Изменить стиль страницы

Монстр во мне корчился от такой темной энергии, что в глубине души я знал, что должен был отказать ей, зная, что не смогу сдержаться, как только доберусь до нее. Но это было то, что сделал бы лучший мужчина. А я никогда не утверждал, что я такой.

Я пересек комнату тремя большими шагами и поцеловал ее так сильно, что остались синяки, желая поглотить ту веру в меня, которая, как я видел, горела в ее глазах.

Ее руки мгновенно обвились вокруг моей шеи, и я схватил ее за задницу, сильно прижимая к себе. Но она просто прикусила рубец на моей нижней губе от своего удара, отчего у меня снова потекла кровь в ответ на это.

— Ты поклялся погубить меня, Киан, — прорычала она. — Не останавливайся.

Все последние усилия, которые я мог предпринять, чтобы сдержаться, оборвались при этих словах, и я запустил руку в ее волосы, запрокидывая ее голову назад и проводя языком между ее губами в явном требовании, которому она жадно подчинилась.

Ее ногти впились в мои плечи, когда она прижалась ко мне, но когда ее рука начала двигаться вниз по моей груди, расстегивая пуговицы рубашки, я отстранился.

Я оттолкнул ее руки в сторону и на мгновение огляделся, прежде чем заметил красную веревку для штор, свисающую с маленького крючка на стене рядом с нами. Я схватил ее, развернув Татум так, чтобы она оказалась ко мне спиной, прежде чем свести ее запястья у основания позвоночника и зафиксировать их там.

— С этим все в порядке, детка? — Спросил я, прикусив мочку ее уха, когда она вздрогнула от моего прикосновения.

— Да, — выдохнула она, и я мрачно улыбнулся, когда толкнул ее лицом вниз на кровать, любуясь видом ее задницы в этих маленьких черных трусиках, когда она встала передо мной на колени, красные подошвы ее туфель на шпильках делали ее еще сексуальнее.

Я стянул с себя рубашку и сбросил остальную одежду, прежде чем двинуться за ней, моя рука скользнула между ее бедер, так что я смог почувствовать промокший материал ее трусиков за мгновение до того, как сжал их в кулаке.

Татум ахнула, когда ткань туго натянулась, а затем разорвалась, и мгновение спустя я прижимал головку своего члена к ее входу, наслаждаясь ощущением ее влажного тепла напротив меня.

Я схватил ее за бедро и вошел прямо в нее, уткнув ее лицо в одеяла так, что они заглушили ее крик удовольствия.

Я отстранился и снова врезался в нее, моя рука сильно ударила по ее заднице, когда я глубоко вошел, и она ахнула, когда воздух вырвался из ее легких.

Я ускорил темп, начав двигаться быстрее, снова шлепая ее по заднице всякий раз, когда она вскрикивала, и двигая бедрами с жестокой дикостью, от которой по моей татуированной груди катился пот, а она тяжело дышала, пытаясь встретить мой толчок за толчком.

Крика, который вырвался у нее, когда она кончила на меня, было почти достаточно, чтобы я последовал за ней, когда ее киска сжалась вокруг моего члена, и я проклял идеальную упругость ее тела.

Но я еще не закончил с ней, я хотел от нее большего. Каждую гребаную каплю, которую она могла отдать, и мне это тоже было нужно, если я хотел укротить этого разъяренного зверя в моей душе настолько, чтобы остановить его жажду крови.

Я вышел из нее, перевернув ее на спину так, что ее связанные руки оказались прижатыми под ней, прежде чем опуститься между ее бедер и лизать ее сладкую киску, пока она снова не закричала.

Я сжал ее задницу так крепко, что остался синяк, пока пожирал ее, желая пометить каждый дюйм ее плоти как свою многими способами, чтобы она никогда не смогла избавиться от моего ощущения на своей коже.

Татум умоляла меня о большем, когда я лизал и целовал ее, и как только я почувствовал, что она снова приближается к краю, я засунул два пальца в ее киску, а большой — в ее задницу. Она выгнулась на кровати, когда кончила на меня, и я прикусил внутреннюю сторону ее бедра, просто чтобы ощутить вкус этого удовольствия на ее плоти, оставив на ее коже следы зубов.

Я двинулся вверх по ее телу, вытаскивая ее сиськи из лифчика так, что чашечки раздавились под ними, подталкивая их вверх, к своему лицу, и я сосал и покусывал их, пока она снова не начала умолять меня.

— Ты сможешь кончить еще раз, детка? — Я замурлыкал, когда переместился, чтобы присесть между ее бедер, глядя сверху вниз на нее, пока она корчилась, связанная и в моей власти подо мной. Это было так чертовски жарко, что мне захотелось сфотографировать это и сохранить навсегда.

Я протянул руку, чтобы обхватить ее за горло, и ее глаза расширились, когда я усилил хватку ровно настолько, чтобы удержать ее и показать, чего я хочу.

Ее язык прошелся по этим полным, красным губам, и когда я снова приблизил свой член к ее киске, она кивнула, ее зрачки расширились, а взгляд был умоляющим.

Я знал, что моя улыбка была мрачной и сильной, когда я снова вошел в нее, и моя хватка на ее горле усилилась еще немного. Я просунул свой член до упора, пока моя толстая длина полностью не оказалась внутри нее, и я дал ей время передумать.

Когда ее губы приоткрылись в стоне чистой потребности, моя улыбка потемнела еще больше, и я начал двигаться.

Ее ноги обвились вокруг моей спины, ее высокие каблуки врезались мне в позвоночник, когда я жестко трахал ее, и она поощряла меня двигаться еще жестче.

Моя хватка на ее горле была достаточно крепкой, чтобы вызвать трепет, но не настолько, чтобы прервать ее прерывистое дыхание, вырывавшееся у нее из губ при каждом глубоком толчке, который я делал в ее тело.

Я продолжал двигаться, сильнее и сильнее, пока, наконец, она не вскрикнула, и ее киска не сжала меня так крепко, что я с проклятием последовал за ней в забытье, когда чистое, ослепляющее наслаждение пронзило меня, и я рухнул на нее сверху, чтобы слизать этот чертовски прекрасный звук, сорвавшийся с ее губ.

Напряжение стекало с моего тела, как дождь с грозовой тучи, и бешеный темп нашего траха растворился в этом глубоком и пожирающем душу поцелуе, из-за которого мне никогда не хотелось выныривать, чтобы глотнуть воздуха.

Ее язык танцевал с моим, и я поглаживал ее плоть, перекатываясь на бок и разворачивая ее так, чтобы я мог ослабить веревку на ее запястьях.

Я покрывал поцелуями ее шею, грудь и следы укусов, которые я оставил на ее бедрах. Каждую отметину и синяк, которые я оставлял на ее коже, успокаивал и ласкал, когда она переводила дыхание и запускала пальцы в мои волосы.

К тому времени, как я снова вернулся к ее губам, она улыбалась, ее глаза были прикрыты от желания поспать, а пальцы водили по татуировке дьявола у меня на груди.

— Ты действительно животное, Киан Роско, — выдохнула она с улыбкой, которая сказала мне, насколько она была рада узнать, что я не был полон дерьма.

— Я такой, каким ты хочешь меня видеть, детка, — ответил я, снова целуя ее. — До тех пор, пока ты хочешь, чтобы я был им.