— Джейми, ты не можешь. — Она почувствовала себя так, словно ее ударили под дых. — Там небезопасно.
— Здесь тоже, — сказал он. — По крайней мере, пока я с тобой. Я не горю желанием оказаться по ту сторону защиты, когда случится худшее.
Уайатт не могла представить себе ничего хуже, чем то, что его не будет с ними, чтобы вместе встретить неизбежный конец. Она уже собиралась сказать это, когда он заговорил снова.
— Знаешь, я узнаю это ожерелье.
Она прерывисто вздохнула.
— Правда?
— Конечно. Мой отец был зациклен на нем долгие годы. Он знал, что у твоего отца на чердаке какие-то секреты, и чуть с ума не сошел, пытаясь понять, что бы это могло быть. Временами он только об этом и говорил.
— Так, значит, ты знаешь, что оно делает?
Взгляд его глаз встретился со взглядом Питера поверх ее головы, и что-то бессловесное промелькнуло между ними.
— Да, — сказал он наконец, смирившись. — Я знаю, что оно делает.
— Ты не обязан этого делать, — поспешила сказать она. — Тебе не обязательно уходить. Маккензи может сделать больше. Она знает, как это делается.
— Маккензи здесь нет.
За лесом раздался вой. Это был долгий и низкий крик того, кто охотился. В горле у нее пересохло. Ее тело ощущалось песочные часы. Время все уходило и уходило.
— Мы только вернули тебя, — прошептала Уайатт. — Ты не можешь уйти. Питер, скажи ему.
Но Питер молча стоял рядом с ней, глядя на луну невидящим взглядом. Его рубашка прилипла к боку, кровь алыми пятнами проступила на хлопке.
— Он знает, что я прав, — сказал Джеймс, убирая ингалятор в карман. — И он позволит мне уйти, потому что не хочет, чтобы я оставалась с тобой наедине, когда придет время.
— Ты что, — огрызнулась она, — его переводчик?
Джеймс подавил смешок и притянул ее к себе, заключив в крепкие медвежьи объятия. Она попыталась оттолкнуть его, но он крепко держал ее, поцеловав в макушку.
— Я люблю тебя, Уайатт Уэстлок. Ты это знаешь?
Она высвободилась из его объятий, по ее лицу текли слезы. У ее ног бледно-красные маточные почки пробивались сквозь щели в прогнувшейся древесине. Они медленно раскрывались, превращаясь в кровоточащие сердечки. Ей хотелось сорвать их, одно за другим. Спрятаться, чтобы никто не мог увидеть. Она так долго старалась ничего из себя не выплескивать, а теперь просто трещала по швам.
Все было открыто, каждая частичка ее сердца была обнажена. Это было слишком. Все было чересчур.
— Скажи «я люблю тебя, Джейми», скажи это, — попросил он.
— Нет.
Тень улыбки промелькнула на его губах.
— Ты пожалеешь об этом.
По всей длине двери, украшенной скелетами, адские цветы распустились в белые головки, похожие на бумагу. Полуночные цветы, черные тычинки которых придавали им сходство с пустыми черепами. В полумраке глаза Джеймса казались слишком черными. Он уже увядал, зверь постепенно отнимал его у них. Он хрустнул костяшками пальцев, и кости с громкими щелчками выровнялись.
— Что ж, это будет весело.
— Мятеж, — сухо заметил Питер.
Улыбка Джеймса стала ослепительной.
— А разве мы не собираемся попрощаться?
— Мы уже это делали однажды, — сказал Питер, зажимая рану в боку. — Когда я хоронил тебя, помнишь?
Джеймс цокнул языком.
— Обидчивый, как всегда.
Он преодолел оставшиеся между ними ступеньки, и схватил Питера за шею так, что они столкнулись лбами. С трудом выдохнув, тот закрыл глаза. Они простояли так секунду-две — и ни один из них не произнес ни слова. Где-то в лесу что-то издало трель, высокую и чистую.
Наконец Джеймс сказал:
— Я думаю, у тебя идет кровь.
— Немного.
Они оторвались друг от друга, булавочные уколы в боку Питера превратились в кровавую рану.
Джеймс посмотрел на них обоих.
— Летом на озере Комо было бы спокойнее.
Питер и Уайатт стояли рядом и смотрели, как он уходит — сквозь заросли морозника, в заросли лысых деревьев. Прочь от убежища, где они сражались, росли и играли.
Когда он ушел, и ночь стала тихой, Уайатт повернулась к Питеру.
— Что теперь?
— Мне нужно присесть, — признался он. — Пока я не потерял сознание.
— О Боже. Прости. — Она прижалась к нему, помогая добраться до основания алтаря. Он соскользнул вниз, увлекая ее за собой, и они оба ударились о землю чуть сильнее, чем следовало. Со стоном Питер вытянул ноги. Он был призрачно-бледным, рана в боку обильно кровоточила.
— Мне показалось, ты говорил, что умеешь накладывать швы, — сказала Уайатт.
— Я не говорил, что у меня это хорошо получается. Как ты думаешь, кто накладывал тебе? — Он не стал дожидаться ответа. Вместо этого наклонился и поцеловал ее, медленно и нежно.
— Ты знаешь, что делать, — сказал он, когда они оторвались друг от друга.
— Прямо сейчас?
— Мы больше не можем откладывать, — сказал он. — Это несправедливо по отношению к Джейми. Ты пришла сюда, чтобы проводить в последний путь, а не позволить зверю разорвать его на части.
Снаружи, в лесу, что-то тяжелое с треском ломилось сквозь деревья. Титан, выползающий из глубин Тартара.
— Сейчас, Уайатт, — сказал Питер раздраженно.
