– Я не настолько глуп, чтобы думать, что у меня есть выбор во всём этом, – ответил я и вышел из машины.

Пете не нужно было потенциальное орудие убийства с моими отпечатками пальцев. У него уже была идеальная подстраховка. Она была высокой блондинкой, умной и иногда слишком доброй для своего же блага.

– Твой ключ поможет тебя пройти через ворота, – объяснил Лука, отвлекая меня, прежде чем мои мысли смогли вернуться к тем пяти минутам, которые прокручивались у меня в голове с пятницы. – И через большинство дверей внутри. Теперь все комнаты автоматически запираются, так что держи эту чертову штуковину при себе, иначе тебя запрут на кухне или ещё где-нибудь.

Я молча выслушал его объяснения, пока он подносил свой пропуск к сканеру у двери, затем наклонил голову к сканеру.

– На всех дверях в доме есть функция сканирования лица, – сказал он. – Мы добавим твоё через телефон.

Петя, должно быть, здорово влип, если усилил свою систему безопасности до автоматического сканирования лиц. Я никогда особо не интересовался этим бизнесом, но, по крайней мере, это означало, что мне больше не придется запоминать ежедневно меняющиеся коды ключей.

– Юрий согласился вернуться, чтобы тренировать тебя.

– Правда? Он согласился? – я не смог сдержать сарказма.

Лука бросил на меня раздраженный взгляд через плечо, который почти напугал меня. Раньше его забавлял мой сарказм, в то время как его юмор был откровенно мрачным. Такова особенность детства в подобном месте. Ты должен был принять его силу. Если ты не сможешь смеяться на тьмой, рано или поздно она убьет тебя.

Мы миновали беломраморный вестибюль с большой лестницей и прошли по коридору в гостиную в задней части дома. Луке действительно приходилось сканировать свой пропуск у каждой чертовой двери, и каждая из них захлопывалась за нами.

На долю секунды я подумал, не показать ли этот механизм Корделии, но тут же передумал. Она бы продержалась минут двадцать, прежде чем сходить за чем-нибудь на кухню и застрять там, потому что забыла ключ на столе. Какой бы забывчивой она ни была иногда, я знал, что она всё ещё помнила, как целовала меня. Она была ужасной актрисой и ещё худшей лгуньей. Забыть ключ или телефон – это одно, но забыть, как её зубы скользнули по моей нижней губе?

– Мы достали последние, что у нас были, – Лука указал на две сумки на диване. Одна из них была совершенно новой спортивной сумкой из плотной ткани. Другой была моя старая знакомая сумка fight night. Логотип UFC был поцарапан, а правая ручка потерлась по краям.

Если они рассчитывали на какую-то сентиментальную реакцию, то недооценили меня. На боях они кидали в тебя множеством новых фирменных сумок, кепок и свитеров. Единственная причина, по которой я сохранил эту потрепанную вещь, заключалась в том, что мой дядя ненавидел её. У него было невозмутимое лицо, и он никогда не реагировал на сумку, но его потребность всегда иметь самые большие, лучшие и блестящие игрушки не была секретом.

Просто спросите любую девушку двадцати с чем-то лет, которая в настоящее время была его женой.

Я плюхнулся на диван рядом с сумками и поднял брови, глядя на Луку, всё ещё не считая его достойным настоящего разговора.

– Давай начнем, – вздохнул он. Лука подготовил контрольный список, и мы провели день, просматривая его.

Не разговаривать с Лукой было бы странно, если бы у меня в голове не звучал тихий голосок, напоминающий мне, что он предал меня. Он был причиной, по которой Корделия была в опасности. Какую бы преданность я ни испытывал к нему шесть лет назад, она остыла.

Поэтому я позволил ему тыкать, ощупывать и измерять меня.

Я подписал все бумаги, которые он мне дал.

Я занимался этим весь день, как дешевая проститутка, которой не платят достаточно, чтобы притворяться.

– О боже, – молодой, чистый голос прервал нас на середине настройки расписания тренировок на моём новом телефоне. –       Не хотелось бы видеть тебя здесь, Витя, но я рада тебя видеть.

Я поднял брови, смотря на молодую женщину, стоявшую в дверном проеме, которая всё ещё сжимала дверную ручку. Ей было чуть за двадцать, она была достаточно спортивной, чтобы приносить какую-то пользу, но недостаточно мускулистой, чтобы быть частью охраны на территории. Даже если она выросла на несколько дюймов, а её лицо похудело, грива каштановых вьющихся локонов выдавала её. За последние несколько лет они выросли у неё от плеч до талии.

– Ирина, не сейчас, – простонал Лука точно таким же тоном, который я слышал миллион раз.

Впервые за этот день у меня внутри всё перевернулось.

– Заткнись, тупица, – рявкнула в ответ Ирина. Как всегда. Её щеки надулись, а глаза сузились. На мгновение мы превратились в тупых детей, препирающихся из-за того, кому достанется пульт дистанционного управления.

Ирина шагнула вперед, и воспоминания разлетелись вдребезги. Он был у неё. У Ирины был пистолет.

