— Только с тобой, любовь моя.

В конце концов, Питер устроился на бархатном диване у окна, примостившись на соседней подушке. Кошка казалась такой же напряженной, как и он сам, ее хвост подрагивал, а взгляд был острым и настороженным. Он не стал бы затевать драку — не сейчас, когда очередная стычка могла разбудить Уайатт и вызвать подозрения, — но и не оставил бы ее здесь одну.

Каким-то непостижимым образом минуты пролетали незаметно. Они громоздились одна на другую, пока не превратились в тихий, удушающий час. И все это время зверь наблюдал, как он ерзает, с этой ужасной улыбкой на морде. Уайатт тихо похрапывала, свернувшись калачиком под одеялом.

В конце концов, несмотря на все свои усилия, Питер заснул. Он то проваливался в сон, то выходил из него, мучимый видениями стража смерти, его желтоватого лица, сияющего на солнце и улыбающегося. Преследуемый воспоминаниями о том, как Уайатт Уэстлок прижималась своими губами к его под грозовым небом, мыслями о том, как она снимет с него кожу и обнаружит темно-синие веера сцеволы, обвивающие его кости.

Когда он проснулся, у него было ощущение, что это Джеймс разбудил его.

«Не Джейми», — произнес голос в его голове. — «Его труп».

Эта мысль была холодна, как лед. С бешено колотящимся сердцем он вскочил на ноги и в темноте раннего утра оказался лицом к лицу со своим преследователем.

— Она ушла, — сказал он. Воротник его рубашки был пропитан кровью, алая струйка стекала по подбородку. В комнате стоял слабый запах разложения, будто что-то заползло в стены и умерло. Взглянув на окно, Питер понял, почему. Толстые веревки гниющего вьющегося плюща пробились ночью сквозь деревянные планки.

Внутренности Питера сковал страх. Он протиснулся мимо существа и обнаружил, что кровать пуста, одеяло сброшено. Слегка приподнявшись на смятом матрасе, Крошка громко мяукнула… от этого предостерегающего кошачьего вопля волосы у него на затылке встали дыбом. Он повернулся к зверю, крепко сжав кулаки.

— Я думал, ты за ней наблюдаешь.

— У меня были дела, о которых нужно было позаботиться.

— Дела. — Он направился в прихожую, по пути спотыкаясь о носки. — Ты хочешь сказать, что собирался кого-то убить?

— Это для твоего же блага, — раздался ответ в полушаге позади него. — Чем дольше я голодаю, тем труднее мне становится сохранять форму. Если ты не хочешь, чтобы твоя самая темная тайна истлела прямо у нее на глазах, мне нужна пища. Мы заодно, ты и я.

Он не обращал внимания на то, как голос зверя пронизывал его насквозь, пока он открывал дверь за дверью, переходя из одной комнаты в другую, преследуемый ужасным, ноющим чувством, от которого не мог избавиться. Окна во всем доме были наглухо заколочены. Никаких входов. Никаких выходов. Не было пути ни внутрь, ни наружу.

И все же зверь был прав. Уайатт исчезла.

Он был на полпути к спальне Уайатт, когда ноющее чувство сменилось пониманием. Сунув руку в карман, он нащупал фотографию, которую спрятал туда накануне. Это была его весомая улика. Его вечное проклятие.

Он протиснулся в спальню, на ходу выворачивая карманы. Небо над зияющей пастью крыши напоминало бледный, лишенный красок суп. Низко стелющийся туман окутал весь Уиллоу-Хит.

Его карманы были пусты. Фотография исчезла.

А там, в плотной стене из тумана, Уайатт Уэстлок пробиралась к лесу.