Пребывание рядом с такой сильной женщиной в течение нескольких часов прошлой ночью было напоминанием, в котором я нуждалась, что мне не обязательно мириться с Остином и его характером. На самом деле в последнее время я прятала деньги, накопила неплохие сбережения для себя и готовилась уйти от него, если когда-нибудь найду в себе силы сделать это на самом деле.

Если не считать моего пребывания у нее дома, упаковки баночек, трав, маленьких безделушек, моя память была одной большой чистой доской. Не было ничего, что могло бы рассказать мне, как я добралась от нее до Квартала, обратно в свою спальню, и почему я была с ног до головы залита кровью и одета в это странное белое платье.

Я, спотыкаясь, добралась до входной двери, не потрудившись захватить ключи от машины. Во время празднования Марди Гра водить машину было невозможно. Поэтому я решила, что мне придется проделать путь пешком.

Мой дом был красивым, но иногда жить здесь было хлопотно, находясь в самом центре всего этого.

Это было историческое здание, и когда-то оно мне нравилось. Полы в залах были выложены булыжником, а арки с колоннами возвышались вокруг меня, создавая сводчатые потолки, напоминающие о старой французской архитектуре, смешанной тут и там с намеками на испанское влияние.

Я жила здесь еще до того, как мы с Остином начали встречаться, благодаря завещанию моего отца после его смерти. Так что технически, именно Остин должен был уехать.

Залы были пусты, но я слышала грохот музыки, доносившийся со всех сторон. Поднявшись по ближайшей к двери лестнице, я быстро и неуверенно спустилась на два пролета, прежде чем достичь нижнего уровня и остановиться прямо перед главным входом.

Влажность ударила мне в лицо, как и оглушительные звуки музыки и смеха. Это окатило меня тяжелой, знакомой волной, чуть не заставив упасть навзничь.

Френчмен-стрит была забита людьми, в основном туристами, уже пьяными и орущими друг на друга, но были и местные жители. На некоторых были гротескно выглядящие маски, на некоторых — искусственные крылья, длинные красочные платья или сумасшедшие шляпы. У большинства были бусы на шее или разрисованные лица, и все они улыбались.

Наверное, поэтому на мне это нелепое платье, сделала я вывод, снова хватаясь за окровавленную одежду.

Все нарядились для парадов, включая меня, хотя в прошлом году мне не разрешили присутствовать. Еще до того, как мы потеряли Грейси, Остин наговорил мне столько дерьма за то, что я хотела пойти куда-нибудь и отпраздновать со всеми остальными.

Черт возьми, почему, черт возьми, я ничего не могу вспомнить?

Я изучала проходящих мимо людей, надеясь мельком увидеть кого-нибудь из знакомых, а именно своего жениха или бабушку. Черт возьми, я искала людей в нашем маленьком сообществе, которые знали меня с самого рождения и которые помогли бы мне, не задумываясь.

Я знала, что не найду своего Остина среди счастливых лиц. Он ненавидел это время года. Всегда ненавидел.

Он не был уроженцем НОЛЫ, поэтому не понимал здешней культуры. Он вырос в Калифорнии, далеко от этого места и нашего странного образа жизни.

Раньше он потешался надо мной и мирился с моими культурными традициями, закатывая глаза на мои выходки, как он любил их называть, но за последний год он откровенно наказывал меня за них.

Я брела по оживленной улице, и никто не обращал на меня внимания. В такие ночи, как эта, Новый Орлеан был полон странностей и красивых костюмов. Кроме того, большинство людей были слишком пьяны, чтобы обращать на меня внимание.

Практикующие тоже были сегодня вечером — кто-то из настоящих, а кто-то из туристических ведьм, которые извлекли выгоду из культуры Вуду, чтобы заработать деньги.

Настоящих практикующих Вуду было легко распознать, если знать, на что обращать внимание, к чему прислушиваться. Подлинность — это не то, что можно подделать с помощью связки бус и кукол вуду. Кроме того, я выросла с большинством из них. Мы были довольно сплоченным сообществом и заботились друг о друге.

В основном я закатывала глаза, когда туристы таскали с собой кукол из человеческих волос и пакеты с куриными костями. Они понятия не имели, что делают и что искать, но это было, мягко говоря, забавно.

Бабушка Энн любила туристов, потому что они оплачивали ее счета. Но мало кто из них знал, что она была настоящей.

Сезон карнавалов был временем расцвета Нового Орлеана — когда люди со всего мира и из всех слоев общества стекались на наши улицы, просто умоляя быть пораженными и ослепленными тем, что они считали обманом и ловкостью рук.

Они посещали магазины ради заклинаний, трав и кристаллов, но если бы они действительно знали, где искать, или если бы им просто так везло, время от времени можно было бы наткнуться на мамбо, которая сжалилась бы над ними.

Туристы были бесконечно интересны, и я действительно любила это время года. Вы легко могли бы заметить молоденьких студенток колледжа, с широко раскрытыми глазами и нетерпеливыми взглядами, одетых в модную одежду, надеющихся заполучить себе парня-вампира.

