Я отворачиваюсь, но мое внимание остается прикованным к нему и к тому, что я могу ему показать. Мои руки небрежно скользят вниз по телу от ключиц, расстегивая все крошечные пуговицы, скрепляющие верх моего платья. Закусив губу, я осмеливаюсь бросить взгляд сначала вниз, на ничего не подозревающий поток машин под нами, а затем на похожую на статую фигуру, сливающуюся с архитектурой крыши здания.

Если я не ошибаюсь, его стакан упал на пол, а руки крепко прижаты к бокам.

Я прикусываю нижнюю губу, наслаждаясь тем, как он отступает назад и засовывает руки в карманы, подчеркивая ширину своих плеч.

Даже не имея возможности разглядеть выражение его лица, я вижу в нем тлеющее пламя.

Взгляд, которым он одаривает меня с противоположной стороны, воспламеняет меня от груди до пупка, и колени внезапно перестают держать меня. Я не могу разглядеть его янтарные глаза с такого большого расстояния, но то, как он оценивающе наклоняет голову, заставляет меня почувствовать, насколько пуста моя пизда в этот момент, и я внезапно становлюсь влажной от желания.

Он начинает развязывать галстук, как будто у него к нему вендетта. Он отбрасывает его в сторону, как будто он для него ничего не значит, и это делает меня еще мокрее. Он расстегивает свои запонки по одной, и я думаю, что у меня может закончиться одежда раньше, чем он это сделает. Возможно, мне придется прибегнуть к дрочке на этой крыше, чтобы устроить для него настоящее шоу.

Я полностью расстегиваю перед своего платья, расправляя плечи. Ветер срывает его, и оно исчезает в мерцании темноты и облаков.

— Я хочу отдаться тебе. Мое тело, мое сердце, все, что между ними.

Тогда остаюсь только я, стоящая голая на каблуках на этой крыше.

Я бросаю взгляд на дальний конец крыши, и там пусто.

Все в моем мире на секунду замирает, я задаюсь вопросом, ушел ли он, как он мог просто уйти, прежде чем тень прорезает лунный свет надо мной.

Затем я замечаю его, он расправляет крылья и ловко рассекает воздух, прежде чем приземлиться передо мной и подхватить меня. Мое чувство равновесия подводит меня, но мне все равно. Он держит меня.

Мои руки обвиваются вокруг его шеи, касаются его рогов, лица, груди, расстегивают оставшуюся часть его рубашки. Он легко избавляется от нее, и я сдерживаю смех оттого, что она все еще заправлена и висит у него за поясом.

— Ты все еще мистер Слишком одетый, — поддразниваю я.

— Вот и все. Больше никакого мистера Славного парня, — вырывается рычание из глубины его горла, или, может быть, это из его рта, и я просто пристально наблюдаю за тем, как он одним ловким движением расстегивает ремень. Кажется, что мое сердце находится где-то между ног, его руки зажимают мои запястья над головой. Я выдыхаю, когда его ремень проскальзывает и затягивается вокруг моих запястий. Мой пульс учащается при мысли о том, для чего он мог это сделать.

Затем он поднимает меня с земли за ремень. Одна моя туфля слетает, и мне приходится сильно сжать колени вместе, потому что мое тело поет от желания.

Мои руки вытянуты над головой, спина изогнута, выталкивая мою грудь вперед, ожидая в нетерпении еще больше его прикосновений.

И, черт возьми, я такая мокрая, что готова ко всему прямо сейчас.

— Пришло время для мистера Слишком славного парня, — говорит он.

Я поднимаю голову, хмурясь, и пытаюсь немного наклониться вперед, чтобы, спросить, что он планирует делать, но я не могу пошевелиться.

Влад пользуется моей неподвижностью, чтобы провести когтем по моей щеке, вниз по ключице к пупку.

— У тебя прекрасные идеи, и ясно, что тебя не ценят так, как нужно. Но ты притворяешься, что не хочешь, чтобы тебя ценили. Ты заходишь так далеко, что лишаешь себя возможности быть оцененной по достоинству, — продолжает он.

Я тяну узел на запястьях, но это хороший узел и вдобавок плотный. Я дергаю каждым мускулом своего тела, и это движение отбрасывает меня в сторону от него.

Он обхватывает меня массивной рукой за спину, притягивая мое тело ближе к себе, когда наклоняется надо мной.

— Ты думаешь, если ты усложнишь людям задачу любить тебя, а они все равно будут рядом, это, наконец, докажет тебе, что ты достойна любви?

Трудно бороться с желанием уклониться, и оно почти побеждает меня. Я сдуваю волосы с лица. Уверена, что сейчас выражение моего лица какое угодно, только не благодарное.

— Я пытаюсь научиться верить тебе она слово, — признаюсь я. — Это сложно. Я уверена, что потребуется немного практики.

Он целует меня в лоб и приклеивает маленькую блестящую наклейку в виде звезды к моей щеке.

— Знаешь, я передумала. Может быть, они немного слишком покровительственные.

— Может быть, тебе стоит начать с того, чтобы научиться принимать похвалу без возражений.

Я собираюсь расстаться со своим телемедицинским терапевтом. Зачем я хожу на терапию, когда горгулья может прижать меня к земле и заставить выложить весь груз моих проблем?

