Глава 41

Глава 41

Пэйдин

Кай хрипит мне в ухо, боль вырывает звук из его горла.

Его рука соскальзывает с моего рта, заглушая мой крик.

— Кай!

Он медленно опускается на колени, демонстрируя глубокую рану, тянущуюся через все плечо. Я видела вспышку стрелы, прежде чем она пробила его кожу, мгновенно рассекая плоть. Я падаю рядом с ним, прижимая руки к его лицу, и сердце замирает у меня в горле. — Ты в порядке?

— Разбойники, — выдавливает он, игнорируя мой вопрос. — От меня будет мало толку. — Еще одна стрела проносится мимо моей головы.

— Я вижу, — говорю я, осторожно снимая лук с его спины. Он шипит сквозь сжатые зубы, когда я задеваю его рану. — Нам нужно убраться с дороги. Сейчас же. — Я киваю на скопление камней не более чем в нескольких ярдах от нас. — Ты сможешь туда добраться?

— Это моя рука, дорогая, а не нога, — хрипит он.

— Отлично. — Я встаю на корточки и тяну его за собой. — Тогда тебе не составит труда не отставать.

Мы бежим к скалам, слыша, как мимо нас свистят стрелы. Кай становится между мной и продолжающими лететь стрелами, закрывая меня своим телом. Вот почему я ахаю от удивления, когда наконечник стрелы задевает мою икру.

Жгучая боль пронзает ногу. Я чувствую, как кровь щекочет кожу, пока мы прячемся за скалами, спасаясь за счет их размеров.

Игнорируя собственную рану, я перевожу взгляд на его куда более тревожное ранение. Кровь окрашивает его кожу, заливая плечо. Это зрелище заставляет меня внезапно подавить свой гнев, когда я вижу красный оттенок, который не имеет ничего общего с кровью, стекающей по его коже.

Ему больно. И я ненавижу это.

Осознание этого факта может разозлить меня еще больше.

Потому что именно тогда я понимаю, как страшно обижу любого, кто посмеет причинить ему боль.

Мой взгляд возвращается к нему, желудок сводит при виде такого количества крови — крови, которую кто-то так беспечно пролил. Эта мысль заставляет меня натянуть маску, скрывающую все, кроме ледяного гнева, охлаждающего мои черты.

Я не обращаю внимания на его взгляд, концентрируясь лишь на поставленной задаче. Я раскладываю стрелы так, чтобы их оперенные наконечники можно было легко достать из рюкзака, прежде чем закинуть его на плечи.

Лук горячий в моем сжатом кулаке. Мой взгляд возвращается к нему и находит на его лице что-то похожее на благоговение. Мой голос ровный, а выражение лица холодное. — Я обязательно заставлю их заплатить.

Он тяжело вздыхает. — Не можешь смириться с тем, что я ранен?

Я отступаю на шаг, не сводя с него глаз. — Только когда это моя заслуга.

Последнее, что я слышу, выходя из-за камней, — это горячее «Будь осторожна. Ради меня».

А потом я достаю из рюкзака стрелу, накладываю ее на тетиву, делаю глубокий вдох и стреляю в первую попавшуюся фигуру.

Мужчина падает, когда стрела вонзается ему в грудь. Я быстро приседаю обратно, не обращая внимания на то, что целюсь на поражение. Но у меня осталось всего четыре стрелы, и я не могу позволить себе потратить впустую ни одной.

Холодное спокойствие охватывает меня, когда я выхожу на дорогу. Мои движения отточены, а разум спокоен. Все происходит так быстро, что я едва успеваю заметить, как вылетает еще одна стрела.

Я ныряю за груду валунов, чувствуя, как стрела проносится мимо моей головы. Зная, с какой стороны она прилетела, я встаю и стреляю в плечо, торчащее из-за камня. Стрела попадает достаточно близко к сердцу, и он быстро падает.

Я выхожу обратно на дорогу, не слыша ничего, кроме скрежета гравия под ботинками. Инстинкт заставляет меня повернуться, чтобы выстрелить в тень, и обнаружить человека с луком, нацеленным на меня. Он падает на землю в тот момент, когда моя стрела настигает его сердце.

Тихо. Слишком тихо.

Я нахожу укрытие за очередной группой камней, осматривая окрестности, пока в мою сторону не летит стрела. Я уворачиваюсь, прежде чем она успевает вонзиться мне между глаз. — Попался, — шепчу я.

Когда я встаю, он выпускает еще одну, едва не задев мое плечо. Не раздумывая, я отправляю стрелу в полет в сторону головы, показавшейся из-за камней. Я вижу, как острие пронзает его шею, разрывая сухожилия и разбрызгивая кровь.

Слышу, как его тело ударяется о грязь.

Этот звук выводит меня из оцепенения.

Я дрожу, несмотря на то, что ледяной гнев тает. Дорога, на которой я сейчас стою, словно кружится у меня под ногами. В ушах звенит, сердце колотится, я зажмуриваю глаза, как будто это поможет мне спрятаться от того, что я натворила.

Лук становится скользким в моей потной ладони. Я оцепенело опускаю его и смотрю на свои руки. Я почти чувствую кровь на них. Кровь тех, кого я убила. Когда отец учил меня сражаться, я знаю, что это не то, что он подразумевал.

Нет, не мой отец. Не настоящий.

Но все равно я неудачница. Больше, чем разочарование для него. Я позор. Насмешка над всем, чему он меня учил.

Я забрала жизни. Множество жизней. Семь, если быть точной. И я с трудом могу дышать под тяжестью чувства вины, давящего меня.

