35. Уайатт
Они похоронили Питера в саду, под шаткой пирамидой из неплотно уложенных камней. Могила бедняка, без опознавательных знаков. Когда все было готово, Уайатт и Джеймс встали бок о бок и уставились в землю, наблюдая, как медленно распускаются голубые незабудки в свежевскопанной почве.
— Может, нам стоит где-нибудь написать его имя?
Джеймс нахмурился, глядя на груду камней.
— Я не знаю, как оно правильно пишется.
— Ты… — Она сердито посмотрела на него, прикрывая глаза от солнца. — Его несложно произнести по буквам, Джейми.
— Зверь называл его по-другому, — сказал он, наклоняясь, чтобы поднять с земли цветок. — Я слышал, когда зверь был в моем теле.
— Петтиер, — сказала она, вспоминая.
Джеймс кивнул.
— Питер Криафол.
Целый ряд эмоций захлестнул ее. Удивление. Печаль. И потом, вслед за этим, принятие. В конце концов, стало понятно, что она вообще никогда по-настоящему не знала Питера. Что для них обоих он был чем-то вроде мечты, на которую ни один из них не знал, как претендовать.
Но он любил ее. Он любил их обоих. И она тоже любила его… те частички себя, которые он считал нужным ей дать. Это что-то значило. Сняв кожаный шнурок со своей шеи, Уайатт прикрепил пуговицу Кабби к самому верхнему камню. Джеймс наблюдал за ней, засунув руки в карманы.
— Он бы хотел, чтобы ты сохранила ее.
Она всхлипнула.
— Во-первых, она никогда не была моей.
Они постояли там еще немного, наблюдая, как пчелы жужжат между кустами дикого индиго.
— Я продолжаю прокручивать в голове события прошлой ночи, — сказала она, когда молчание стало слишком тяжелым. — И не перестаю гадать, что я могла бы сделать по-другому.
— Это пустая трата времени, — сказал Джеймс. — Все кончено. Мы не можем ничего изменить.
Вспышка гнева пронзила ее.
— Мы предотвратили твою смерть, не так ли?
На это у него не было ответа. Взглянув на Джеймса, она увидела, что его глаза прищурены от солнца, а выражение лица мрачное. Ей было интересно, что он видит в потемках своей головы. Какие воспоминания он унес с собой из глубин ада.
Колеблясь, она спросила:
— Как твоя рана?
— Лучше, — он улыбнулся, но это мало помогло развеять атмосферу беспокойства между ними. — Видишь?
Он приподнял низ рубашки, открывая ей вид на торс. Зловещие шрамы, перекрещивающиеся друг с другом, начали исчезать. След от удара отцовского ножа уже затянулся.
— Ты… — Она замолчала, не зная, что сказать, и остановилась на: — … вернулся навсегда?
— Я не знаю, — признался он, глядя в небо. — Но что бы ни было во мне, это ушло, и я не превратился в соляной столб. Ощущение многообещающее.
— Думаешь, ты бессмертный? Как Питер?
Он приподнял бровь.
— Это не та теория, которую я хотел бы проверять.
Пока они разговаривали, Крошка тихонько подобралась к их ногам, ее глаза были широко раскрыты и затуманены. Она выглядела усталой, медлительной, шерсть у нее была в пятнах, а движения скованы артритом. Обойдя могилу, она отыскала солнечное местечко в цветущей скорпионьей траве. Когда с этим было покончено, Крошка посмотрела на Уайатт с такой твердостью, которая говорила о том, что она не сдвинется с места.
— Все в порядке, — прошептала Уайатт. — Ты тоже можешь идти.
Крошка тихонько мяукнула и закрыв глаза, зарылась поглубже в голубую массу лепестков. Уайатт смахнула слезинку, прежде чем та успела скатиться.
— Она всегда была кошкой Питера.
— Здесь все принадлежит Питеру, — ответил Джеймс. — Так было всегда. И ты знаешь, что бы он сделал, если бы был здесь с нами, ведь так?
Он поднял серебряную зажигалку, помятую сильнее, чем в прошлый раз, когда она ее видела. Поднялся ветер, взъерошил ее волосы, и она поймала себя на том, что улыбается ему.
— Он бы все сжег.