Врач пустил нас в частную клинику в каком-то незнакомом городе, когда мы приехали несколько часо ...

Врач пустил нас в частную клинику в каком-то незнакомом городе, когда мы приехали несколько часов назад. Я не могла сосредоточиться на том, где мы были, я могла сосредоточиться только на Сэйнте и на том, насколько неподвижным он был. Мужчина отвез его внутрь с группой медсестер, все они были в масках и перчатках. Остальных из нас они не впускали в здание, пока не проверили температуру и не спросили, были ли у нас какие-либо симптомы или не контактировали ли мы в последнее время с кем-нибудь, кого мы не знали. Никто из нас не упоминал о группе вооруженных людей, с которыми мы все только что сражались и находились слишком близко, и я даже не хотела думать о том факте, что вдобавок ко всему остальному мы подверглись риску заражения. Или, я полагаю, это было не совсем так, не так ли? Потому что, согласно одной из многих бомб, которые были сброшены на мою голову сегодня вечером, я на самом деле была невосприимчива. Но у меня просто не было сил думать об этом прямо сейчас, когда я была так поглощена беспокойством за Сэйнта.

Я стояла в зале ожидания с белыми стенами, освещенном флуоресцентными лампами, такими ослепительно яркими, что, казалось, они прожигали мне череп. Беспокойство разъедало мою грудь, как саранча, пожирающая мои внутренности. Я была в чистилище, ожидая узнать, выживет ли Сэйнт. Услышать, насколько серьезны его травмы.

Я обнаружила, что смотрю на Блейка, Монро и Киана, их взгляды были прикованы ко мне, как будто я была центром их мира. Я слышала, как Монро тихо объяснял им, что произошло в хижине, как Мортез убил моего отца и добрался до меня. И то, как исказились выражения их лиц при осознании того, чему я стала свидетелем, заставило меня обожать их еще больше.

Стон потребности вырвался у меня, когда я двинулась к ним, и они, как одно целое, сомкнулись вокруг меня, их тела прижали меня к себе, когда они держали и ласкали меня, и я вздохнула, когда просто позволила себе это. Я еще не могла осознать всего, что произошло, мне просто нужно было почувствовать их тепло, окружающее меня. Но, несмотря ни на что, моя боль и горе выплеснулись наружу, и слезы потекли по моим щекам, когда потеря моего отца ранила меня так глубоко, что я едва могла дышать.

Кровь, покрывавшая меня, подсыхала на коже, как пленка. Я хотела вымыть и отскрести каждый кусочек своей плоти, пока не обнаружу под ней новую девушку. Но я боялась того, кого найду там, когда вернусь.

Через некоторое время меня вытащили из группы и усадили в кресло, заключив в объятия Блейка, который прижимал меня к своей твердой груди, шепча мне на ухо ободряющие слова. Я уткнулась лицом в его шею, когда он разделил мою боль. Он знал это горе, он сам пережил его не так давно. И мне казалось правильным рассыпаться на части в его объятиях, потому что прямо сейчас он был зеркалом моей души.

Монро прижал руку к моей спине, стоя вплотную позади меня, а рука Киана крепко обхватила мою, когда он сел рядом с Блейком. Я плакала до тех пор, пока слезы не перестали литься, и мое сердце не превратилось в затвердевшую скорлупу, моя боль немного утихла. Я чувствовала себя опустошенной и измученной, и почему-то это было еще хуже. Как будто теперь я могла чувствовать отсутствие моего отца. В моей груди образовалась новая дыра, увеличивающая пропасть, которую оставила Джесс, когда я потеряла ее. Всей моей семьи больше не было. Воспоминания о моем детстве, обо всех днях, которые мы провели вместе, теперь хранились только во мне. В мире не осталось никого, кто разделял бы мое прошлое. Ни одного человека, который когда-либо вспоминал бы со мной, который знал бы шутки, которыми мы делились, веселье, которое у нас было, жизнь, которую мы вели. Это было мое, чтобы нести, переживать заново. Одной.

Я наконец соскользнула с колен Блейка, и Монро отступил на шаг, когда я проходила мимо него, и подошла к окну, глядя на бледнеющее небо. Приближался рассвет. А я этого не хотела. Я хотела вернуться к тому времени, когда солнце садилось в последний раз, и все изменить. Сделать тысячу разных вариантов. Казалось, когда взойдет солнце, эта ночь будет высечена на камне. Но прямо сейчас все это было похоже на ужасный кошмар, от которого я все еще могла проснуться, если бы только знать как.

Ребята разговаривали вполголоса, но я не могла разобрать слов, да и не особо старалась. В ушах у меня звенело, стена отделяла меня от мира, по мере того как я все дальше и дальше уходила в себя. Я ничего не чувствовала, ни деревянного подоконника, на котором лежала моя рука, ни температуры в комнате. Я просто чувствовала… ничего.

— Татум, — заговорил Монро, и это слово, казалось, пробило стену, за которой я исчезла, вернув меня к жизни. Я не повернулась к нему, но почувствовала, как он придвинулся ко мне вплотную. Жар его плоти взывал ко мне, и когда он сократил расстояние между нами, я прислонилась к нему спиной, понимая, что промерзла до костей, как только его руки обхватили меня. — Мы должны оставаться здесь в течение сорока восьми часов в карантине, затем мы сможем вернуться домой.

