19. Питер

На следующее утро солнца вообще не было видно. Небо над холмами было серым и расплывчатым, окутывало весь Уиллоу-Хит пеленой цвета горохового супа. Внутри дома было темно, как ночью, окна в каждой комнате были заколочены досками.

Питер нашел Уайатт в столовой, она сидела, подложив руку под щеку, и размеренно дышала. Надетый на ней его свитер висел, как платье, рукава с двойными манжетами скрывали ее руки. На коленях у нее лежал старый фотоаппарат Джеймса «Полароид», объектив поблескивал в свете люстры. Несколько проявленных фотографий были разбросаны по столу, как листья. Неподалеку Кура жевала опавшие девичьи волосы, глядя на Джеймса со своей обычной стальной проницательностью.

Он осторожно выдвинул стул и опустился на него. Уайатт, сидевшая во главе стола, не шевельнулась. На этот раз она спала крепко и без криков. Редкий вид ее умиротворенной натуры заставил что-то сжаться внутри него. Очень долго он сжимал свой гнев в зубах, как удила. Пережевывая его, пока у него не свело челюсти, и он не начал бредить, сходя с ума от послевкусия. Умирая в тишине. Живя в тишине. Выживая в тишине.

Просто. Просто. Просто.

И вот наконец появилась Уайатт. Ключ к его свободе. Ее карие глаза и голова, полная мечтаний, ее рука, скользящая в его руке. В ней не было ничего простого. В ней не было ничего легкого. И все же долгие годы он цеплялся за нее так крепко, как только мог. И теперь, в итоге он не знал, как ее отпустить.

Зверь прав. Он был трусом.

Но прошлой ночью он взглянул в лицо стражу смерти и увидел, чем все закончится. Проще всего было позволить этому случиться.

Осторожно, чтобы не разбудить ее, он собрал разбросанные фотографии и просмотрел их одну за другой. На первых снимках под разными углами была запечатлена комната для гостей— стены почернели, обои отслаивались, на месте кровати была яма с золой. Следующая серия снимков показывала ее спальню. Там расположилась огромная старая ива, воткнутая в пол, как плачущая гильотина. Ещё была кровать с изорванным в клочья балдахином. Далее следовала череда фото комнат, заросшего мхом рояля, полного разбитых тарелок из буфета.

Взглянув на последнее фото, он остановился.

Его внимание привлекла не кухня с заколоченными окнами и сидящими на насестах курами. Дело было не в почерневшем цементном растворе или гниющей вазе с фруктами на кухонном столе. Вместо этого на фото его внимание привлек человек в холле, застигнутый врасплох, его черные глаза смотрели на Уайатт.

Кожа Питера покрылась испариной, а в животе поселилось беспокойство. Потому что мальчик на фотографии был призраком. Там, куда падал свет, он был очень похож на Джеймса. Темные волосы, темные глаза, чуть заметная улыбка. Но в тени он был похож на труп. Он стоял с обнаженными ребрами и обмякшими конечностями, одна половина его рта была приоткрыта в оскале скелета.

Питер осторожно сунул фотографию в карман и поднялся, чтобы уйти, и выругался, когда ножки его стула зацокали по дереву. Звук вывел Уайатт из сна — сначала медленно, а затем внезапно. Она резко выпрямилась, глядя на него остекленевшими от лихорадки глазами.

— Что ты делаешь?

— Что ты делаешь? — он переадресовал вопрос. Фотография ощущалась как порох в кармане. Трус, пробежало у него пульсом по венам. Трус, трус, трус.

— Вот это? — она положила фотоаппарат на стол и собрала фотографии в стопку. — Это для страховой выплаты.

— Что?

— Несколько лет назад, после того как в магазин моей тети вломились грабители, ей пришлось работать со страховыми агентами. Они попросили фотографии ущерба. — Она подняла руки над головой, и рукава его рубашки упали ей на локти. Это движение привело к тому, что она вздрогнула и почти мгновенно съежилась. — Не думаю, что они обвинят меня в том, что я испортила спальню, потому что нет способа доказать, что я вырвала с корнем целое дерево. Но по поводу комнаты для гостей могут подумать, что это поджог. История с зажигалкой не поможет.

Он медленно опустился обратно в кресло.

— Не все ли тебе равно? Я думал, ты пришла сюда, чтобы сжечь это место дотла.

— Так и было. — Она щелкнула по случайно попавшей фотографии и смотрела, как та крутится по столу. — Я не знаю, может быть, Джеймс был прав. У меня нет плана. Я сидела и ничего не делала несколько дней, просто ждала конца. Но мы выросли здесь. Мы трое. И, может быть, я не осознаю, во что мы превратились, и, возможно, уничтожим друг друга прежде, чем все закончится, но это наш дом.

— Это не мой дом, — напомнил он ей.

Она закрыла глаза, но он успел заметить, как в них промелькнула обида.

— Рано или поздно это закончится, — сказала она. — А когда пыль уляжется, кому-то нужно будет присмотреть за домом. Так что я фотографирую.

Когда он замолчал, она взглянула на него. Уайатт сидела так близко, что он мог протянуть руку и коснуться ее, и все же он никогда не чувствовал себя так далеко от нее, как в сейчас. Это было почти смешно. Последние пять лет его преследовали мысли о ней. Он видел ее, когда засыпал. Когда просыпался. В темноте ночи и в знойный день. А теперь она вернулась и продолжала преследовать его.

