Цивилизация бессильна осуществить свою мечту о бесконечно возрастающем мировом могуществе. Вавилонская башня не будет достроена. В мировой войне мы видим уже падение европейской цивилизации, крушение индустриальной системы, изобличение фикций, которыми жил "буржуазный" мир. В цивилизации начинают обнаруживаться процессы варваризации, огрубления, утраты совершенных форм, выработанных культурой....Варварство, которое может возникнуть на вершине европейской и мировой цивилизации, - это...варварство от самой цивилизации, варварство с запахом машин, а не лесов, - варварство, заложенное в самой технике цивилизации. Такова диалектика самой цивилизации. В цивилизации иссякает духовная энергия, угашается дух - источник культуры. Тогда начинается господство над человеческими душами не природных сил, сил варварских в благородном смысле этого слова, а магического царства машинности и механичности, подменяющей подлинное бытие" [71].
71 Там же. С. 172
289
Бердяева волнуют последствия такого развития общества. В цивилизации и в капитализме, и в социализме - коллективный труд вытесняет индивидуальное творчество. Цивилизация обезличивает. Освобождение личности, которое как будто бы цивилизация должна нести с собой, смертельно для личной оригинальности. Личное начало раскрывается лишь в культуре. Воля к мощи жизни уничтожает личность.
Переход культуры в цивилизацию связан с радикальным изменением отношения человека к природе. Жизнь перестает быть органической, теряет связь с ритмом природы. Между человеком и природой встает искусственная среда орудий, которыми он пытается подчинить себе природу, в жизнь человека вторгается технический прогресс. Человек окончательно удаляется от природы в процессе технического овладения и организованного управления ею. По мысли Бердяева, "организованность убивает органичность. Жизнь делается все более и более технической. Машина налагает печать своего образа на дух человека, на все стороны его деятельности. Цивилизация имеет не природную и не духовную основу, а машинную основу. Она прежде всего технична, в ней торжествует техника над духом, над организмом. В цивилизации само мышление становится техническим, всякое творчество и всякое искусство приобретает все более и более технический характер" [72].
Таким образом, согласно философу, цивилизация ведет к истреблению духовности. В эпоху индустриального общества даже отношение к религии становится утилитарно-прагматическим, что свидетельствует о духовной опустошенности человечества: "Бог полезный и действенно-нужный для успехов цивилизации, для индустриально-капиталистического развития не может быть истинным Богом" [73].
72 Бердяев Н.А. Указ. соч. С. 168.
73 Там же. С. 171.
Цивилизация не спасла Европу. Катастрофы, предсказанные Шпенглером и другими западными и русскими мыслителями, не заставили долго ждать себя. Началась эпоха мировых войн и революций.
290
Последствия Первой мировой войны: "психологические опыты"
Бердяев обращается к анализу причин, характера и последствий Первой мировой войны. Прежде всего война развенчала "успехи" цивилизации, сменившей эпоху ренессансной культуры, доказала иллюзорный характер новых достижений. Война - логический результат цивилизационного развития; она пришла потому, что не могла не прийти, и последствия войны так же ожидаемы и предсказуемы, как и последствия цивилизации. Мировая война несет с собой человечеству глубокий духовный кризис. Последствия такой небывалой войны неисчислимы и не могут быть предвидены целиком: наряду с внешними (международными, политическими и экономическими) изменениями происходят внутренние, "неприметные", духовные изменения. Бердяев полагает, что духовные последствия войны не менее значимы, чем последствия экономические и политические.