Я не узнала никого из людей, проходивших мимо меня, когда пробиралась сквозь толпу. Мимо проходили парады, люди в ярких одеждах играли на музыкальных инструментах и танцевали.

Я искала среди них свою бабушку, зная, что она и некоторые другие старейшины будут отсутствовать сегодня вечером, обслуживая бедняг, которые потратили сотни долларов на безделушки, еду и выпивку.

Мой разум начал расплываться по краям, и лица начали расплываться.

Одна единственная мысль крутилась в моей голове, как бесконечная карусель. Мне нужно найти Остина, прежде чем он поймет, что меня нет дома. Он убьет меня, если я не вернусь.

Теперь это было практически песнопение. Я чувствовала, как это нарастает, острый, пробирающий до костей страх скользил по моему позвоночнику при мысли о том, что он войдет в эту дверь без меня, чтобы поприветствовать его.

И все же я не обернулась. Я не пошла в нашу квартиру, хотя мой разум кричал и бушевал, требуя, чтобы я вернулась к своему жениху.

Вместо этого я в оцепенении побрела дальше по оживленной улице, останавливаясь только для того, чтобы толпа тусовщиков прошла передо мной, дуя в казу, в то время как некоторые из них кувыркались на улице или пьяно прыгали друг на друга. Люди приветствовали их на тротуарах, когда они проходили мимо, поднимая свои бокалы к небу.

Секс, музыка и запах специй витали в воздухе, отчего у меня кружилась голова, вызывая ностальгию по тем дням, когда я могла наслаждаться празднованиями, не чувствуя, что Остин наблюдает за мной и судит меня.

Я скучала по тем дням, когда мой отец был здесь. Когда он сажал меня к себе на плечи и бежал со мной сквозь плотную толпу на парадах. Я бросала в них маленькие завернутые конфетки, как того и хотел Легба. Те дни были теперь так далеко, и я так сильно тосковала по ним, что мои глаза защипало от слез.

Раньше эти улицы были моим убежищем, моей свободой. Теперь они были лишь напоминанием о том, что я потеряла.

Остин ненавидел все в Новом Орлеане, и это заставило меня задуматься, почему он был так рад остаться здесь со мной, даже когда его семья все еще была в Калифорнии.

Конечно, здешняя фирма преуспевала под его руководством, но зачем заставлять себя жить в городе, полном всего и вся, кого он презирал? Включая меня…

Он ненавидел мои убеждения и мое наследие. Ему не нравилось, что моя бабушка забивала мне голову своей ерундой, как он любил это называть. Иногда он просто называл это работой дьявола.

Он и не подозревал, что дьявола в моем мире не существует. Дьявол был концепцией. Сосудом, в котором люди олицетворяли страх перед тем, чего они не понимали. Он был невежественен, полон ненависти и не желал учиться.

На мгновение мои глаза расфокусировались, и перед глазами потемнело. Я качнулась в сторону, шатаясь, пока не зацепилась за фонарный столб. Моя голова казалась слишком легкой, а рот наполнился привкусом чего-то металлического. Вкус был медный, как кровь.

Внезапный крик эхом отдался в моей голове, за ним последовал глухой удар. Затем мое сердце бешено забилось, и это было единственное, что я могла слышать, даже когда стояла в центре шумного парада. Это было похоже на автомобильную аварию.

Что бы это ни было, оно оборвалось в тот момент, когда в моем правом ухе раздался звук казу. Странный сон наяву рассеялся, и я вскрикнула, прижимая руки к груди, когда двое мужчин в черных и белых полосатых пиджаках большого размера пронеслись мимо на двух разноцветных одноколесных велосипедах. От массивных колес летели искры, когда мужчины кружились, а люди смеялись и подбадривали их.

Головокружение заставило меня пошатнуться. Потребность найти Остина была непреодолимой и неотложной. Что-то было не так.

Я снова пошатнулась, разглядывая красочные витрины магазинов и ночные пабы в поисках его блестящих светлых волос или одного из его деловых костюмов. Я все искала и искала его знакомое лицо, но ничего не находила.

Я дошла до конца улицы, где толпа начала редеть, когда это произошло. Это было так, как будто кто-то окунул мою голову в лужу с водой. Шум стих, и время остановилось.

Голос в эфире, сопровождаемый той же самой медленной музыкой, что звучала ранее в моей спальне, был единственным, что я могла слышать. Это было так прекрасно, что моя грудь начала болеть от желания. Это было навязчиво и как-то…знакомо.

Но что там было?

Это было почти так, как будто мне нужно было где-то быть, но я не могла вспомнить где.

Я развернулась и покачнулась, мое платье начало путаться у моих ног. Шум празднования нарастал и затихал, в один момент тихий, а в следующий — громкий.

Я схватилась за голову, когда пришла боль, согнувшись пополам с пронзительным криком, который был заглушен музыкой.