9

КЛЭЙ

Невероятно, как сливаются воедино дни, когда тебе не нужно ни ходить на работу, ни заниматься спортом, ни быть где-либо ради кого-либо. В неумолимом графике профессионального спортсмена не остается времени спросить «почему».

Зачем играть в баскетбол?

Зачем вообще вставать по утрам?

Или сейчас полдень?

Нова ушла семнадцать дней назад.

Наша ссора на вечеринке возникла из ниоткуда, но почему-то казалась неизбежной. Перерыв, как она это назвала. Но дело не только в этом.

Меня бросали и раньше. Я должен был знать, что из этого ничего не выйдет. В ту секунду, когда я был не в лучшей форме, все рухнуло.

Вчера, когда она прислала за своими вещами, все стало по-новому. Теперь студия Новы пуста, как и ее половина комода.

Я открываю глаза и обнаруживаю себя на диване в спортивных штанах. В воздухе пахнет несвежей пиццей, все еще лежащей в коробках.

Я сгибаюсь, и крошки чипсов оседают на выступах моего пресса.

Очевидно, я съел целый пакет «Доритос», пока смотрел реалити-шоу. Телевизор включен на беззвучный режим, а в новостях показывают заголовок о начале сезона. Лос-Анджелес играет свою первую игру сегодня вечером.

За последние десять лет я ни разу не начинал сезон неудачно.

Это должно вызывать чувство освобождения. Вместо этого на меня словно давят стеклянные стены, душат, но я не могу заставить себя отступить.

Я всю жизнь старался быть самым сильным. Самым быстрым. Самым лучшим. А теперь я – ничто.

На углу журнального столика лежит дневник, который Нова сделала мне на прошлое Рождество, – из ткани, с дюжиной моих татуировок, нанесенных ее уверенной рукой.

Я открываю обложку и листаю его до первой чистой страницы.

Она пустая.

Как и я.

Звук открывающейся снаружи автомобильной двери притягивает меня к окну. Мое колено, которое во время плей-офф ныло каждый раз, когда я переносил на него вес, теперь функционирует едва слышно. Я смотрю на подъездную дорожку и сад со следами шин на маргаритках.

У ворот моя сестра нажимает на клавиатуру.

Я распахиваю дверь и ступаю на коврик босыми ногами.

– Какой у тебя код от ворот? Я уже пробовала «баллер баллер биллс», – звонит Кэт.

Я называю его, и через минуту к дверям подъезжает машина. Из нее выходит моя сестра с огромной сумкой в руках и в больших круглых солнцезащитных очках. Дэниел, помахав рукой, выбирается с водительского сиденья, а Энди выскакивает с заднего сиденья и направляется прямиком к баскетбольному кольцу.

Кэт направляется ко мне, осматривая сад, когда проходит мимо.

– Не могу решить, кто выглядит хуже, ты или цветы.

Я потираю рукой подбородок, вспоминая, что не брился несколько дней. Мои волосы, возможно, тоже длинные.

– Шучу. Я люблю тебя, несмотря на то, что ты похож на мостового тролля.

– Что ты здесь делаешь? – она не была здесь с момента переезда – занята учебой – и выбрала самое неподходящее время.

Кэт обнимает меня за талию.

– Мы хотели посмотреть, как ты получишь свою награду.

Но, несмотря на неожиданный визит, встреча с ней всегда смягчает лед в моей груди.

Я помогаю Дэниелу занести чемоданы и поставить их в гостевой комнате возле студии Новы.

– У тебя есть баскетбольный мяч? – спрашивает Энди, когда мы заканчиваем.

– Дай посмотреть, – я иду к шкафу в холле и роюсь в нем, пока не нахожу один.

– Да кто ты такой, мать твою? Ты не знаешь, где лежат баскетбольные мячи? – спрашивает Кэт, когда мы выходим вслед за ним.

– Не прикасался ни к одному с финальных игр, – говорю я, когда Энди и его отец идут работать на половину корта.

– Что? – шипит моя сестра. Я поворачиваюсь и вижу, что Кэт стоит, сложив руки, в дверном проеме. – Когда мы были детьми, ты не мог прожить и дня без того, чтобы не взять его с собой. Ты даже брал его с собой за стол во время еды.

От этих воспоминаний мне становится не по себе.

– Мне нужен был перерыв после сезона.

– Чтобы играть в благотворительные турниры по гольфу? Чтобы сидеть на диване? – ее глаза сузились. – И если так... я сделаю тебе больно, если ты посмотрел «Продажи с видом на закат» без меня.