Рассматривая проблему социализации жизни, философ пишет, что "в XIX в. мироощущение и миросознание передовых слоев человечества было окрашено в ярко социальный цвет. Не раз уже указывали на то, что социология заменила теологию, что религиозное чувство потерявшего веру человечества направилось на социальность. Ориентация жизни сделалась социальной по преимуществу, ей были подчинены все другие оценки. Все ценности были поставлены в социальную перспективу. Человеческая общественность была выделена из жизни космической, из мирового целого и ощущалась как замкнутое и самодовлеющее целое. Человек окончательно был водворен на замкнутую социальную территорию, на ней захотел он быть господином, забыл обо всем остальном мире и об иных мирах, на которые не простирается его власть и господство. Завоевания человека на ограниченной, замкнутой социальной территории достигались ослаблением памяти, забвением бесконечности. Быть может, нужно было человеку пережить период этого ограниченного мироощущения, чтобы усилить и укрепить свою социальную энергию. Всякого рода ограничения бывают прагматически нужны
291
в известные периоды человеческой эволюции. Но ограниченность этого социологического мироощущения не могла продолжаться слишком долго. Эта ограниченность таила в себе возможность слишком неожиданных катастроф" [74].
Одной из таких катастроф явилась Первая мировая война. Бердяев сравнивает ее с девятым валом, который смёл все поверхностные иллюзии и показал всем, даже наиболее ослепленным, насколько поверхностны и недолговечны социальные утопии. Такова участь утопий гуманизма, пацифизма, международного социализма, международного анархизма и т.д. "Выясняется не теорией, а самой жизнью, - пишет Бердяев, - что социальный гуманизм имел слишком ограниченный и слишком поверхностный базис. Не было принято во внимание, что существуют глубокие недра земли и необъятная мировая ширь и звездные миры. Много темно иррационального, всегда приносящего неожиданность, лежит в этих недрах и в бесконечной шири... Слишком многое не принимается во внимание в социальных утопиях, всегда основанных на упрощении и искусственной изоляции" [75].
Война нанесла окончательный удар по "фаустовской" Европе (в трактовке Шпенглера), Европе Нового времени, она сняла налет цивилизации XIX и XX вв. и обнажила более глубокие пласты человеческой жизни, раскрепостила хаотически иррациональное в человеческой природе, лишь внешне прикрытое, но не претворенное в нового человека. В XX в. на место казавшихся вечными буржуазных и социалистических ценностей приходят "расовые и национальные инстинкты". Взлелеянный столетиями рационализм Западной Европы потерпел фиаско перед стихией иррационального: "Борьба рас, борьба национальных достоинств, борьба великих империй за могущество и владычество по существу сверхнациональна" [76].
74 Бердяев Н.А. Космическое и социологическое мироощущение // Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990. С. 145.
75 Там же. С. 145.
76 Там же. С. 118.
292
Кризис интеллигентского сознания
Значительная часть человечества, согласно Бердяеву, оказалась духовно совершенно неподготовленной к катастрофе мировой войны, которая разразилась внезапно, разбивая все укрепленные позиции: "Многие почувствовали себя выброшенными за борт истории" [77]. В огромной массе русской интеллигенции война породила глубокий кризис сознания, изменение основных оценок жизни. Большинство представителей российской интеллигенции были совершенно не подготовлены к столь грандиозным по своим масштабам и значимости событиям, как мировая война. Бердяев объясняет кризис интеллигентского сознания в России трансформацией двух его важных параметров: обращенности сознания к внутриполитическим и социальным проблемам, а также сформированной и устоявшейся в течение очень длительного времени системы ценностей и категорий. Вот эти-то ментальные конструкты и не выдержали проверки мировой войной, что соответственно вызвало кризисные ощущения выброшенности, несостоятельности, несвоевременности, недееспособности и пр.
Итак, традиционное сознание представителей интеллигенции в России было целиком обращено на внутреннюю политику и рассмотрение внутренних же социальных проблем: "Мировая война неизбежно обращает сознание к политике международной и вызывает исключительный интерес к роли России в мировой жизни. Кругозор сознания делается мировым. Преодолевается провинциализм сознания, провинциализм интересов. Мы волей судьбы выводимся в ширь всемирной истории" [78]. По мысли Бердяева, традиционный русский интеллигент, привыкший все оценивать по своим отвлеченно-моралистическим категориям, растерялся, когда от него потребовалась живая реакция на события такого масштаба. Привычные проверенные доктрины и теории оказались бессильными перед "грозным лицом всемирно исторического фатума", неспособными объяснить