Да, накаченная грудь. Я женщина, я заметила. У него грудные мышцы, заметно выделяются через рубашку, когда он снимает пиджак. Эти самые мышцы тянут и натягивают ткань рубашки. У него такие мышцы, что женщины так и просят провести по ним ногтями, как это делает сейчас моя бабушка.

Подождите... что?

— Бабушка, прекрати. — Я отшвыриваю ее руку. — Это мой босс, мистер Уэстин.

— О, это объясняет, почему вы сидите так далеко друг от друга. — Она обращается к Рэту и не утруждая себя извинениями, говорит: — Поверь мне, когда говорю, что ты абсолютно во вкусе Чарли, так что представь мой шок от того, что она не висит на тебе. Я понимаю, ты босс.

Что ж, в понедельник я подам заявление об уходе или умру от унижения.

Улыбаясь, как кот, поймавший канарейку, он протягивает руку моей бабушке и говорит:

— С днем рождения.

— Какой джентльмен! — Она берет его за руку, тянет на себя так, что грудь Рэта оказывается прижата к моей спине. О боже, что происходит? — Вылезай, ты пойдешь со мной. — Она тянет его еще, пока мы оба не выходим из машины, но меня она отталкивает в сторону.

— Бабушка, у мистера Уэстина много дел. Он не может... — Мой голос прерывается, когда они счастливо идут рука об руку в общественный центр. — Ну разве это не шикарно? — бормочу я, перекидывая сумочку через плечо и топая в центр в след за ними.

 

* * *

 

— Ты просто прелесть.

Моя бабушка смеется, кладя руку на колено Рэта.

Его окружают женщины из дома престарелых, в то время как мужчины ушли смотреть повтор какой-то старой передачи по телевизору. Еда съедена, безалкогольные напитки выпиты, и я стала назначенной уборщицей, на которой лежит ответственность за то, чтобы никто не выкинул протезы вместе с тарелками. В этом заведении предпочитают ходить без зубов, и не любят пользоваться кремом для протезов. Поэтому, во время еды, они их вынимают. Некоторые забывают убрать протезы в контейнеры.

Пока я здесь, ищу зубные протезы, Рэт чертовски весело проводит время, болтая со всеми подряд.

Рада, что ему весело.

Рада, что они видят, как он улыбается, хихикает. Мне не выпадала честь быть свидетелем этому.

Я подумываю о том, чтобы крикнуть им всем в мегафон, что он любит читать пикантные книжки, но лучше выкинуть из головы подобные мысли. Я злюсь, но не хочу, чтобы меня уволили.

Ха, не думаю, что он меня уволит.

Я слишком хороша для увольнения.

Я слишком ценна.

Я — сосок, питающий его нектаром, в котором он нуждается.

— Нужна помощь? — спрашивает он, подходя ко мне.

Раздраженная, поворачиваюсь и тыкаю его в грудь — в его подстриженную грудь.

— Я — Ваш сосок. Вам лучше не забывать об этом.

Застигнутый врасплох, он несколько раз моргает.

— Я что-то пропустил?

— Прошла всего неделя, а Вы уже пристрастились к нектару, признайтесь. Я — Ваш сосок.

Он вытягивает шею и смотрит на дам, которые, кажется, шепчутся и пялятся на нас.

— Чарли, о чем ты, черт возьми, говоришь?

Все больше раздражаясь, я говорю:

— Если Вы не понимаете, о чем я говорю, боюсь, не смогу Вам помочь.

Я разворачиваюсь и заканчиваю уборку, после чего отправляюсь в сад безмятежности.

Делая успокаивающие вдохи, пытаюсь привести мысли в порядок. Почему я так расстроилась?

Возможно, потому, что мне не терпелось провести время с бабушкой, а она все это время фанатела от Рэта.

Ну, это неправда, по крайней мере, не все время. У нас был интересный разговор, когда мы ели булочки с корицей, но все равно, кажется, Рэт ей нравится больше, чем я.

Это глупая мысль. Конечно, это неправда. Он просто новенький и гламурный, а ей нравятся новые и гламурные вещи.

— Ты в порядке? — раздается у меня за спиной голос Рэта.

Я оборачиваюсь и вижу, что он направляется ко мне, и слова моей бабушки сильно задевают меня, когда он идет по посыпанному мелким гравием тротуару.

В моем вкусе.

Она абсолютно права. Но я старалась не замечать его завораживающих голубых глаз, которые при свете напоминают Карибское море, или того, что его лицо нереальное, — оно ошеломляюще красивое, с ноткой загадочности, заставляющей меня задаваться вопросом, что он может скрывать. А еще тело, его тонкая талия, грудные мышцы — я уже упоминала о них — бицепсы и предплечья. В пиджаке и брюках он — сила, что придает новый смысл термину «силовой костюм» (прим. пер.: Силовой костюм — термин указывающий, что человек обладает властью, богатством и влиянием).

Но до сих пор мне удавалось не замечать всего этого, пока бабушка не сорвала пелену с моих глаз и не заставила взглянуть на него по-другому. И, возможно, именно в этом кроется истинная причина моей злости, потому что я не должна так смотреть на своего босса. У меня не должно быть ощущения порхающих бабочек в животе, когда его глаза встречаются с моими, и уж точно не должно быть затрудненного дыхания, когда он спрашивает, все ли со мной в порядке.

— Ага, — отвечаю я, отворачиваясь, потому что, честно говоря, сейчас не могу смотреть ему в глаза.