Дом. Выбор слова казался таким странным. Еверлейк не был домом. Домом был мой отец, домом была Джесс, домом было то, что радовало мое сердце. Еверлейк не был ничем из этого. Но… Монро был.

— Сэйнт, — пробормотала я с ноткой страха в голосе.

Доктор открыл дверь в другом конце комнаты, и мое сердце подпрыгнуло, когда я в панике повернулась к нему. Он держал маску на месте, когда смотрел на нас, его медицинская форма была в пятнах крови.

— Он стабилен, — сказал он, и силы покинули мое тело.

— Черт, — выдохнул Монро, но без твердости в голосе, как я ожидала. Разве он не должен был быть недоволен, что с Сэйнтом все в порядке?

Мои плечи опустились от облегчения, затем за ними последовало все мое тело, и я низко присела, делая долгие вдохи, когда эта новость пронеслась сквозь меня. Блейк хлопнул Киана по плечу, и они с облегчением обнялись.

— Я говорил тебе, что этот ублюдок был слишком упрям, чтобы умереть, детка, — сказал Киан, заливисто рассмеявшись.

— Могу я увидеть его? — Спросила я.

— Он без сознания, — объяснил врач.

— Я все еще хочу его увидеть.

Монро придвинулся ближе, поднимая меня на ноги и держа руку на моей спине.

Врач кивнул.

— Вы можете увидеть его в ближайшее время, медсестры как раз убирают.

— Какой прогноз, док? — Блейк настаивал.

— У него мелкий перелом лучевой кости правой руки и три сломанных ребра с той же стороны. Пуля не прошла навылет, поэтому мы извлекли ее из его плеча, наложили швы и сделали ему переливание крови, немного антибиотиков и жидкости. Честно говоря, он счастливчик.

— Может быть, если бы пуля была сделана из чистого серебра, было бы больше шансов, что она убьет его, — пошутил Блейк, радостно прыгая на Киана, и мое сердце немного приободрилось.

— Да, и если бы священник облил его святой водой и отправил бы обратно в ад, — согласился Киан.

— Даже тогда он, вероятно, отказался бы умирать. Его кожа могла бы слететь с костей, но он просто слонялся бы вокруг, как разъяренный полтергейст, крича на нас всякий раз, когда мы нарушали его расписание, — пошутил Блейк.

Их дразнящее подшучивание почти вызвало улыбку на моем лице, особенно когда я физически ощутила облегчение в комнате.

Доктор снова вышел из приемной, и я потерла уставшие глаза, прислонившись к Монро в поисках поддержки, пока мы ждали, когда нас пустят к Сэйнту.

Минуты, казалось, тянулись все дольше и дольше, но наконец доктор вернулся, приглашая нас войти.

— По двое за раз, — настаивал он.

— Пойдем, детка. Я отведу тебя. — Киан взял меня за руку, и я позволила своим пальцам провести по руке Монро на прощание, когда он уводил меня.

Киан чувствовался таким сильным, его тело было как броня. Я хотела ненадолго закутаться в нее и притвориться, что я такая же непоколебимая, как и он. Но даже когда я черпала в нем эту силу, я знала, что она не сможет восстановить мое разбитое сердце. Или залечить зияющую рану, оставленную смертью моего отца. Ничто не могло защитить меня от этого.

Запах крови все еще витал в воздухе, когда мы вошли в комнату, но его заглушил химический привкус, ударивший мне в горло. Сэйнт был без рубашки, рана на его плече была перевязана вместе с ребрами, в левую руку была воткнута капельница, в то время как правую он прижимал к груди на перевязи.

Лежа там, он выглядел таким… не Сэйнтом, черты его лица были мягкими во сне, отчего он казался молодым, ранимым. Я отстранилась от Киана, наклонилась, чтобы погладить Сэйнта по щеке, и слезы навернулись снова, когда я вспомнила позицию, которую этот парень занял ради меня, встав перед той машиной, извинения, которые он мне сказал, хотя я не знала, что именно он имел в виду. Я провела кончиками пальцев по его скуле и вздохнула от тепла его кожи, подтверждающего, что его сердце бьется, хотя это и так было ясно по звуковому сигналу монитора в комнате. Но я тоже должна была это почувствовать. Я провела рукой по его горлу, и его пульс забился там почти сердито, как будто он был полон решимости показать миру, насколько он на самом деле живой. И это почти вызвало улыбку на моих губах.

— Чтобы убить Сэйнта Мемфиса, потребуется нечто большее, чем пуля и машина, — прорычал Киан мне на ухо, как будто он никогда не беспокоился за своего друга. Но я видела панику в нем, и это было ясно как день. Бессердечное поведение Киана больше не обманывало меня. У него было сердце, и оно хранило глубокую и непоколебимую любовь к своим друзьям.

Когда мы все провели с ним некоторое время, врач предложил осмотреть наши порезы и ушибы. Несмотря на то, что все мое тело болело, я каким-то образом ничего не сломала, даже когда выпрыгнула из машины. На самом деле, ни у кого не было ничего слишком серьезного, и я должна была верить, что это было не что иное, как чудо.