Кэт всегда была решительной, как черт. Даже когда она болела, даже когда было тяжело, моя сестра была бойцом. Может, у нее и нет легионов поклонников, людей, носящих ее имя и номер, но она сильнее меня. Она лучший герой для мира.

– Где Нова? – она заглядывает в дом.

– Она гостит у семьи в Денвере.

– С каких пор?

– Пару недель, – я провожу рукой по лицу. – Она звонила, чтобы прислали ее художественные принадлежности и одежду.

Сестра прислоняется ко мне и берет меня за руку.

– Мне очень жаль. Вы поссорились?

Нет, это было хуже, чем ссора. Нова посмотрела на меня так, словно я был сломлен.

– Она была расстроена из-за… Множества вещей. Хотела сделать перерыв.

– И что ты сказал?

– Что я должен был сказать?

Она вздыхает.

– Клэй...

– Прекрати. Не нужно, чтобы ты практиковала на мне приемы детского психотерапевта. Расскажи мне о себе.

На секунду, клянусь, она собирается возразить, но в кои-то веки она пропускает это мимо ушей.

– В школе тяжело. У Энди появились новые друзья. Работа Дэниела захватывающая. Ты не поверишь, сколько драм создают профессора, они хуже, чем все дома в кампусе...

Мы стоим бок о бок, пока Дэниел и Энди играют в баскетбол. Приятно думать о ком-то другом для разнообразия.

Когда она заканчивает, я говорю:

– Я рад, что они у тебя есть.

– Я тоже, – ее знакомое лицо озаряет полуулыбка. – Это было похоже на катастрофу или медленное сгорание?

– А?

– После чемпионата начался спад. Это произошло внезапно или потребовалось время?

Я вдыхаю. Мы на улице, но воздуха не хватает.

– Может, это был момент, когда мы выиграли чемпионат, или игра, в которой я получил травму. Может, это был тот момент, когда я позвонил Джею, а он не перезвонил. Или сам обмен. Может, все вместе.

Она кивает.

– Так было, когда я болела. Понемногу, пока вокруг не осталось ничего, что приносило бы мне радость. Вы говорили об этом с Новой?

– Я пытался.

– Значит, нет.

Я вздрогнул.

– Она приехала сюда ради меня. Она была ярким пятном в моей жизни. Я хотел быть сильным ради нее. Я не мог сказать ей, что ненавижу все.

Кэт отстраняется и смотрит на меня, ее глаза того же оттенка, что и мои.

– Когда кто-то любит тебя, он может сказать.

Я видел каждый раз, как Нова смотрела на меня, когда думала, что я не замечаю. С беспокойством, с разочарованием, с грустью.

– Она не хотела быть здесь со мной.

– Она не хотела быть здесь без тебя, – поправляет Кэт. – Если тебе не нравится здешняя команда, могу поспорить, у тебя есть дюжина предложений.

– Мой последний контракт был рассчитан на шесть лет. Самое долгое предложение, которое кто-либо предлагал, три, – я говорю то, что никому не озвучивал вслух. – Это значит, что они думают, будто я иду ко дну. Что это лишь вопрос времени.

– Пока твоя карьера не закончится? Или пока ты не закончишь? – подталкивает она.

Я провожу рукой по лицу.

– Не пугай меня, Кэт. Уверен, это противоречит твоей этике.

– Ни за что, я получу дополнительный балл, если буду практиковаться на семье, – она улыбается. – Но на самом деле, ты с кем-нибудь разговаривал? Профессионал, я имею в виду?

Я качаю головой.

– Мне кажется, я сдаю назад, – говорю я после минутного молчания. – Это первый год, когда мне предлагают больше денег за рекламу, чем за игру в баскетбол. Как будто команды думают, что я уже не тот.

Это оскорбительно, что мое лицо имеет большее значение, чем то, что я могу сделать. Я всю жизнь был лучшим, и, достигнув вершины, не должен был чувствовать себя таким образом.

– В один прекрасный день твоя карьера закончится, а ты никогда об этом не думал.

Моя рука конвульсивно сгибается.

– Что, если все, что я собой представляю, это баскетбол? И это все, на что я гожусь?

– А что, если это так? – ровно повторяет она.

В моем возрасте большинство людей знают, кто они такие.

Все во мне связано с игрой. С игрой, которая дала мне столько же, сколько и я ей. Проблема в том, что я никогда не задумывался о том, что произойдет, когда она перестанет отдавать.

– Клэй! – кричит Энди. – Ты должен увидеть мой бросок!

– С тех пор, как ты подарил ему обруч на Рождество, он подсел, – шепчет мне Кэт.

Я заставляю себя улыбнуться ради него.

– Я смотрю.