— Эй.

Я оборачиваюсь на голос, поднимая заряженный лук и целясь в лицо другому человеку.

Кай.

Это Кай. Я в порядке. Я не должна причинять ему боль.

Его пальцы теплые под моим подбородком, когда он притягивает мое лицо к своему. Я медленно моргаю, вглядываясь в его насупленные брови и ледяные глаза. — Ты закончила, ясно? Ты сделала это. — Он заправляет прядь волос мне за ухо, более нежно, чем я того заслуживаю. — Жаль, что я не мог сделать это ради тебя. Моя душа и так достаточно запятнана за нас обоих..

Его голос звучит откуда-то издалека, разделяемый потоком мыслей. Я качаю головой, с трудом сглатывая. — Думаю, ты недооцениваешь, насколько сильно я запятнала свою душу в последнее время.

Я могла бы утонуть в телах, которые начинают громоздиться у моих ног. Я никогда не желала быть такой. Я никто, и все же я забрала все у других. Возможно, именно так мне удавалось так долго ускользать от Смерти — отдавая ему души, которые мне не принадлежат.

Кай мягко улыбается, заставляя меня снова сосредоточиться на нем. — Тот факт, что ты вообще заботишься о своей душе, означает, что ты все еще намного лучше, чем большинство.

Я долго смотрю на него, переваривая его слова. Позволяя себе притвориться, что верю им. Только когда он отходит, чтобы прислониться к камню, я вспоминаю, что он ранен. Рана от стрелы глубокая и длинная, кровь стекает по его спине.

— Черт, Кай, почему ты говоришь о моей душе, когда сам весь в крови? — Я качаю головой, приседая позади него.

— Мне нравится говорить о твоей душе, — выдавливает он, когда я осторожно прикасаюсь к коже вокруг раны.

— И почему же? — рассеянно спрашиваю я.

— Может быть, — вздыхает он, — я ей завидую.

Я сглатываю. — Во мне нет ничего, чему можно было бы завидовать.

— Тогда ты недостаточно хорошо себя знаешь.

— А что, — фыркаю я, — ты знаешь?

Внезапно он с кряхтением поднимается на ноги. — Ты можешь отрицать это сколько угодно, но нам обоим известно, что знаю.

— И куда, по-твоему, ты направляешься? — спрашиваю я. — Ну, куда мы направляемся?

— Я хочу, чтобы мне было хотя бы немного удобно, пока я истекаю кровью. — Он протягивает мне руку, которую я не решаюсь взять, прежде чем подняться на ноги. — Я надеюсь на пещеру.

— Ты не будешь истекать кровью.... — Я делаю паузу, скептически настроенная. — Мы приближаемся к пещерам?

Он кивает. — Мы уже почти на краю Святилища. Пещеры находятся прямо перед полем, отделяющим нас от Ильи.

— Отлично, — сухо говорю я. — Почти дома.

Мы выходим из-за камней и возвращаемся на тропу. Идя в тишине, я замечаю первое тело, распростертое на груде камней, и быстро отворачиваюсь. Мой желудок скручивается от напоминания о том, что я сделала, от каждого трупа, с которым мне теперь придется столкнуться. Оружие, которым я убивала, снова в моей руке, потное и вроде бы безобидное, болтается над грязью.

Хотя, в некотором роде, так оно и есть. Оружие смертельно только в том случае, если им пользуются. А лук убивает, только если я выпускаю из него стрелу.

Даже не отрывая глаз от земли, всякий раз, когда я прохожу мимо тела, я знаю это. С каждым шагом я ощущаю тяжесть содеянного. Кай молчит, прекрасно понимая, каково это. Что значит убивать и жить с каждым призраком.

Позади нас раздается хруст грязи под ботинками.

Я поворачиваюсь на звук, поднимая пустой лук.

Он тощий, гораздо меньше своих товарищей-разбойников — неудивительно, что я не заметила его среди камней. Он держит лук в трясущихся руках, напрягаясь, чтобы держать его нацеленным на Кая.

И прежде чем я успеваю моргнуть, он стреляет.

Я не задумываюсь, прежде чем встать перед принцем, которого, по идее, должна ненавидеть. Время словно замедляется, пока стрела летит в мою сторону. Рефлексы берут верх над телом, заставляя меня поднять разряженное оружие.

Я взмахиваю луком в воздухе, слыша, как дерево соприкасается с древком стрелы, еще до того, как успеваю осознать, что произошло. Стрела падает на землю размытым пятном, ее наконечник зарывается в грязь.

Я поднимаю глаза и вижу, что выражение лица мужчины отражает мое собственное. На его лице написан полный шок от того, что мне удалось сделать. Пользуясь его нерешительностью, я тянусь за спину, чтобы вытащить стрелу из рюкзака.

Через мгновение она уже наложена на мой лук.

Мои пальцы обвиваются вокруг тетивы — легкие сжимаются, дыхание перехватывает в горле.

Я ослабляю хватку на тетиве, готовясь выпустить стрелу...

Мутное пятно рассекает воздух, кувыркаясь, пока не вонзается в грудь мужчины.

Я моргаю, глядя на стрелу, все еще натянутую на моем луке.

Когда мой взгляд возвращается к мужчине, он сжимает грудь, из которой теперь торчит рукоять ножа.

Я поворачиваюсь и вижу, что рядом со мной стоит Кай, сжимая раненое плечо. — Ну вот, — говорит он с болью в голосе. — Все уже улажено.

Я оглядываюсь на человека, упавшего лицом в грязь. — Как ты...?