Она потянулась к кулону и натянула цепочку достаточно сильно, чтобы расстегнуть застежку. Цепочка серебристой спиралью легла ей на ладонь. Ощупывая ее пальцами, она провела по краю, пока не наткнулась на петельку, скрытую в серебряной оправе.
— Даже не думаю, что мне нужно его разбивать, — пробормотала она. — Тут есть маленькая петелька, выглядит почти как медальон.
Уайатт, посмотрев на кулон, нахмурилась, и повертела его в руках, пока что-то не щелкнуло. Ей показалось, что она услышала, как Питер вздохнул, когда петелька ослабла, и кулон открылся в форме двух полумесяцев. Из него потекла кровь, черная и влажная, стекая ей на ладонь.
— Отвратительно.
— Кровь зверя, — объяснил Питер, когда она протянула ему руку. — Добывается из мертвых деревьев в роще. Это древний алхимический ритуал. Под воздействием воздуха составные ингредиенты в конечном итоге разделяются, что лишает зверя связи с этой стороной неба. Обе части будут втянуты обратно в бездну.
— Но в этом нет никакого смысла, — сказала Уайатт, продолжая разглядывать кулон. — Джейми умер всего пять лет назад. Зверь живет здесь уже много веков.
— Это правда, — медленно сказал Питер.
У нее закружилась голова.
— Кроме того, Прайс сказал, что зверь питался душой Джейми. Это паразитические отношения, а не дружеские.
— Да.
Воздух в святилище был спертый и неподвижный. По ее коже пробежал жуткий холод.
— Ты сказал, что в медальоне была какая-то смесь. Кровь зверя и что еще?
— Уайатт…
— Что ещё?
— Порошок из костей, — тихо ответил Питер.
Из ее легких вышел весь воздух. Медальон выскользнул у нее из рук и со звоном упал на пол между ними.
— Зверь никогда не был привязан к Джеймсу. Он был привязан к тебе.
Она посмотрела на Питера и увидела, что он смотрит на нее, его глаза были бледными и холодными, как лед. Из его носа потекла тонкая струйка крови. Черная, как деготь. Скользкая, как живица.
— Нет.
Его губы сложились в подобие улыбки.
— Я люблю тебя.
— Нет. — Ее голос был тверд, как камень. — Этого не случится.
— Уайатт, — сказал он, как всегда, спокойно, — ты меня слышишь?
— Я слышу тебя, ты лжец. Я слышала тебя, и я ненавижу тебя.
Улыбка тронула его губы.
— Ты же это не всерьез.
— Ты меня обманул.
Его глаза были ярко-розовыми.
— Ты бы не пошла на это, если бы этого я этого не сделал.
— Вот почему он ушел, — выдохнула она. — Джеймс, он… Боже, он знал? Он знал и ушел в лес, чтобы позволить мне убить тебя?
— Мы не сошлись во мнениях, — сказал Питер, хотя слова выходили запыхавшимися. Ему не хватало воздуха. Он умирал у нее на глазах. И это была ее вина. Как будто она произнесла это вслух, Питер сказал: — Я сам это выбрал, Уайатт.
— Черта с два, ты это сделал, — воскликнула она. — Скажи, как мне это остановить.
— Ты не сможешь. Уже все сделано.
— Я не хочу, чтобы это было так. Я сказала тебе, чего хочу. Я хочу остаться здесь, с тобой. Хочу всего, о чем мы говорили. — Слова лились из нее нескончаемым потоком. Она не могла их остановить. — Мы можем ссориться. Можем ненавидеть друг друга. Мы можем ухаживать за этим местом, пока не состаримся и не согнемся. Мне все равно. Мне все равно, что мы будем делать. Просто останься здесь, со мной.
Он покачал головой.
— Я уже говорил тебе… я достаточно долго обманывал смерть. Я никогда не был предназначен для такой жизни.
Ей хотелось ударить его. Хотелось закричать. Хотелось, чтобы земля разверзлась. Она вскочила на ноги, ища, дикая и обезумевшая. Им ничем нельзя было помочь. Не было ничего, кроме темноты, первые лучи рассвета просачивались в витражное окно верхнего этажа.
Ей пришло в голову, что Джеймс где-то поблизости — возможно, все еще в пределах слышимости. Джеймс Кэмпбелл, их интриган и планировщик. Он понимал работу гильдии гораздо лучше, чем она. Он должен знать, что делать.
— Джеймс, — позвала она, и ее голос сорвался на крик. — Джеймс Гэвин Кэмпбелл!
— Это бесполезно, — сказал Питер. — Он ушел.
— Нет. — Она снова опустилась на колени, рухнула перед ним, обхватив его лицо руками. — Ты все испортил. Все.
Его глаза затрепетали и закрылись. Она почувствовала, как у него перехватило дыхание, и дотронулась до его груди, ощущая, как замедляется биение его сердца под рубашкой.
— Это всегда шло к концу, — сказал он ей.
— Не так, — выдавила она из себя. — Ты должен был отправиться домой.
— Все в порядке. — Он прижался губами к ее векам, сначала к одному, потом ко второму. Его поцелуи были мокрыми от ее слез. — Уайатт, все в порядке. Я уже дома.
Она хотела сказать что-нибудь едкое, но тут у него вырвался стон, и он привалился спиной к каменной ограде. Алтарь, на котором он умирал, снова и снова, от рук ее семьи. Из его правого уха красной рекой потекла кровь. Уайатт вытерла ее большим пальцем, слезы неудержимо катились у нее по щекам.
— Пожалуйста, — прошептала она. — Пожалуйста, не оставляй меня одну.
— Небеса закроются. Ты будешь в безопасности.