Я слишком боюсь, что он может увидеть что-то на моем лице, что я могу выдать себя.

Есть ли у меня к нему чувства?

Нет.

Считаю ли я его чрезвычайно привлекательным? Было бы глупо так не думать.

— Ты выглядишь напряженной. И все эти разговоры про соски...

— Это было странно, да? — спрашиваю я, пиная землю.

— Совсем чуть-чуть. — Он подходит ко мне, но держит дистанцию. — Твоя бабушка милая. Она мне нравится.

— Она классная.

Он помолчал несколько секунд, а потом сказал:

— Бабушка, с которой я был близок, умерла несколько лет назад. Твоя бабушка напоминает мне ее, так что — он пожимает плечами — прости, если полностью завладел её вниманием сегодня утром.

И вот так Рэт Уэстин завоевал еще один кусочек моего сердца, пусть небольшой, но все-же.

— Вам не нужно извиняться, — говорю я, избавляясь от напряжения, когда понимаю, что он наслаждался обществом моей бабушки, а не просто был вежлив.

— Ты выглядела расстроенной из-за этого. Я подумал, что должен извиниться.

Он засовывает руки в карманы, и в этот момент в нем нет ничего от напыщенного бизнесмена. Он выглядит как обычный человек, пытающийся справиться с повседневными проблемами. Это разительный контраст с тем, что я привыкла видеть.

Мне это нравится.

Очень сильно.

— Что ж, спасибо, я ценю это, но не стоит извиняться. — Я киваю в сторону центра отдыха. — Уверена, что Вы подарили моей бабушке лучший день рождения. Она молода душой, если Вы не заметили.

— Это очевидно. — Он усмехается. Это тихий смешок, и впервые с тех пор, как узнала его, могу с уверенностью сказать, что этот смех предназначен для меня, а не для кого-то другого. — Она очень энергичная. Теперь я понимаю, откуда у тебя это.

— Думаете, я энергичная?

Он склоняет голову набок.

— Ты, несомненно, самый яркий человек из всех, кого я знаю, а это о чем-то говорит, потому что уверен, Брэм испражняется радугой (прим. пер.: Гадит радугой — Описание суперсчастливого, бодрого, энергичного, раздражающего человека, у которого хватает наглости всегда улыбаться, говорить вдохновляющие слова даже во времена очевидной трагедии. Невероятно счастливый человек).

Я постукиваю себя по подбородку.

— Итак, если он испражняется радугой, что остаётся мне?

Он качает головой.

— Не знаю, и знать не хочу.

— СМИ? (прим. пер.: СМИ — слишком много информации).

— Ага.

Вздохнув, начинаю обходить небольшой сад. Рэт следует за мной, но все еще держится на расстоянии.

— Помню, как они планировали создание этого пруда с парчовыми карпами. Жители были в восторге, пока не поняли, как дорого они стоят.

Рэт смотрит на пруд.

— Здесь нет рыбы?

— Да, именно так. Им просто нравится слушать журчание воды, но рыбы там нет. Обитатели делают вид, что они там есть.

Рэт хмурится, глядя на пруд.

— Видите эти камни? Предполагалось, что это будут каменные стулья, но из-за сокращения бюджета они остались камнями, поэтому не многие жители могут посидеть здесь.

— Почему ты мне это говоришь?

— Потому что, — говорю я, огибая пруд и возвращаюсь ко входу в центр отдыха. — Несмотря на все недостатки их идеи, — я указываю на маленького старичка, который сидит в ходунках с огромными солнечными очками на лице, — есть еще люди, которые находят в этом районе красоту. Такие как моя бабушка. Она может быть немного сумасшедшей и прямолинейной, но она во всем находит красоту. Она научила меня этому. Независимо от обстоятельств, где-то должна быть красота. — Я смотрю на Рэта и замечаю, каким озадаченным он выглядит. Это заставляет меня вспомнить тот первый день в его кабинете. Это было неделю назад, но в данный момент кажется, что все было давно. Все было мрачным... однотонным. Не хватало... красоты. — Вы ведь не смотрите на мир так, правда?

Он качает головой.

— Я воспринимаю мир в виде цифр и уравнений. Кто-то всегда что-то вычисляет, чтобы опередить, обмануть другого человека. Вот почему я постоянно работаю, чтобы не стать чьим-то уравнением.

Уравнения? Я знаю, что нужно быть проницательным, чтобы стать миллиардером, как Рэт, но, конечно, в жизни есть нечто большее, чем уравнения и стремление избежать неприятностей... если только... если только в его жизни нет ничего, кроме уравнений и работы.

Я грустно улыбаюсь ему.

— Кто-то причинил Вам боль, верно?

Он смотрит в сторону, а затем на свои часы. Настало время для избегания, предлог, чтобы сбежать, приближается. Я чувствую это. И, словно по часам, он говорит:

— Я должен идти. Я пришлю Джоэла за тобой, когда закончишь.

Смирившись с его нежеланием открыться, я говорю:

— У него сегодня выходной. Я поеду на пароме. Все в порядке.

Он не возражает. Я понимаю, почему он выбрал такую форму бегства. Один серьезный вопрос, и он хочет убраться отсюда как можно скорее.

— Я попрощаюсь с твоей бабушкой, когда буду уходить. Увидимся завтра.

Он отрывисто кивает и уходит.

— С утра пораньше, — говорю я с улыбкой, но он ничего не отвечает.