— Я видела это,— протянула она, ее губы изогнулись, хотя ее глаза не отрывались от меню.

Жутко.

— Как ты это делаешь? — размышлял Дюк, открывая меню, лежавшее передо мной на столе. Я проигнорировала намек, даже не заглянув в меню. Мудак просто должен был подшучивать надо мной каждый понедельник, когда мы встречались за бранчем.

— Это мама. Однажды ты поймешь, Айвори, — многозначительно сказала она, и я фыркнула обратно в свой стакан. Потому что я была такой леди.

— Я думаю, что упускаю из виду одно условие для рождения детей, — усмехнулась я. Официант избавил ее от любого ответа, который она могла бы дать, когда он подошел.

— Могу я предложить вам что-нибудь выпить, мисс? — спросил он, и я улыбнулась ему, наверное, слишком счастливо. Мне нужно было выпить, потому что разговор вот-вот должен был повернуться. Как бы я ни любил Амелию, иногда я просто не могла.

— Мимозу, пожалуйста.— Дюк усмехнулся, его лицо уткнулось мне в плечо. Я знала, что практически умоляю официанта принести мне мой напиток tout suite, и никто не мог пропустить тон.

— Готовы ли мы заказать поздний завтрак? — спросил официант, едва выказывая даже каплю юмора.

О, он был хорош.

— Нет, пока только мимозу! — объявила я, хлопая Дюка по лбу, пока он не отшатнулся, вздрогнув.

— Это больно! — запротестовал он, потирая место со складкой на лбу.

— Я возьму французский тост с нутеллой и беконом, — сказал Джендри, передавая свое меню официанту. Я повернулась к нему взглядом.

— Она будет краба бенедикта, голландский на гарнир.

Он не только швырнул меня под автобус, заказав свою еду, но и этот ублюдок заказал мою.

Я даже не могла возразить, что он неправильно приказал, потому что он этого не сделал. То же самое я получала каждую неделю. Я передала свое меню официанту, откинулась на спинку стула и надулась, пока Амелия и Дюк заказывали еду.

— Я сейчас принесу эту мимозу, мэм, — объявил официант, прежде чем повернуться и выбежать из-за стола.

— Как я превратилась из мисс в мэм? Я постарела на десять лет за последние пять минут? — поддразнила я, отчаянно пытаясь отвлечь Амелию от ее подчеркнутого взгляда на меня.

— Вы двое не становитесь моложе. Когда вы собираетесь подарить мне внуков?

Я вздохнула и наклонилась вперед, чтобы удариться головой о стол. У женщины был очень, очень толстый череп для ее решения, что Дюк и я должны быть предметом.

— Разве ты не должен оказывать давление на Джендри? — спросил Дюк. — Он старше.

— И он также никогда не приводил девушку домой. Я не могу давить на него, когда он полон решимости оставаться вечно одиноким, не так ли?— Амелия погрузила руки, и как только официант поставил передо мной мою мимозу, я сделала большой глоток.

— Я тоже никогда не приводил женщин домой, мама, — рассмеялся Дюк. Амелия подняла бровь, обращая внимание на меня. — Айвори не в счет. Ты же знаешь, что мы не встречаемся.

И мы никогда не будем. Я дружила с Дюком со второго класса. Не было никакого способа, которым мы когда-либо пошли бы туда.

— Я не понимаю вас двоих, — покачала головой Амелия, отпивая воду так вежливо, что мой глоток мимозы показался вульгарным. — Интересно, на кого будут похожи дети.

О, черт возьми.

Это был бы один из тех дней.

— У меня свидание, — прервала я. — Сегодня ночью.

Не имело значения, что я не собиралась идти на это свидание, но этого было достаточно, чтобы Амелия вздохнула.

Дюк замер рядом со мной. — Сейди быстро все устроила.

— Не он. Другой парень, — неопределенно ответила я.

— Где вы встретили этого? — спросила Амелия, поджав губы. Между ней и Дюком обменялись взглядами, но я проигнорировал их. Ни одному из них не нравилась моя неудача в личной жизни по совершенно разным причинам. Дюк беспокоился, что я свяжусь не с тем человеком и пострадаю. Амелия ненавидела всех, кто не был ее сыном.

— Я давно его знаю, — уклонился я. Они оба позволили этой теме уйти, и Джендри был достаточно любезен, чтобы направить разговор в сторону работы, и напряжение рассеялось.

Как бы я ни ненавидел настойчивость Амелии делать что-то из ничего, семья Дьюка была мне так же близка, как и моя собственная.

Они тоже были моей семьей, и когда его рука легла на мое бедро, и он взял мою руку в свою, я знала, что так будет всегда.

Неважно, каким колоссальным ублюдком он мог подумать, что я был, когда узнал о Маттео.