Изменить стиль страницы

— Ты лжец, Роман ДеАнджелис. Ты всегда им был. Ты забываешь, что я знаю тебя с самого твоего рождения в этой семье, — говорит Луи, его глаза остры и полны яда. То, как Роман говорит о смерти его сына, явно взъерошило ему перья. — Ты утверждаешь, что ты человек слова, но я не слышал ни капли правды с тех пор, как переступил порог этой двери. Ты не годишься править вместо своего отца. Ты играешь в игры и наслаждаешься разрушением. А теперь скажи мне то, ради чего я проделал весь этот путь.

Роман долго молчит, напряжение нарастает с каждой секундой, пока Луи пытается хоть как-то доминировать над Романом, хотя это невозможно. Роман был рожден для этого, и, наблюдая за ним сейчас, это становится ясно как день.

— Я скажу тебе то, что ты хочешь знать, как только ты скажешь мне то, что мне нужно знать.

Брови Луи хмурятся, и он отстраняется, неуверенно наблюдая за Романом.

— Я не знаю ничего, что могло бы принести тебе пользу.

— Когда ты в последний раз разговаривал с моим отцом?

Луи качает головой, глубоко задумавшись.

— Я не помню, несколько недель назад. Мы коротко поговорили на последнем деловом ужине. Я сказал ему, что он дурак, раз позволяет вам троим неделю свободы. Он должен был держать вас взаперти в том большом замке. Насколько это важно?

Роман сжимает челюсти.

— Мой отец убил мою невесту и забрал моего новорожденного сына, — выплевывает он, и это слово "невеста" убивает что-то глубоко внутри меня. — Если ты знаешь, куда он мог отправиться, тогда тебе нужно сказать мне это прямо сейчас.

Луи качает головой.

— Ты умный человек, Роман. Я вижу, как ты наблюдаешь за всеми, изучаешь их отношения, чтобы потом использовать их в своих интересах. Ты знаешь так же хорошо, как и я, что я не знаю ответа на этот вопрос. Если ты хочешь найти своего отца и своего сына, тогда тебе нужно поговорить с Виктором. Если ждать слишком долго, то ты знаешь какова вероятность найти ребенка живым так же хорошо, как и я.

Роман прищуривается, выдерживая пристальный взгляд Луи еще мгновение, гнев ярко горит в нем, поскольку страх того, что может случиться с его ребенком, преследует каждую его мысль.

— Ты хочешь узнать, что случилось с твоим сыном, тогда я предлагаю тебе поступить так же и найти Виктора.

Луи смотрит на меня и Маркуса, прежде чем перевести взгляд в противоположном направлении, на Леви. Посередине он встречает Романа.

— С какой стати мне нужно разговаривать с Виктором? Какое он имеет к этому отношение?

— Ты ищешь ответы на вопросы о смерти своего сына, так, возможно, стоит начать с человека, который его убил.

Лицо Луи вытягивается, и он качает головой.

— Что ты хочешь сказать? Виктор убил моего единственного сына? Нет, он бы этого не сделал. Ты лжешь.

— Поступай как знаешь, — говорит ему Роман. — Я рассказал тебе то, что ты хотел. Если ты решил не верить мне, то это твоя проблема. Виктор убил Роналду в отместку, а твой драгоценный сын убил Антонио, когда поймал его за яйца глубоко внутри своей жены.

Луи сжимает челюсть и делает шаг назад, в его глазах горит ярость, хотя ярость направлена не на его племянников. Я не сомневаюсь, что он отправится за Виктором. Он снова встречается взглядом с Романом, прежде чем резко кивнуть ему.

— Я найду выход сам.

Тишина поглощает нас, и мгновением позже Луи уходит и слетает вниз по парадным ступеням.

Тяжелый стук двери разносится по фойе, и в ту секунду, когда мы остаемся одни, Роман срывается, страх за своего украденного сына овладевает его разумом, усиливаясь с каждой секундой.

— БЛЯДЬ, — рычит он, роняя пистолет и ныряя за массивной хрустальной вазой в другом конце фойе. Он хватает ее и с силой швыряет, позволяя ей разлететься на миллион осколков о дорогой мраморный пол.

Хрустальные осколки разлетаются во все стороны, а руки Романа взлетают к его голове. Его пальцы впиваются в нее, и я могу только представить, какое дерьмо сейчас творится у него в голове. Он некоторое время меряет шагами фойе, прежде чем Леви подходит к нему.

— Роман... — начинает он, готовый помочь ему любым способом, в котором он нуждается, но, не оглядываясь, Роман уходит вглубь особняка, его боль разрывает мое сердце надвое.