Они оба.

Фотография в его кармане весила десять тысяч фунтов.

— Не думала, что увижу тебя сегодня, — сказала она, тыча пальцем в полароидный снимок. — Только не после вчерашнего вечера.

Он подумал о прокуренной комнате и о том, как зверь играл с головой Уайатт, ломая их обоих, как маленьких кукол:

— Что будет, когда вашему маленькому партнерству придет конец?

Не говоря ни слова, он поднял кожаный шнурок над головой и положил его между ними. Маленький голубой глаз громко звякнул о крышку стола.

— Я хотел извиниться, — сказал он. — За Кабби. Я знаю, как много он для тебя значил.

Уайатт не взяла ожерелье. Она смотрела на пуговицу так, словно это была гремучая змея.

— Я все утро думала, — сказала она. — Снова и снова прокручивала в голове один и тот же вопрос. Что видит мальчик, который умирал сотни раз, когда смотрит в глаза стражу смерти?

Питер подумал о бледном лице стража смерти, о том, что он увидел в его освещенном солнцем взгляде. Он понимающе наблюдал за ним, его безмятежная улыбка была отражением его собственной. То, как он внезапно понял, без малейших сомнений, что его дни на этой вонючей стороне неба подходят к концу.

— Возьми ожерелье, Уайатт, — сказал он.

— Я не хочу.

— Я отдаю его тебе.

— Я не хочу его, — повторила она. — Я хочу, чтобы ты ответил на мой вопрос.

Он вскочил на ноги, чуть не опрокинув стул позади себя. В животе у него все сжалось. В голове был сплошной ужас. Он и раньше был близок со смертью. Он не считал ее своим врагом. Это был просто временный, прощальный вздох.

Но это? Он не мог дышать. Только не с отражением стража смерти в его голове. Только не со взглядом Уайатт на его лицо и трупом Джеймса в кармане. Дом сжимался вокруг него, как саркофаг. Его хоронили живьем.

Когда он повернулся, чтобы уйти, Уайатт поднялась вслед за ним.

— Питер, — сказала она, — не уходи.

Он выскользнул в коридор, не ответив. Курица шарахнулась в сторону, испуганная его внезапным появлением.

— Джеймс прав, — сказала Уайатт. — Ты трус.

Эти слова были подобны зажженной спичке. Он взорвался и в ярости набросился на нее. Она была в полушаге от него, и ей пришлось резко остановиться, чтобы избежать столкновения.

— Повтори, — приказал он, его голос стал на целый регистр ниже.

В ее глазах вспыхнул огонь.

— Ты трус.

— Ты так думаешь? — Он заставил ее отступить на шаг, и она уступила. — Знаешь, это забавно… я прожил много жизней. Это были короткие жизни — чахлые и пустые — но они были моими. И за все это время никому ни разу не пришло в голову спросить меня, чего я хочу.

Еще шаг, и она ударилась бедром о буфет, задев вазу с увядшими цветами.

— Мне поклонялись, — продолжал он. — Меня прославляли. Меня умащали елеем и делали все подношения. Гильдия вела себя так, словно это был настоящий дар — быть любимым смертными. Но я никогда не просил их обожания. Я никогда не просил бессмертия. Я никогда не просил ничего из этого.

На этот раз, когда он столкнулся с ней, она отлетела в угол. Он уперся руками в стену, зажимая ее там.

— Ты хочешь, чтобы я дал тебе ответы? Ты хочешь, чтобы я открыл тебе свою душу? А как насчет того, чего хочу я?

Она вглядывалась в его лицо, ее голос перешел на шепот.

— Чего ты хочешь?

И вот он — неразрешимый вопрос с невозможными ответами. Он хотел узнать, остался ли прежним вкус ее губ после стольких лет. Он хотел исправить все ужасные поступки, которые совершил. Он хотел вернуться к прошлой ночи — к молчанию лягушки-быка и ее глазам, потемневшим от подтекста, — и забраться в постель рядом с ней.

Но было слишком поздно.

— Я хочу уйти, — сказал он. — И не хочу, чтобы ты шла за мной.

***

Когда Питер добрался до главной спальни, было уже поздно. Ощупывая пульсирующую жилку на виске, он остановился на пороге. Уайатт крепко спала в постели, ее грудь вздымалась и опускалась под лоскутным одеялом. Рядом с ней развалился зверь.

— Убирайся, — приказал Питер.

Морда зверя расплылась в улыбке.

— Меня попросили быть здесь.

— Мне все равно. Я же говорил тебе держаться от нее подальше.

При жизни улыбка Джеймса Кэмпбелла была заразительной, как зевок. После смерти она выглядела только тревожащей. Он производил впечатление опустошенного мальчишки. «Ты раскрываешь свои карты», - говорила она.

— Ты знаешь, я не причиню ей вреда.

— Нет, — согласился Питер, — только нашепчешь ей на ухо свой яд.

— Необходимо сделать подношение. — Существо откинулось назад, вяло закинув руки за голову. — Ты видел, что там происходит. Самые темные уголки леса проливаются кровью на ферму. Мир Уайатт не может так долго удерживать таких, как я, не разрушаясь. Он трещит по швам.

— Так уходи, — выплюнул Питер. — Забирайся обратно в нору, из которой выполз.

Улыбка скелета стала еще шире.