Я молчал, вздернув подбородок, ожидая, когда она подойдет ближе. Она раскрыла объятия, и я встал и обнял её, потому что, когда кто-то с пистолетом просит обнять, ты не говоришь "нет". Её руки обвились вокруг меня, но её голова едва касалась моего подбородка. Всё ещё крошечная. И у крошечной Ирины был пистолет.

В этом не было никакого смысла, как и во всём остальном.

– Ты прибавил в весе, – задумчиво произнесла она, похлопывая меня по бокам. Это не было оскорблением. Моё тело всегда обсуждалось в этом доме.

– У тебя есть пистолет, – ответил я.

– Странно, как всё меняется, да?

– Кажется, не всегда к лучшему.

Она пожала плечами и отодвинулась от меня, чтобы просмотреть бумаги на столе.

– Так ты действительно вернулся?

– Странно, что всё остается по-прежнему, да?

Лука отодвинул несколько бумаг подальше от Ирины.

– Если вы двое закончили со своей встречей...

– Вообще-то, я ещё не закончила, – Ирина закатила глаза и встала между мной и Лукой, демонстративно глядя только на меня.

– Итак, ты не в колледже. Чем ты занимаешься в эти дни? – спросил я, желая посмотреть, насколько сильно Лука позволит нам помыкать им.

– О, ты знаешь...

– Ирина, нам сегодня ещё многое предстоит сделать, – проворчал он.

– Лука, остынь, мать твою, – прошипела она через плечо.

– Вообще-то, я не знаю, – сказал я, полностью игнорируя Луку.

– Что мы все делаем? Мы работаем на благо семьи.

Тот факт, что она не уточнила, что именно она делала для своего отца, сказал мне больше, чем если бы она придумала какую-нибудь работу. Когда Лука перестал садиться за руль, Петя вовлек своих детей в свой ближний круг.

– Не все из нас, – ответил я сухим тоном, как будто не выуживал информацию. – Я слышала, что Нат выходит замуж.

Ирина закатила на меня глаза.

– Не по любви, а ради семьи.

Ради семьи. Два слова, которые пронзили меня, как удар молнии. К чёрту самообладание. К чёрту прикидываться крутым. Я бросил мрачный взгляд на Луку, который не смотрел мне в глаза. Внезапно он, казалось, очень заинтересовался укладкой бумаг в одну аккуратную стопку.

– Ты серьезно? – спросил я.

– Ты не имеешь права возвращаться и судить нас, – его голос был таким спокойным и собранным, что мои руки автоматически сжались в кулаки по бокам. Если бы Ирина не встала между нами, он бы получил по лицу.

– Не могу поверить, что ты позволяешь ему так поступать с ней, – гребаный брак по договоренности. Петя пару раз шутил по этому поводу, и мы всегда отмахивались. Одно дело было учить нас выступать, как цирковых животных, но теперь он выдавал свою дочь замуж, как какую-то гребаную призовую кобылу. – Она твоя сестра.

– Спустить с небес на землю, Виктор. Я не позволял ему это делать. Он контролирует всех нас. Включая тебя.

Ирина слегка повернулась, ровно настолько, чтобы оказаться вне досягаемости, если в ход всё-таки пойдут кулаки.

Я стоял неподвижно.

– Ты действительно думаешь, что я смог бы остановить его? – Лука вызывающе вздернул подбородок. – Нат симпатичная, но у неё две левые руки, и она бросила учёбу, так и не научившись программировать хотя бы веб-сайт. Для неё это самый лучший вариант. Я убедился, что этот парень не втрое старше её. Я убедился, что она не выходит замуж за гребаного садиста.

– Чёрт, – процедил я сквозь стиснутые зубы.

– С ним всё в порядке, – прошептала Ирина. Она обхватила себя руками и откинулась на стол, сдуваясь. – Он занимается политикой, но слишком консервативен, чтобы быть открытым геем. У Нат будет хороший дом, она заведет собаку, о которой всегда мечтала, и, как бы то ни было, он никогда не поднимет на неё руку.

– Это лучшее, что я мог для неё сделать, – добавил Лука.

Я должен держаться подальше от этого. Я пришел сюда только для того, чтобы делать то, что мне сказали, сколько бы времени я им ни был нужен. Я должен был выполнять приказы только для того, чтобы обеспечить безопасность Корделии. Я не мог вмешиваться ни в какие из их семейных проблем, даже если мысль о том, что Нат выйдет замуж за грязного политика, была для меня как удар кулаком в спину.

У Луки, Ирины и Натальи было будущее, за которое они могли бороться, и все они вели себя так, словно их жизни уже были в опасности. Возможно, так оно и было. Разве я не был хрестоматийным примером неспособности убежать от этой семьи? Хуже того, я не только вернулся, мне было что терять. На кону была не только моя жизнь, если бы я попытался сбежать на этот раз.

Я провел рукой по лицу и позволил себе сделать два вдоха, чтобы обработать всё, что я услышал за последние несколько минут, в герметичный контейнер и задвинуть его на самые задворки своего сознания.

Я должен был сделать то же самое, что и шесть лет назад, и верить, что если они захотят выбраться, то найдут способ сами.

У меня не было никаких стремлений быть чьим-либо спасителем.

Это ничем не отличалось от боя в октагоне. Стоит всего лишь раз отвлечься, и ты уже лежишь на полу, истекая кровью.