Глава 5

О ЖАЖДУЩЕЕ СЕРДЦЕ, О ПОТЕРЯННЫХ ЦВЕТАХ

Брианна

В пять лет мне сказали, что я не буду ходить в школу. Первую половину жизни я занималась дома с репетиторами и мамой, но образование продвигалось вперед.

В девять лет отец прекратил все мои внешкольные занятия. Он опасался, что верховая езда и танцы разорвут мою девственную плеву, и я буду считаться испорченной и не подходящей для брака.

Не обращая внимания на свое унижение, не понимая, за что меня наказывают, я сразу поняла, что быть девочкой — это плохо.

Когда стало известно, что у старшего Кассатто не будет сыновей, чтобы продолжить его наследие, в возрасте двенадцати лет меня стали охранять как редкое сокровище.

Ну, редкое — это не совсем точно. Скорее проклятое сокровище, которое высмеивали за то, что я женщина, а не мужчина, потому что в этом возрасте, когда мальчики становились мужчинами в нашем клане, я сама становилась женщиной.

Но мои перемены не были отмечены.

Они проливали кровь и были восхвалены. Я истекала кровью и была опозорена.

Я и дня не прожила без постоянного напоминания о том, что подвела своего отца, просто родившись не того пола.

Единственное, что удерживало меня от полной ненависти к нему, — это страх, который я видела в его глазах за меня, едва ли не больший, чем его беспокойство по поводу ухудшения здоровья моей матери.

Затем, к шестнадцати годам, после того как моя мать скончалась от инсульта, мне сказали, что у меня будут мачеха и сводный брат и что я буду учиться в школе в Италии. Пока мой отец развивал свою огромную империю, я была лишь обузой на его пути. Постоянное беспокойство о моей безопасности мешало ему.

Он завладел кланом Венета, и после нападения, доказавшего, что я подвергаюсь опасности во время его завоеваний, я была выброшена из своего укромного кокона и отправлена в чужую страну. Неумелая, неосведомленная, неуклюже спотыкающаяся в незнакомом мире.

И я была влюблена в Доминика Эрасто.

Отец доверил меня нашей большой калабрийской семье. Его сестра, моя тетя Марго, взяла меня к себе, и я посещала частную школу вместе со своими кузенами.

В семнадцать лет я пережила первое душераздирающее предательство. А для уроженки преступного мира, где мужчины дышат этим пороком как воздухом, это очень важно.

Достаточно было одному из младших членов клана моего отца сделать одно унизительное замечание в мой адрес, и я увидела, как Ник пустил ему пулю в лоб. Странно, но это никак не повлияло на мои чувства. Ник был моим защитником. Я доверила ему свою жизнь.

Сокрушительный удар последовал позже, когда я подслушала, как Лука завуалированно высказался о том, что чувства Ника ко мне больше, чем к сестре. Ник поднял на него опасные глаза и заявил:

— Она еще ребенок. Я уберу эту маленькую сучку и верну себе империю, когда придет время. А до тех пор никто, блять, ее не тронет.

Мир, в котором я существовала, разбился вдребезги.

Я вернулась в Калабрию с открытыми глазами, а моя вновь обретенная ясность стала болезненной, зияющей раной. Ник никогда не был моим ангелом-хранителем. Он не был моим защитником. Он был зверем, охраняющим башню для своего пленника.

Я несколько месяцев перебирала в памяти каждый момент, проведенный с ним, наши взаимодействия, исправляла то, как я сначала неправильно истолковала его поведение по отношению ко мне как привязанность, перестраивала свое иллюзорное увлечение и наконец приняла правду.

Мой сводный брат был моим врагом.

Теперь, когда мне исполнилось восемнадцать и я наконец-то представляю ценность для отца, я как спелый персик, готовый к тому, чтобы острые зубы мафии вонзились в мою пухлую мякоть.

У меня есть цель.

Я обещана Сальваторе Карпелле, дону нью-йоркской Коза Ностра, второй по могуществу преступной организации после организации моего отца. Менее чем через две недели меня переведут из одной клетки в другую. Брачный контракт связывает меня с человеком, которого я видела всего один раз, и только для того, чтобы он мог увидеть меня лично, оценив, как скот на аукционе.

Что вполне уместно, поскольку я чувствую себя так, словно меня ждут не дождутся отправить на убой.

Несмотря на пренебрежение отца в последние пару лет, я полагаю, что должна быть благодарна ему за то, что он сделал единственную вещь, которая действительно принесла мне пользу, пусть и ненамеренно. За последние два учебных года, с тех пор как он женился на Эленор, а меня отправил к тете, я стала немного самостоятельнее. Чуть более осведомленной, сообразительной.

Смертоносной.

Приобретенные мною специфические навыки намного превосходили то передовое образование, которое я уже получила от своих наставников.

Как женщине, связанной с преступной организацией, искусство обольщения может не только сохранить вам жизнь, но и помочь манипулировать окружающими вас, казалось бы, сильными мужчинами. Этому меня научила моя кузина Елена. Благодаря ей и моей тете Марго я поняла, как необходимо использовать свое тело в качестве оружия.

