивает ремень безопасности, когда я подъезжаю к дому в стиле ранчо, в котором прошло ее детство. Он хранит множество воспоминаний, в том числе о том, как мы с отцом вместе переделывали его, когда я был подростком. Хотя цветы и украшения меняются в зависимости от времени года, но светло-голубая краска и белая отделка остались неизменными с момента перестройки.

Может быть, этот дом и далек от моих нынешних проектов, но он по-прежнему олицетворяет все то, что я люблю в архитектуре. Именно во время реконструкции дома семьи Муньос я понял, что, как и мои родители, люблю ремонтировать вещи.

Дома. Проблемы. Людей.

Это недостаток характера, который я годами пытался искоренить, но он всплывал в самый неподходящий момент.

Например, как сейчас.

Моя неспособность игнорировать непривычное молчание Далии – единственное разумное объяснение того, почему я дважды попытался начать с ней разговор.

И посмотри, как хорошо все прошло.

Я нажимаю на стояночный тормоз с такой силой, что он начинает дрожать.

Напряжение в мышцах Далии совпадает с моим, когда она тянется к ручке двери.

— Спасибо, что подвез, — ее грудь поднимается и опускается с долгим выдохом. — И прости за твою машину, — когда она слегка сморщила нос, я с трудом сдержался от язвительного ответа. — Мне следовало остановиться и переждать.

— Все в порядке? — прежняя резкость в моем голосе исчезла, сменившись чем-то гораздо худшим.

Она качает головой.

— Просто устала.

— Притворяться, должно быть, очень утомительно.

— Ты хочешь спросить меня о чем-то еще?

Луч света с крыльца отражается от ее чудовищного обручального кольца, почти ослепляя меня.

Как Оливер? Хочу спросить я со всей яростью, которую испытываю к своему бывшему соседу.

Уже выбрали дату свадьбы, ведь вы уже как два года помолвлены?

Просто из любопытства, он признался, что нанес мне удар в спину, преследуя тебя?

Вопросы вертятся на кончике моего языка, как ядовитые стрелы.

— Нет.

— Отлично. А теперь, если ты не возражаешь, у меня свидание с «Серебряными лисицами», и я не хочу опоздать.

«Серебряными лисицами»?

Черт. Должно быть, дела обстоят хуже, чем я думал. Далия приберегает марафон «Серебряных лисиц» только для самых дерьмовых случаев, как, например, когда умер ее отец или когда тот мудак-футболист, который ей нравился, назвал ее сучкой-ханжой, когда она не занялась с ним сексом после их первого свидания.

Прежде чем она успевает открыть дверь, я хватаю ее за руку. От физического контакта мою ладонь покалывает, и я отбрасываю ее руку, как шашку с горящим динамитом.

Мы оба говорим одновременно.

— Мне нужно…

— Тебе нужно…

— Я лучше пойду, иначе ты пропустишь выступление Нико, — она торопливо произносит эти слова, прежде чем выбежать из моей машины.

Я помогаю ей достать багаж из багажника. С ворчливым «спасибо» она уносится в сторону своего дома, а ее дизайнерский чемодан поднимает за собой пыль.

Не знаю, что заставило меня снова заговорить, но я не могу удержаться и спрашиваю:

— Увидимся? — сердце колотится о грудную клетку, пока я жду ее ответа.

Она останавливается у лестницы, ведущей на крыльцо.

— Зачем?

— Просто спрашиваю.

— Надеюсь, ты уже не начал планировать, как будешь меня мучить, — ее полусерьезное поддразнивание лишено всякой остроты.

— Мучить тебя – мое любимое занятие.

В ее глазах вспыхивает искра, но тут же гаснет, как огонь в снежную бурю.

— Ты когда-нибудь изучал свою потребность превращать все в соревнование, чтобы компенсировать свой огромный комплекс неполноценности?

Даже в моем костюме, сшитом на заказ, Далия заставляет меня чувствовать себя более открытым, чем будучи голым, потому что там, где большинство людей видят замкнутого парня в одном шаге от того, чтобы стать городским засранцем, она видит меня.

Настоящего меня.

Стеснительного меня.

Того, кого я ненавидел последние десять лет, потому что он олицетворял все, что я ненавидел в себе. Он был слабым, застенчивым и чертовски гордым, чтобы делать хоть что-то, кроме как молча страдать, пробивая себе дорогу к жизни.

Лучше бы мне помнить, что она знает обо мне все, включая те части себя, на которые я потратил десятилетие, чтобы их уничтожить.

И начну я с этого момента.

Доски объявлений с осенней тематикой расплываются, когда я спешу мимо темных аудиторий моей юности и направляюсь в недавно отремонтированный актовый зал.

Каким-то образом я успеваю увидеть Нико, выходящего на сцену во фраке и в самых ярких очках. Толпа хлопает достаточно громко, чтобы заглушить вопли моего кузена, когда я сажусь на свободный стул между ним и моей мамой.

По отросшим волосам Рафы, поношенным джинсам и помятой рубашке на пуговицах не скажешь, что он очень богат. Он до сих пор ездит на том же пикапе, что и в колледже, и отказывается обновлять свой устаревший сотовый телефон несмотря на то, что является техническим гением. Он тратит деньги только на Нико, но и у этого есть жесткий предел, поскольку он не хочет его избаловать.