— Хорошо, я поработаю над тем, чтобы принимать комплименты, тебе не обязательно связывать меня, чтобы это произошло, — говорю я ему, когда он слегка дергает за ремень, на котором я подвешена. Движение головокружительное и странно возбуждающее. Как раз в тот момент, когда я думаю, что моя пизда не может чувствовать себя более нуждающейся…

Влад проводит языком по моей груди, беря сосок в рот, чтобы пососать, что сводит меня с ума.

То, что он прикоснулся ко мне, только еще больше придало мне смелости.

У меня не хватает сил, чтобы вот так закинуть ноги ему на плечи, но большую часть работы он делает сам, раздвигая мои ноги свободной рукой, а затем опускает мое тело, прижимая мое влагалище к своему рту, как деликатес, который ему не терпится попробовать.

Его рот горячий, и он — все, что мне нужно. Он улавливает языком пульс, все еще бьющийся у меня между ног. Я отчаянно требую большего, и он подчиняется, зарываясь ртом между моих бедер, его обжигающий язык чередуется с долгими облизываниями моих складочек и погружением все глубже и глубже внутрь меня. Все это изысканно компенсирует удовольствием и жаром напряжение в моих плечах и руках.

Я громко вскрикиваю, когда кульминация почти ломает меня, а затем он опускает мое тело ниже, чтобы я прижалась к его груди. Путы на моих запястьях ослабевают, и я почти не осознавала, как сильно мне это было нужно. Красные линии уже проступили на моей коже.

Как бы мне ни хотелось поднять глаза и с любовью проследить за морщинками на его лице, мои руки слишком устали, чтобы делать что-либо, кроме как обвиться вокруг его плеч.

— Хорошо, что теперь у нас все в порядке, — бормочу я, уткнувшись в его теплую каменную грудь. — Иначе было бы немного неловко.

Его смех такой тихий, что я едва слышу его из-за ветра на крыше, но я чувствую вибрацию, прижимаясь к его грудной клетке.

Мы задерживаемся на несколько мгновений, наблюдая за проплывающими мимо клочьями облаков. Вид на город, звезды сверху и снизу напоминают мне о том, как мы в последний раз стояли по открытым небом, и он говорил о том, как мы могли бы построить совместную жизнь. Я ловлю себя на том, что поднимаю эту тему, не подумав.

— Влад, если мы собираемся это сделать, нам нужно поговорить о нас с тобой вместе. Я имею в виду работу. Потому что, если ты хочешь продолжать пытаться помочь мне стать какой-нибудь влиятельной карьеристкой… — я замолкаю, потому что даже представить себе не могу, как можно быть такой. Я слишком устала, чтобы даже пытаться сформулировать свою мысль. Я качаю головой. — Это не про меня.

Он отстраняется достаточно, чтобы посмотреть мне в глаза, прикасаясь к щеке с такой нежностью, что я понимаю, что доверяю ему еще до того, как он что-то говорит.

— Гвен. Мне не нужно, чтобы ты была такой. Я просто хочу видеть, как ты занимаешься тем, чем увлечена, и поддерживать тебя таким образом, как тебе это нужно, — говорит он, прежде чем скорчить гримасу самому себе. — Что касается нашего разговора, я думаю, что мое последнее предложение было довольно неудачным.

— Я не думаю, что тебе стоит винить себя за неподходящее время. Или за мою раковину промышленного уровня. Но если твое предложение все еще в силе…

— Мы можем вернуться к этому, если тебе все еще интересно, — усмехается он, задумчиво поглаживая гладкими гранитными ладонями мою спину. Он делает паузу, и пока я гадаю, о чем его мысли, он говорит: — Полагаю, люди спросят, не соблазнила ли меня сирена.

Я смущена, даже несмотря на свою ухмылку. Вот так, последствия моих действий. Я не боюсь их так сильно, как ожидала.

— Были свидетели. Я не думаю, что мы сможем держать это при себе.

— Мне придется сказать им, что она пела мне, и это было очаровательно.

— Ну, это традиция, — краснею я. Я сдерживаюсь, чтобы не извиниться за это. Я не могу, когда ему это так явно понравилось.

— Тогда я должен тебе спаривание по традициям горгулий, — бормочет он.

Я сдерживаю улыбку, но она слишком широкая.

— Я поддерживаю твое предложение. Хм. Когда-нибудь. Когда тебе будет удобно.

Он накрывает своей рубашкой квадратный вентиляционный кожух на крыше и сажает меня туда.

Я не знаю, что это говорит обо мне: раздеться догола здесь, наверху, — прекрасно, дать съесть свою киску на крыше — тоже прекрасно, но то, что он раскладывает свои хрустящие, переглаженные рубашки на пыльном цементе здесь, наверху, как ни в чем не бывало, заставляет меня задуматься, не стоит ли нам заняться этим в помещении. Хотя мы можем снова сломать его кровать. Я надеюсь, что у него в логове есть кровать более прочной конструкции.

Я почти протестую, но вовремя прикусываю язык. Это милый жест, и он заставляет меня чувствовать себя ценной. В глубине моего сознания остался лишь небольшой осадок неуверенности в том, что даже после всего этого мы еще не говорили друг с другом о том, что между нами.

Пока я молчу, он приседает передо мной, и растягивающаяся ткань его брюк едва удерживает его отвердевший член. Мы еще не совсем закончили. Я наблюдаю, как легкая улыбка растягивает его губы, когда он нежно проводит пальцами по моим запястьям, разглаживая линии, которые он на них оставил.