А потом, конечно же, было мое настоящее, буквальное обучение владению оружием.

В какой бы комнате я ни находилась, я всегда слежу за тем, чтобы поблизости был предмет, который я могу использовать в качестве оружия. Я никогда не даю никому — даже своим телохранителям — шанса загнать меня в угол или изолировать.

Моя калабрийская семья действует несколько иначе.

После сотен лет жестокого обращения и угнетения калабрийские женщины из Ндрангеты создали подпольный союз между собой. Жены и дочери кланов больше не страдают молча, они нашли способы защищать друг друга. Прятаться, когда это необходимо, и наносить удары незамеченными, когда нет другого выхода.

Этот новый мир изменил мое мировоззрение, и поначалу я была в ужасе. Мне хотелось вернуться домой, в свой безопасный кокон, где ядовитая смесь любви и ненависти моего отца оберегала меня.

Вот только... оберегала ли?

В ту ночь, когда Ник ворвался в комнату, чтобы спасти меня, это была не моя комната. Мой отец поместил меня туда, поменяв комнаты в ночь перед своей свадьбой. Его действия были обдуманными, преднамеренными.

Он использовал меня как пешку.

И Ник не спас меня от своих людей, его незаметное нападение на моего отца было неудачным. Как следует из его собственных слов, с той ночи он просто выжидал время, пока его добыча не откормится достаточно для убийства. Когда завеса была поднята и я впервые увидела свой мир ясными глазами, не заметить его было невозможно.

Каждый мужчина в моей жизни представлял угрозу.

Эта мысль укрепила мою решимость, когда я поднималась по лестнице в спальню, которую считала своей собственной, находясь в особняке Эрасто. Мои телохранители, Данте и Вито, следовали за мной на несколько шагов позади.

Прежде чем мне разрешат войти в спальню, они тщательно все прочесывают. Данте проверяет под кроватью, а Вито направляется прямо к двери книжного шкафа Мерфи — той самой двери, которую когда-то использовали двое мужчин, чтобы совершить на меня нападение.

С тех пор на внутренней стороне рамы был установлен замок, препятствующий проникновению в комнату. Зачем кому-то отпирать ее с этой стороны после того, что произошло той ночью? Зачем мне, невинной, наивной дочери босса, на которую напали, жертве, вообще это делать?

Данте в последний раз окидывает взглядом комнату и кивает.

— Здесь безопасно, — заверяет он меня. — Вы снова уедете сегодня вечером, мисс Кассатто?

Я притворяюсь, что зеваю со скучающим видом.

— Я не планировала. Маскарад не был таким уж запоминающимся по сравнению с несколькими проведенными в Италии месяцами. — Я добавляю нотку снобизма для пущей убедительности.

Данте обменивается взглядом с Вито, затем они уходят и снова занимают свой пост у моей спальни.

— Спокойной ночи, ребята, — говорю я, входя в комнату, и закрываю массивную дубовую дверь. Мягкое щелканье замка, задвигающегося на место, расслабляет мои напряженные мышцы. Приглушив звуки бального зала, я достаю телефон из клатча.

Я отбрасываю притворство, которое сохраняла весь вечер, опускаю плечи и мечусь по комнате, находу отправляя сообщение своей кузине Элане.

Я: Это была ошибка.

Когда отец сообщил мне о брачном контракте, я позвонила именно кузине. Мы знали, что контракт будет заключен нескоро, но день после моего дня рождения все равно стал для меня тяжелым потрясением.

Я не была готова.

Я и сейчас не до конца готова — но отчаяние помогло мне сосредоточиться.

Я вижу язвительные черты лица Ника, который несколько минут назад приказал мне уйти в свою комнату, как ребенку. В животе закручивается ниточка ярости, и мне приходится подавить желание швырнуть телефон.

Ни кузина, ни тетя не знают о моем плане в отношении Ника. Они считают, что я здесь, чтобы в последний раз попрощаться с отцом и примириться. А у тети есть свой план — использовать свои ресурсы, чтобы помочь мне сбежать в новую жизнь.

Поначалу это было именно то, чего я хотела.

Вернувшись в Калабрию, страдая от безжалостного признания Ника, я не желала ничего, кроме как сбежать и спрятаться. Исчезнуть в другой жизни.

Но обида имеет свойство со временем трансформироваться в гнев. Раны заживают и затвердевают, утолщая рубцовую ткань. Предательство сердца – самая глубокая рана, требующая самой прочной оболочки.

Я больше не хочу убегать из своей жизни.

Я больше не хочу прятаться от Ника.

Я хочу, чтобы он хоть раз разглядел во мне женщину, увидел меня настоящую, прежде чем я вонжу клинок ему в сердце.

Одним целенаправленным действием я могу устранить его как самую большую угрозу и доказать своему умирающему отцу, что я на это способна, тем самым заслужив его уважение и свободу сделать свой собственный выбор, за кого я выйду или не выйду замуж.