Все напряжение в теле Рафы улетучивается, как только Нико занимает место перед роялем и проводит руками по клавишам из слоновой кости. Я не любитель хвастаться, но мой крестник когда-нибудь встанет в один ряд с самыми известными музыкантами. Мальчику всего восемь лет, а он уже умеет играть на трех разных инструментах, один из которых он освоил самостоятельно, просматривая обучающие ролики на YouTube.

Выступление Нико сопровождается бурными аплодисментами, а мой двоюродный брат расплывается в редкой улыбке, насвистывая и выкрикивая имя своего сына.

Я ожидаю, что хорошее настроение Рафы исчезнет, как только закроется занавес, но оно сохраняется после того, как включается свет и моя мама исчезает в толпе в поисках Нико.

— Я рад, что ты наконец-то смог осчастливить нас своим присутствием, учитывая твой плотный рабочий график и все остальное, — Рафа сжимает мое плечо.

— Разве не ты проводишь весь день перед компьютером, кодируя, пока у тебя не заслезятся глаза?

Он пожимает плечами.

— Уже нет. В отличие от тебя, теперь я нахожу время и на другие вещи, помимо работы.

Не то чтобы я хочу проводить большую часть дня на работе, но что еще я должен делать в свободное время? Ходить на свидания вслепую, которые назначает мама?

Нет, спасибо. Один раз сходил и нажил себе врага в лице городского депутата после последней маминой попытки свести меня с девушкой, которая оказалась его бывшей.

Мы поднимаемся со своих мест, и мой кузен подталкивает меня к выходу.

— Помнишь, как мы напились в том домике на озере Аврора?

— В который именно раз?

Его улыбка становится только шире.

— В те выходные, когда Далия обручилась.

Каким-то образом мои шаги остаются ровными.

— Вспоминается с трудом.

Он толкает меня в спину.

— Это, наверное, из-за всего того количества алкоголя, которое ты выпил.

— Хороший кузен напился бы вместе со мной.

— И рискнул бы тем, что ты умрешь во сне, захлебнувшись собственной рвотой? Ни за что. Твоя мать никогда бы мне этого не простила.

— Уверен, ты бы с радостью заменил меня.

Он закатывает свои темно-карие глаза.

— В любом случае, я никогда не забуду, что ты сказал той ночью.

Мое дыхание затрудняется.

Он сжимает мое плечо.

— Ты не умолкал и продолжал повторять, что, если бы у тебя был второй шанс с ней, ты бы все сделал по-другому.

Мне потребовалась вся сила воли, чтобы сохранить равнодушие, когда я сказал:

— Я был пьян.

— И?

— Она помолвлена.

— По словам твоей матери, уже нет.

Mierda².

— Как она узнала?

— А какие есть варианты? Роза ей рассказала.

— И вот так начинаются сплетни, — я не ожидал ничего другого от двух лучших подруг, которые были связаны друг с другом с детского сада.

Он хмурится еще сильнее.

— Трудно держать это в секрете, когда об этом сегодня говорят во всех социальных сетях. У Далии есть свой собственный хэштег и все в этом роде.

У меня скрутило живот, а в голове вертятся вопросы, не давая возможности придумать ответ.

Почему они расстались?

Есть ли шанс, что они снова будут вместе?

Был ли Оливер причиной сегодняшней истерики Далия перед тем, как я врезался в нее?

Рафа бросает на меня взгляд.

— Нет.

Я моргаю.

— Что «нет»?

— О чем бы ты ни думал, не делай этого.

— Это ты заговорил о ней.

— Потому что я хотел первым сообщить об этой новости, пока твоя мама не начала шептать тебе на ухо о том, что сейчас у тебя появился шанс.

— Моя мама много чего шепчет мне на ухо о том, с кем я должен встречаться, но, как ты можешь заметить, я не особо ее слушаю.

— Далия другая, и ты это знаешь.

— Это уже не важно, потому что все чувства, которые я испытывал к ней, больше не имеют значения, — в груди что-то перевернулось.

Ответ Рафы прерывается криком Нико.

— Papi¹⁹! — Нико бросает мою маму и бежит по коридору.

Мой кузен опускается на колени как раз в тот момент, когда Нико бросается в его объятия.

— Я так горжусь тобой, — Рафа поправляет очки Нико, чтобы они сидели правильно.

Нико хмурит лоб.

— Но разве ты не слышал, где я ошибся?

Рафа смеется.

— Ты был безупречен, как и всегда.

Нико, который, видимо, унаследовал от меня перфекционистские наклонности, пытается рассказать о своей ошибке, но Рафа останавливает его щекоткой.

— Нет! — Нико извивается в объятиях отца.

— Извини. Я тебя плохо слышу. Что ты сказал? — Рафа тянется к подмышке Нико, заставляя его пищать и извиваться.

Рафа может быть закрыт от остального мира, но он очень тепло относится к своему сыну. То, как он ведет себя с моим крестником, несмотря на все его проблемы, дает мне надежду, что мой кузен когда-нибудь пойдет на поправку.